— Ага, Эйнджел. А ты кто?
— А никто. Никто и звать никак.
— Тоже хорошо. Будем знакомы!
Девица отхлебнула еще виски и, не глядя в его сторону, продолжила курить.
— Ты тут проездом?
— Откуда ты знаешь?
— Вижу. Да и я-то сама местная. Кто здесь зависает — те мне знакомы. А тебя я впервые вижу.
— Ну да. Вроде как.
— Твой байк на улице?
— Ага.
— Не похож.
— Но что?
— На байкера.
— А на что похож?
— Мне ты напомнил одного бедолагу-дальнобойщика, что в прошлом году тут рядом на заправке размазал щенка, когда пытался выехать на трассу. В итоге сидел еще с полсуток и кис над бутылкой — почти как ты сейчас.
— Ну, спасибо тебе. В чем-то это так и есть, впрочем. Щенок, я имею в виду.
— Тоже кого-то раздавил случайно?
— Почти что нарочно. Но это неважно. Для ангела ты слишком не осведомлена.
— Я шифруюсь. Так я все про тебя знаю.
— Да ну?
— Еще бы. Знаю, например, что идти тебе отсюда некуда — а на свой мотоцикл ты в таком виде не взгромоздишься. Копы тебя еще до трассы успеют замести.
— И что?
— А то, что бар через час закрывается. Могу с этим помочь. Я живу недалеко.
— Приглашаешь?
— А если и так — ты что, боишься?
— А сама-то ты не боишься?
— Чего — твоей физиономии? Тоже, напугал. Гляди сюда:
Она задрала майку и продемонстрировала ему почти такой же обожжённый как его щека, бок: шрамы, змеясь спускались за пояс джинсов, к бедру, — Мама в детстве любила надевать на меня бальные платьица из синтетической ткани. А я слишком близко подошла к духовке — печеньки посмотреть. Ну и посмотрела. Пока платье снимали — оно уже все потекло и въелось в кожу. Так что ничего нового ты мне не показал, дружок…
Он прижал ее к стене уже на выходе — под тусклым, мотающимся на ветру фонарем. Она закрыла глаза, притянула его к себе — неожиданно сильно. На Клигана пахнуло смесью ароматов: мятной жвачки, виски и застарелого кисловато-терпкого — женского пота. Она была выше и плотнее чем — нет, в пекло!
Целовалась девочка-ангел умело и со знанием дела, не давая ему даже отдышаться. Наконец он оторвался от изучения того, до чего можно было добраться под тесной ее курткой — а добраться можно было почти до всего: неровность ее кожи на месте ожога, уже начинающая полнеть, слега обрюзгшая талия… Но она была теплой, реальной — и доступной. Он хрипло прошептал ей на ухо: «Пошли к тебе» Она едва заметно задела его щеку явно наклеенными ресницами и отстранилась. Потянула за руку. Он послушно пошел за ней. Терять было все равно нечего…
К утру промаявшись несколькими часами беспокойного сна, Клиган оделся и вышел из ее квартиры. Перед уходом бросил на стол несколько купюр — не за любовь, за койку. У старухи вчера у него вышло больше — а насколько было гаже — несравнимо. В рассветном полумраке Эйнджел, мирно сопящая, лежа на животе казалась моложе — и невиннее.
На улице его безжалостно хлестнул ветер — ледяными пощечинами срывая последние остатки сна. Жила она и впрямь недалеко — за пару кварталов от бара. Он дотопал до байка — спасибо, что хоть не угнали… Завел мотор, глянул на темные стекла «Кружки и яблока» и покатил направлению к трассе. В спину ему били холодный потоки воздуха, а когда он, повернув, выехал на хайвей, пришлось встречать этот же самый северный ветер лицом. Ветер — это не так страшно. Лишь бы щенков по пути не попадалось…
========== V ==========
Помнишь, как стонут звоном
Ветви мои в ночи?
Брошена —полутоном
Ты на межи — молчишь.
Ты на межи — отрезан
Собственным страхом злым
Робостью затрапезной
Прячутся в тень стволы.
Думаешь, эта глупость
Завтра тебя спасет?
Ветер по крышам лупит
Путь твой — не занесен.
Путь твой — утонет в скуке,
В серых касаньях дней.
Жив ли — слепой разлукой?
Вздрогнешь по мне — о ней?
Ветви хрупки — морозом
Скованные хрустят.
Песня потухла прозой
В сплетнях и новостях
Я понимаю — страшно
Верить и жить внахлест
Тенью у старой башни
Пленником летних грез
Я отпущу — терзайся,
Если милее мгла.
Вечно с виной лобзайся
Это — твоя игла.
Вмерзну ветвями в небо,
В розовый бархат штор
Большое не жди — не требуй.
Свой разжигай костер.
Санса III
1.
К обеду Санса спустилась молчаливая, с черными кругами под глазами. Никто не задавал ей вопросов, только осторожно смотрели в ее сторону — словно взгляды могли ранить. Она уныло ковыряла в тарелке, ела, но явно без всякого желания. Помогла тете убрать со стола, как обычно, потом подошла к Джону.
— Отвезешь меня в магазин? Пожалуйста? Очень надо…
Кузен изумленно на нее воззрился. Арья уже промыла всем мозги, чтобы не спорили и не приставали. Что произошло точно, никто не знал, но понимали — что-то нехорошее. Нехорошее — и окончательное.
— Ладно. Собирайся. Куда тебе надо?
— В любой супермаркет. Где техника есть.
Они выехали получасом позже. Санса молчала в стекло, прислонившись лбом к окну корвета. Джон вел машину, периодически поглядывая на сестру. Изредка словно собирался ее о чем-то спросить, но так и не решился. Когда доехали до большого здания торгового центра, Санса отстегнулась и бросив на Джона невидящий взгляд, тихо попросила:
— Подождешь меня? Я быстро.
Она вернулась через двадцать минут, с небольшим пакетом в руке.
— Ну все, можем ехать домой.
— И вправду ты быстро. Уверена, что купила все, что нужно?
— Да. Все что нужно. Спасибо…
После этого Санса опять уставилась в окно и не проронила до самого дома больше ни слова. Приехав, забрала свой пакет, коротко кивнула Джону и ушла в свою комнату. Лианна, стоявшая в холле, проводила ее недоумевающим взглядом. Спросила у сына:
— Все хорошо? Как она?
Джон устало помотал головой.
— Почему-то мне кажется, мам, что ничего не хорошо. Вот совершенно. Она как живой труп. Ходит, дышит — но без всякого желания…
