3
После концерта они дождались пока дядя запакует вою драгоценную виолончель и выйдет из закулисного помещения. Они прождали дольше всех. Лианна сказала, что Рейегару нужно было встретиться со всеми родителями учеников, что сидели в оркестре. «В этом, — заметила тетка, — он очень скрупулезен.»
— Ага, если бы он и к нам был бы столь же внимателен, — раздраженно буркнула Арья
— Арья, как тебе не стыдно! — возмутилась Санса, — Дядя и так ради нас выкладывается.
— Ну все же сколько можно ждать. Мы же последние!
Джон с подозрением взглянул на хмурую кузину:
— А ты что, куда-то торопишься, что ли? К чему такая спешка?
— Ничего не тороплюсь. Просто хотела посмотреть одну вещь в компе. Этот телефон и здешняя связь — это какое-то убожество… Тебе то что?
Санса заметила, что отношения у Джона с Арьей словно как-то разладились. Поссорились они, что ли? Ведь раньше Арья только и делала, что таращилась на кузена. А теперь словно черная кошка пробежала… Черная — или бело-рыжая? Уж не из-за этого странного типа Арья потащилась сегодня на концерт? Ну если спросить — она ведь не скажет ни за что… Можно, конечно, будет спросить у Джона…
Размышления Сансы на тему прервало появление ее директрисы с многочисленным семейством. Был там и Гарри. Он весело поглядел на Сансу, словно между ними и не произошло того неприятного разговора, закончившегося пощечиной. След от нее до сих пор слабо виднелся на щеке возле его уха — тремя бледно-розовыми полосками. Гарольд завесился челкой, прежде заправленной за ухо — так что заметно почти не было. Санса уже приготовилась сказать что-нибудь бессмысленно вежливое, чего требовала ситуация, но на ее счастье тут как раз подошел дядя. Ему тут же был вручен увесистый букет темно красных роз. Лианна едва заметно улыбнулась. Оба семейства обменялись соответствующим количеством любезных фраз, после чего разошлись каждое в свою сторону. Пока они шли на парковку, Арья многозначительно толкнула Сансу в бок и спросила:
— Ты знаешь этого типа? Он на тебя так таращился!
— Знаю. Случайно так вышло. Мы с ним познакомились на море.
— Вполне в твоем стиле, — это тебе не Пес. Смазливый блондинчик…
— Боги, Арья! Я давно уже проехала фазу «светлокудрый принц на белом коне» — мне же уже не восемь лет!
— А сдается мне, что не совсем ты ее проехала. Когда дядя наяривал этот бред про Зеленые рукава у тебя даже глаза заблестели… ты же неисправимый романтик, сестрёнка. Казалось бы — жизнь должна была обломать — а ты все веришь в красивые песенки…
— Не верю я ни в какие песенки. Вот в жизнь — верю. А песни — это всего лишь песни. Просто я музыку люблю. Да и ты, по-моему, тоже ей не брезгуешь!
— Я изучаю. Но я не плачу же от всяких глупостей!
— Ой, все. От глупостей ты не плачешь — зато за кулисы зачем-то бегаешь. И вообще — зачем ты пошла на этот концерт — если тебе кажется, что подобные песенки — глупость? Ради чего-то мне неизвестного? Или ради кого-то?
Санса глянула на Арью, но в полутьме длинного коридора, соединяющего театр с подземной парковкой, на нахмуренном лице сестры трудно было прочесть хоть какую-нибудь эмоцию. Просто набычилась, как у нее водится - и все. Никакого намека на то, что Санса попала в цель не было. Впрочем, разговор Арья продолжать тоже не пожелала, ускорив шаг и поравнявшись с теткой, идущей чуть впереди.
Домой они приехали за полночь — Рейегар решил, что раз все семейство в сборе (за Браном послали Джона на минивэне — в корвет его кресло не влезало) то можно и покутить. Они поужинали в одном из крупных ресторанов в центре города — тем более в процессе подготовки к выезду днем вечерней трапезой никто не озаботился. Ужин прошел более чем удачно — всем было весело, не за горами уже были зимние каникулы, — данью началу нового года — от этого в воздухе висело особенно радостное настроение. Санса на время забыла о своих заботах и неприятных мыслях — чем дальше, тем больше ее засасывала общая дружелюбная атмосфера этого странного расширенного семейства. Ее семейства теперь. Сансина душа, скомканная и запихнутая куда-то в глубины самого далёкого из ее внутренних чердаков, начала тихонько шелестя, расправляться, как расправляет свои помятые крылья бабочка, вылезшая из слишком тесного ей кокона — чувствуя тепло, предвкушая новые для нее ощущения.
По приезде домой они долго не могли уложить по кроватям расшалившихся перевозбужденных детей. После того, как этот утомительный процесс закончился, сил уже не оставалось ни на что. Санса залезла в душ, и простояв минут двадцать под горячей водой, только и мечтала о том, как напялить пижаму и улечься, наконец по одеяло. Когда она добралась до кровати и залезла в нее, неожиданно вспомнила, что оставила сумку в коридоре внизу — а в сумке был ее телефон. Боги, она совсем забыла о созвоне — и о Сандоре! Как такое вообще было возможно? Сансу тут же начала мучить совесть, и она как на плаху потащился искать сумку — и злополучный телефон который так некстати выпал из ее памяти.
Хм. На телефоне, естественно, остались три пропущенных звонка и крайне корявый смс — без заглавных букв и знаков препинания. «дозвониться не смог лучше завтра не парься и сама не звони» Санса конечно тут же перезвонила — но никто не подошёл: видимо, он уже был в дороге. Досадуя на себя, Санса написала сообщение: как сможет — прочтет. «Извини пожалуйста, мне так стыдно! Вернулись очень поздно, ужинали в ресторане. А потом укладывали детей. Совершенно забыла про телефон. Перезвони как сможешь — хоть бы и ночью.» Отправила, потом, спохватившись вдогонку послала еще один: «Скучаю страшно, люблю»
Это все только слова. А на деле — на полсуток она вообще забыла про всю эту историю. Признаваться в этом Санса не хотела — но в глубине души уже начали накатывать волны самотерзаний на эту тему, самовопрошаний, и жесткого беспощадного анализа — словно чьей-то неосторожной рукой был запущен какой-то, не подвластный ее собственному контролю процесс.
Что происходило? Неужели, как сама она и опасалась, эта любовь начала ее оставлять, вытесняться более живыми и приятными впечатлениями? Чего же тогда все это стоило — если спустя неделю после расставания она уже теряет не только ощущение связи, но и потребность ее поддерживать? А что же будет через месяц? Через полгода? Санса закрыла лицо руками. Стоило поплакать, но слез почему-то не было. Тогда она погасила свет и долго сидела в темноте, ожидая, что мысли наконец оставят ее и захочется спать. Когда же этого так и не случилось, она улеглась в кровать и до трех ночи лежала, глядя сухими воспаленными глазами в потолок. Было и прошло. Проходит… Уходит…
Вся ее реальность— лежала теперь не позади — белела неизвестностью впереди. От ощущения разрыва с прошлым ей было мучительно больно и столь же мучительно стыдно — но в глубине продолжала копошиться предательская мысль: «Он сам этого захотел, сам оставил тебя». А если сам оставил — значит, мысленно был готов к этому варианту. Может, даже хотел, чтобы оно случилось так. И от этого на душе становилось еще гаже.
Запутавшись во всех этих мятежных и смутных мыслях, Санса таки провалилась в забытье уже под утро — как в тяжелый омут, сдавливающий ей плечи — без проблесков надежды, без сновидений, утягивающий ее как сквозь черную дыру в новое, неизвестное пока пространство.