— Давай без пафоса. Вставай. Дел сегодня до хрена. И нам предстоит разговор с товарищами внизу, помнишь? А то ты так рвалась меня спасать давеча…
— Ой, я забыла, да! Надо вставать, конечно. Тем более, очень есть хочется…
— Уверен, это тебя стимулирует больше, чем миссия спасения. При мысли о завтраке вон как ты подскочила!
— Нет, ты определенно повышенной мерзкости сегодня. Да что такое?
Сандор усмехнулся. Пусть лучше возмущается, чем выпытывает, что у него на душе. Пташка в этом смысле была совершенно подобна Серсее Ланнистер — по большей части видела его насквозь. Что сейчас было совсем некстати — а то еще разнюнится опять. А сейчас она вон какая бодрая, боевая. Это, видать, промывка желудка так подействовала… Все проблемы с пищеварением отлично прочищают мозги — надо будет взять на заметку…
— Пташка, не заговаривай мне зубы. Ты встанешь, или тебя оттуда тащить, как морковку?
— Сам ты морковка. Я уже сменила масть, помнишь?
— Ага. А покинутая масть, похоже, тебя нашла и уже догоняет. Ты уже не черная — ты каштановая. А скоро опять безнадежно порыжеешь… ну это, впрочем, и неважно. Скоро ты будешь в безопасности — под теткиным крылом…
— Хм.
Она нахмурилась и, выскользнув из кровати, потащилась в ванную — изучать свои линяющие волосы. Вот уж воистину, захочешь поднять женщину с постели — скажи ей что угодно по поводу внешности! Вскочит как ошпаренная…
— А ты знаешь, тетя тоже впала в депрессию от известия от смерти Роберта, — сказала Пташка, намазывая зубную пасту на щетку.
— Чего это?
— Ну как. Ты видел же фотографию в компьютере у Роберта. Они же были близки до ее замужества — насколько уж — я не знаю. А потом она его послала — вроде как. И вышла замуж за дядю Рейегара, очень скоропостижно так.
— И потом вскоре у них родился ребенок, да?
— Да. Джон… боги, не хочешь же ты сказать…
Пташка даже уронила зубную щетку в раковину.
— Ну не может такого быть. Зачем тогда… Но и вправду: у Джона — у единственного — волосы темные, а глаза серые, как у Старков. Как у моего отца. Я всегда думала — это он пошел в тетю. Но у других у двоих волосы светлые, как у всех Таргариенов… Матерь всеблагая… Неужели Джон — сын Роберта? Но почему они не поженились? Они же были помолвлены… Ничего не понимаю…
Сандор вспомнил тирады Ланнистера на крыльце — заходы, что касались его собственного сходства с Робертом — и предпочел не отвечать на звенящие вопросы Пташки.
— Этого я не могу тебе сказать. Я не настолько близко знаком с твоим семейством. Может, просто поссорились. Или, может, Роберт не хотел этого ребенка, а?
— Не думаю. Скорее всего, он даже и не знал.
— Не знал, но догадаться мог. Или просто банально просчитал. А может это все домыслы, и она действительно влюбилась в этого Таргариена — а потом и залетела в процессе. Иной раз так башку сносит — сама же знаешь… Тогда как раз все понятно…
— Да, это скорее походит на правду. И мы этого не узнаем — истину знает только сама тетя. Но не буду же я ее об этом спрашивать! Это совсем неудобно. Разве что она сама захочет поделиться…
— Ну, это вряд ли.
— Тогда и ладно. Хотя, конечно, странно все это. У каждого есть скелеты в шкафу…
— Пусть себе там и остаются. Иной раз скелетам уютнее в шкафу. А то снаружи ветер дует — и каждый норовит тебе пересчитать все кости — а кое-кто даже и потрогать…
— Кого — кости?
— Ага. Закачивай чистить зубы — пойдем будить этих двух голубков внизу…
Санса хихикнула.
— Как думаешь, может у них что-то получиться?
— Думаю, все возможно. Они оба такие нелепые — почему бы и нет. Если только Серсея не станет встревать. А может, даже наоборот — когда кто-то встревает — всегда хочется сделать наперекор… Ланнистер, по-моему, как раз к этой породе относится…
— Ну нет. Он просто делает, что ему хочется. Или что ему можется…
— Пташка — великий знаток человеческих характеров. Когда ты успела так в этом поднатореть, а?
— Пока сидела в углу и наблюдала. Это очень образовывает…
— Помню я тебя в углу. Такая рыжая птичка с затравленным взглядом. Ты не производила впечатление счастливого наблюдателя…
— А кто тебе сказал, что наблюдатель обязательно счастлив? Когда ты счастлив — ты никого не замечаешь…
— Это верно. У меня даже внутренние часы отключаются, когда я с тобой…
— Получается — ты со мной счастлив?
— Да. И нет. Все вместе… Все очень. Слишком много — и того и другого…
Они спустились вниз. Картина, что обнаружилась в гостиной, завораживала. Сандор недоумевающе глядел на узкий кожаный диван, на котором, вцепившись друг в друга, спали Джейме и Бриенна. И какого Иного они не пошли к ней в спальню? Боялись, что ли, чрезмерного интима? Тут они спали одетые — хотя рубашка Бриенны оказалась расстегнутой почти наполовину. А Ланнистер вообще оказался в майке — хотя вчера, когда он задрых на этом диване, Сандор был готов поклясться, что на нем было как минимум два слоя одежды. Ну да, вон свитер на полу валяется. Пташка едва слышно вздохнула.
— Ты чего? — спросил он шепотом.
— Так хорошо…
— Да куда уж лучше. Только не плачь…
— С чего мне плакать?
— Ну, ты такая чувствительная, а они такие, как это…
— Трогательные?
— Ага. Как котята в корзинке с розовым бантиком…
— Вот дурак-то ты. Мне они напомнили, как это было у нас…
— У нас было иначе. Не помню, чтобы мы втискивались на дурацкий узкий диван…
— А помнишь, ну, в твоей комнате? В тот самый день рожденья…
— А, да. Было дело. Хотя я был сильно тогда датый. Но что-то припоминаю… Ты тоже — как она — все рвалась уйти. А в итоге — сама осталась…
— Я не могла уйти. Я вообще от тебя не могу уйти. У меня от этого внутри все словно замирает — и грозится разорваться…
— Боги, Пташка, ты неисправима. Кто будет их будить?
— Давай я. А то ты такой мерзкенький…
— Ну да — что может быть проще — окатить их водой — и ладно. Живо проснутся…
— Тебя-то водой никто не окатывал… А может, и стоило бы.
