— Какого Иного ты себе возомнил!
Гарри удрученно почесал щеку.
— Ну, должен же я был попробовать! Особенно после всех этих теткиных россказней про твои приключения: тайные браки, взрослых любовников и так далее. Но я же вижу, что все это вздор. Масть ты поменяла — по моему совету, что ли? Тебе идет, кстати, но вот суть осталась прежней. Слушай, может тебе, это… вообще мужики не нравятся, а? Это бы многое объяснило…
— Вот мужчины то как раз мне нравятся. Да только ты не мужчина… Прощай!
Санса развернулась и зашла обратно в комнату. Легко сбежала со ступенек, отыскала своих в очереди — они как раз подбирались к прилавку.
— Привет! Ну и развлеченьице. Лучше я бы пошел с мамой за кулисы. Десять минут стоять ради того, чтобы Эйк через три секунды сказал, что ему невкусно, а Рикон- заляпал бы выходную рубашку. Вот увидишь… ты будешь что-нибудь?
— Только кофе, спасибо.
Они купили детям по мороженому и отошли в сторону. Все случилось до смешного согласно тому плану, что обрисовал прежде Джон. Рикон тотчас же ляпнул шоколадным мороженым на белую рубашку. Эйк правда доел до середины рожка, прежде чем сморщиться и заявить, что больше он не может. Джон со вздохом забрал у брата недоеденное мороженое и за два укуса съел его сам.
— Вот с ним всегда так. Сначала загорается, потом не ест. Среди этих трех только у Рейеллы есть какой-то здравый смысл. Она хоть делает все аккуратно и доводит дело до конца. Вот бы все трое были девочками…
Рикон недовольно покосился на Джона и пробурчал с набитым ртом:
— Хоть бы ты сам был девочкой! Вот бы мама радовалась! Было бы кому ей помогать — чтобы не только Санса…
-То я и так не помогаю! Вот вожусь с вами тремя… А потом девочка девочке рознь.
Глянь на свою сестру — да не эту!
Рикон наконец проглотил мороженое и критически оглядел сначала Джона, потом Сансу.
— Не, если бы ты был девочкой, ты был бы послушным — как Санса. Хорошо бы учился, все бы делал правильно… А вот я если родился девчонкой, был бы круче Арьи!
Джон фыркнул и потрепал Рикона по рыжей голове:
— Знаешь что, пока ты не превратился в девочку, пойдем-ка я тебя сведу в ванную — в таком виде нельзя возвращаться в зал. Санса, вы идите уже. Не ждите нас…
Санса повела близнецов через толпу обратно на прежние места. Тетка и Арья еще не вернулись. Усадив детей и дав обеспокоенной Рейелле карманное зеркальце — проверить на предмет «усов » от фисташкового мороженого — Санса взглянула на свой телефон. Ничего. Где он теперь, ее настоящий мужчина? Катит себе в неизвестном направлении — от нее подальше… А ей остаются такие как Гарри. Или как Зяблик… Санса, поразмыслив, решила, что все-таки Зяблик лучше. С ним хоть поговорить можно…
Меж тем свет начал гаснуть, а музыканты — возвращаться на сцену. Зал переполнился звуками настраивающихся инструментов. Почти одновременно пришли Лианна с Арьей и Джон с Риконом. Пятно от мороженого было заботливо застирано.
Тетя его все равно заметила и недовольно взглянула на Рикона:
— Да что же такое! В следующий раз тебе мороженого не купим.
— Нет, в следующий раз я возьму ванильное, — его не видно на белом…
Санса взглянула на Арью. Та стояла с невинным видом и что-то строчила в телефоне. Санса покрутил головой. Не человек — загадка. Ну ничего, она потом у нее спросит.
Второе действие было еще ярче. Ближе к концу одна за другой исполнялись любимые всеми песни. Были тут и заслушанные Сансой в свое время до дыр баллады о прекрасных девах и их возлюбленных, и пара неизвестных ей христианских гимнов и даже дурацкая песня о медведе. Последней музыканты заиграли длинную романеску, по легенде написанную древним королем для своей возлюбленной. Санса слушала незатейливую, но приятную мелодию и пыталась вспомнить слова. У них там все как-то не складывалось: у короля и его невесты. То ли он плохо за ней ухаживал, то ли она его не любила. Текст у песни грустный. А в жизни кончилось и еще хуже. Королевой она таки стала, но ненадолго. Ее обвинили в измене — и обезглавили. А песня осталась — щемящая и полная надежд и ожиданий. Вот тебе и настоящие мужчины…
Она посмотрела на дядю — тот играл, прикрыв глаза и не глядя в ноты, лежащие перед ним. Пряди длинных белых волос выбились из «хвоста » и теперь висели вдоль щек, почти мешая музыканту играть. Санса подумала, что совершенно неясно, исходный ли у дяди цвет волос — или он уже поседел? Все же ему было уже здорово за сорок. А вернее сказать — под пятьдесят. Если бы его дети от первого брака не погибли в аварии — им бы сейчас было около тридцати… Рейегар никогда не говорил об этом. В доме не было ни фотографий, ни свидетельств о том, что когда-то тут жила другая семья. Надо бы спросить у Арьи.
Санса поглядела на сестру — опять она со своим телефоном играется? Нет, сидит, слушает, смотрит на сцену. Уже неплохо. Она перевела взгляд на тетку — та слегка покачивала головой в такт мелодии и, улыбаясь, взирала на мужа. Рука лежит на животе — там, где еще ничего не заметно, но уже растет новая, созданная этими двумя до невозможности разными, непохожими друг на друга людьми. Все же иногда оно того стоит. Даже когда сбывается не все и не так, как хотелось изначально. Иногда важен процесс, не только результат. Санса бросила короткий взгляд на Джона. Он спокойно смотрел на сцену, думал о чем-то своем, потом перевел взгляд на мать и улыбнулся. Каким бы он был, если его воспитал не приемный, а родной отец? Менее спокойным? Менее сдержанным? Более страстным? Тянуло бы его на женщин и алкоголь как Роберта?
Иногда наше знание разрушает нас. Пока он верит, что отец его Рейегар, то и ведет себя соответствующе. Никакой он не Баратеон. Он Таргариен до мозга костей — потому что всегда знал это. И впервые Санса задумалась, а каково все эти годы было дяде — с этой тайной? Со знанием того, что он растит не своего сына? Это ей никто никогда не расскажет — да и не надо. Лишь бы у них все было хорошо — у всех. Сансе было жаль Роберта — но кто, спрашивается, мешал ему сделать то же, что сделал Рейегар? Жить спокойно, попытаться ну хоть не полюбить, но хоть узнать свою супругу? Нет же, он предпочел страдать!
Санса вдруг поняла, что ей безумно надоело смотреть, как некоторые, назло себе и окружающим лезут грудью на меч — во имя каких-то там высших целей и далеко идущих планов. Почему просто нельзя успокоиться — и взять то, что тебе предложила жизнь -особенно если это что-то хорошее? Времени всегда так мало — неужели все благие намерения стоят того, чтобы кидаться вот этими радостями существования? Есть шанс, что больше тебе ничего такого не предложат — жизнь обидчива и злопамятна: если ее дар отвергают, скорее всего второго она уже не даст. И останется только вечно сожалеть о прошлом, запивать эту тоску, зарывать ее в песок времени, пока он не поглотит тебя самого…
Но мы не учимся на чужих ошибках. Мы не учимся даже на своих. Вот она, сидит и слушает музыку — согретая теплом этой новой семьи. Ей хорошо — и вместе с тем она бы все отдала, чтобы быть сейчас не тут, рядом с братьями и сестрой, а катить в неизвестность рядом с мужчиной, который, фактически отказался от нее. Это что-то изменило в ее чувствах? Нет, только сделало их сильнее и отчаяннее. Ей бы расслабиться и наслаждаться вновь обретенной семьей — а она жалеет о прошлом и из-за этого пропускает настоящее, а, возможно, и будущее. Могла ли Санса чувствовать иначе? Нет. Оставалось лишь надеяться на время и его целительную силу. Кого-то оно все же вылечило. Значит, и у нее есть шанс. Санса посмотрела на тетку. Должна же она во что-то верить? Видеть, что есть все же истории, в которых короли не отправляют на плаху своих королев, а живут с ними долго и счастливо. Или хотя бы пытаются, шаг за шагом, глядя один другой в глаза, вновь и вновь на каждом повороте жизни выбирая друг друга.
