— Тебе прежде всего. Да и мне…

— Ну тогда я рада, что тебе угодила… Потому что мне от этого пока не лучше. Он меня почти ничего не осталось. Все улетело в прошлое. Туда, где мы вместе.

— Пташка, мне пора ехать. Прости.

— Ты позвонишь завтра?

— А надо?

— Сандор, пожалуйста! Ну хоть этого меня не лишай! Пожалуйста…

— Хорошо я позвоню в это же время. Наверное, я уже буду возле столицы, если буду ехать в том же темпе…

— Я буду ждать…

— Лучше не надо. Живи, Пташка! Не надо сидеть у телефона. Иначе во всем этом нашем расставании не будет ни капли смысла…

— Ее и так нет. Ни капли. Море боли, океан одиночества — и никакого смысла…

— Плыви вперед. Авось найдется…

— Хорошо. Я попробую…но ты звони. Это мой островок надежды…

— я же сказал. Позвоню. Спокойной ночи, Пташка…

— Я люблю тебя…

— Пока!

И он отключил связь. Санса быстренько нажала нужные кнопки на экране, занося в телефон его номер. Теперь хотя бы это будет не односторонняя связь. Если он забудет — она сможет сама ему позвонить…

Спать расхотелось. Сейчас бы всласть порыдать в подушку — но слез не было. Санса встала, подошла к окну. Там все так же тихо падал снег, как ни в чем не бывало. Словно злой мятеж бушевал только у нее внутри. Санса посмотрела вниз. Возле двери неподвижно стояла высокая фигура — ветер чуть заметно шевелил дяде волосы — длинные, сейчас не собранные в хвост, как обычно. Рядом с ним топтались две его борзые —Луна и Солнце. Во время ужина они предпочитали отлеживаться в его кабинете подальше от неуемных детских щенков. Санса простояла еще с минуту глядя на то как грациозные собаки лениво ходят по двору, обнюхивая свежевыпавший снег. Рейегар прошел от двери к дороге, оставляя за собой цепочку четко проложенных следов. Санса отошла от окна.

В дверь тихонько постучали. Нет, только не сейчас. Надеясь, что это не Джон и не тетя, Санса молча открыла дверь. На пороге стоял Рикон, уже в пижаме, держа в руках плюшевую синюю кошку.

— Я вот тут подумал… Это мне мама прислала. Тебе нужнее сегодня…

Санса присела на корточки перед братом и улыбнулась, обняв его. Этого кота они покупали вместе, прошлой весной. Мама еще сомневалась — кошку или собаку… Ну, щенок у него теперь есть. Он всегда мечтал об этом… щенок есть, даже этот глупый плюшевый кот сохранился…, а мамы — нет…

— Спасибо, родной. Ты уверен?

— Ну конечно! И потом — у меня же есть Лохматик. А у тебя никого. Спокойной ночи, Санса. Пойду, а то мама — то есть тетя — хватится… Я уже должен спать. Бран укатил в ванную — а я решил вот…

— Спасибо. Я очень ценю. Ну беги, а то холодно!

— Ага! До завтра!

Он неловко чмокнул ее, оставляя мокрое пятнышко на щеке, и, сверкая голыми пятками, сбежал по ступенькам. Санса посмотрела на дурацкого кота. Ну все что-то… Она закрыла дверь и без сил шлепнулась на узкую кровать. Погасила свет. В темноте разделась и скользнула под одеяло. Кровать была как ледяной гроб. Санса уткнулась в подушку, обнимая себя руками. Хорошо, что она все же оставила его рубашку. Хоть кусочек от того, что у них было. В темноте пришли слезы — бесконечные, выматывающие душу и не приносящие облегчения. Санса вытиралась рукавом, хлюпая носом и пытаясь прочувствовать хотя бы его запах от тонкой ткани. Но все было тщетно — рубашка пахла ей самой и еще тем противным запахом, что вечно бывает в самолетах. Все уходило, просачиваясь межу пальцами — как вода… Так она и задремала — в слезах, вцепившись в собственные слишком длинные манжеты и в синего безмятежно улыбающегося в усы кота.

========== III ==========

Now I’ve heard there was a secret chord

That David played, and it pleased the Lord

But you don’t really care for music, do you?

It goes like this

The fourth, the fifth

The minor fall, the major lift

The baffled king composing Hallelujah

Hallelujah

Hallelujah

Hallelujah

Hallelujah

Your faith was strong but you needed proof

You saw her bathing on the roof

Her beauty and the moonlight overthrew you

She tied you to a kitchen chair

She broke your throne, and she cut your hair

And from your lips she drew the Hallelujah

Hallelujah, Hallelujah

Hallelujah, Hallelujah

Maybe there’s a God above

But all I’ve ever learned from love

Was how to shoot somebody who outdrew ya

And it’s not a cry that you hear at night

It’s not somebody who’s seen the light

It’s a cold and it’s a broken Hallelujah

Baby I have been here before

I know this room, I’ve walked this floor

I used to live alone before I knew you.

I’ve seen your flag on the marble arch

Love is not a victory march

It’s a cold and it’s a broken Hallelujah

There was a time you let me know

What’s really going on below

But now you never show it to me, do you?

And remember when I moved in you

The holy dove was moving too

And every breath we drew was Hallelujah

I did my best, it wasn’t much

I couldn’t feel, so I tried to touch

I’ve told the truth, I didn’t come to fool you

And even though it all went wrong

I’ll stand before the Lord of Song

With nothing on my tongue but

Hallelujah

Leonard Cohen

Hallelujah

Сандор

1.

Он гнал машину вперед, пока были силы. Пока было время, пока был свет. Потом свет исчез, и осталось только белое мерцание снега в свете редких фонарей вдоль трассы. Сил тоже не было — но навскидку выяснилось, что ресурсы еще имеются: где-то там, на грани безумия и тотального самоотречения. Пока он может — будет ехать. Если между ними ляжет полотно миль, возможно, идиотские мысли о том, как он на ближайшем съезде с трассы меняет направление и едет обратно скулить под ее дверь — наконец уберутся из его головы?

Сандор выкрутил радио погромче и закурил. Он уже высмолил целую пачку, затоварился уже своей маркой сигарет на бензоколонке и теперь поздравил себя с почином и с возвращением на круги своя. А что ему, собственно, не курить? В машине он один. Никому не мешает. Правда, машина была съемной, но при заполнении бумаг на вопрос о том, курит ли он, Сандор честно ответил «да», поэтому они там, как минимум, предупреждены.

Дворники мерзко скребли по стеклу, без толку размазывая сухой снег и черную копоть, налипшую за время пути на основание лобового стекла. Сандор с досадой нажал на слишком тугую кнопку подачи жидкости на переднее окно. Да и на заднее не помешает — тоже все в грязных брызгах и соляных разводах. Он затушил сигарету и, открыв окно, выбросил туда мятый бычок. Сандор всегда избегал скопления окурков в пепельнице: одно дело курить, другое — смотреть на кучку этих жадных червяков, таращащихся на него безглазыми своими обрубками белого фильтра, уже прожжённого и запятнанного процессом втягивания в легкие всего этого сигаретного дерьма. Сожалений с него и так хватает.