Санса уныло побрела к конюшням, томимая самыми нехорошими предчувствиями. В конюшне было полутемно и пахло сеном и животными. Санса чихнула. Служащий нервно осведомился, нет ли у нее, случаем, аллергии на лошадей? Нет, аллергии у Сансы не было. Был только панический ужас, всего-то. Служащий успокаивал ее, уверяя, что ей сейчас подберут самую смирную лошадь. Он по пути бросил ей перчатки и защитный шлем и вывел на свет божий среднего размера палевую лошадку, на вид довольно смирную.

Санса боязливо погладила лошадь по шелковистому боку.

— Она не будет кусаться?

— Да нет, что вы. Рона у нас мухи не обидит. Она сама вас боится. Когда будете проезжать лесом, возле деревьев не спешите, она может испугаться. Она в юности повредила ногу об корень, вот и шарахается теперь. И для забегов больше не годится. А тут народ катать — в самый раз.

Санса с жалостью поглядела на чудесное животное, которое косилось на нее карим, блестящим глазом из-под светлой челки. Она взяла лошадь под уздцы и вывела ее из конюшни. Почти у входа лошадка вдруг занервничала и подала вправо, проходя последнее стойло, где стоял чудовищного размера черный, как смоль, жеребец, злобно раздувающий ноздри.

— А это что за чудовище?

— О, это наш Неведомый. Он у нас диковат, редко кого к себе подпускает. Нам его было сдали на перевоспитание, да хозяин в прошлом году скоропостижно скончался. А вдова продала его нам.

— И как, перевоспитывается?

— Потихоньку. По крайней мере, кусается уже через раз. Его редко выгуливают — из-за норова, вот он и грустит.

Непохоже было, чтобы жеребец грустил. Он запрядал ушами и зафыркал, словно чувствуя, что говорят о нем. Санса спешно увела свою кобылку подальше от опасного зверя.

На улице служащий помог ей влезть в седло. Было страшно, но лучше, чем она предполагала. Есть шанс, что она хотя бы не свалится тут, у конюшен. Тело само отрабатывало знакомый навык, руки знали, что делать. Санса рискнула выпрямиться в седле и тут же почувствовала себя увереннее.

Неподалеку гарцевала Серсея на своем белом Джокере, а Мирцелла кормила свою серую Искру яблоком, терпеливо дожидаясь, когда пухленького Томмена запихнут в шлем и усадят на пони. Бонна осталась дома, и сестра приглядывала за младшим. Джофф с приятелем позировали фотографу на ближнем лужке. Бейлишу, выбравшему рыжую поджарую кобылку, подправляли слишком длинные стремена, Пес куда-то исчез.

Наконец все приготовления были закончены. Томмена усадили на пони, и вся процессия тронулась. Санса старалась держаться подальше от Джоффри, и вскоре оказалась в самом конце. Дети, поначалу тащившиеся рядом с ней, осмелели и ускакали в авангард, к матери. Собственно, вся тревога была за Томмена, Мирцелла же держалась в седле, как прирожденная амазонка. Санса не решилась на подвиги и тихонько, рысцой, не дергая лишний раз пугливую кобылу, ехала, слегка отставая от всех.

Пес так и не появился. Может, он вообще не умеет ездить верхом? В конце концов он телохранитель, а не каскадер. Да и верховая езда, бывшая неизбежной потребностью раньше, теперь превратилась в способ убить скуку для богатых.

Денек меж тем разгуливался. Солнце уже не висело в мутном мареве, а начинало иногда вылезать из-за туч.

Парило очень прилично. Кавалькада впереди весело перекрикивалась, о чем — Санса не понимала. Она продолжала тащиться медленнее всех и постепенно отставала все больше. Мерная поступь лошади усыпляла плохо выспавшуюся Сансу, она почти клевала носом. Ток, ток, ток — дурацкое солнце — хочется прикрыть глаза. Боги, как же хочется спать! Санса почувствовала, что из ослабевших рук выпала уздечка, и резко открыла глаза.

Солнце светило из-за деревьев. Лошадь, потерявшая управление, занесла ее в какой-то лес. Сонливость как рукой сняло. Санса начала судорожно оглядываться.

Не могла она заехать далеко, лошадь шла так медленно, да и задремала Санса буквально на пару минут. Или не на пару? Конца леса было не видно, а слезать Санса боялась: а ну как не сможет потом залезть обратно?

Так, спокойно, телефон! Санса пошарила по узким карманам бриджей, одновременно осознавая, что телефон спокойно лежит себе на втором этаже особняка, на кровати у Серсеи, в заднем кармане джинсов. Видимо, придется слезть.

Санса решила все же проехать чуть дальше, туда, где среди старых шелковиц, усыпавших всю землю вокруг черными пятнами раздавленных ягод, виднелся просвет. Может, там кончался лес, или была просека, или тропинка, что выведет незадачливую Сансу обратно на поле?

Санса легким движением направила лошадь к просвету. Пара секунд — и она выехала на освещенную полуденным солнцем уютную полянку. Санса отодвинула кленовую ветку, и тут все завертелось в бешеном темпе, словно кино поставили на перемотку.

С ветки слетела крупная птица, вроде сойки. Хлопая крыльями и возмущенно крича, она пролетела низко, прямо под носом у остолбеневшей Сансы. Лошадь шарахнулась, испуганная резким звуком и хлопаньем крыльев возле самых ее ушей, встала на дыбы, сбросила Сансу на землю и моментально ускакала в чащу, скрывшись из виду.

Санса лежала на спине, не понимая, что именно произошло. При падении она здорово треснулась попой о кленовый корень, судя по ощущениям, чуть выше копчика — справа уже распухала огромная гематома. Похоже, бриджи она порвала, и теперь сзади, между узким поясом и правой штаниной — там, где обычно бывает задний карман, зияла прореха. К тому же, почему-то саднило лицо — Санса ощупала правую щеку и почувствовала на пальцах что-то липкое. Кровь? От крови на руке Сансу слегка замутило, и она резко сглотнула и села, прислонившись здоровым боком к стволу клена.

Дыши ровно, не паникуй. На лице просто царапина. Сюда бы Арью.

Санса всегда завидовала здоровой толстокожей непробиваемости сестренки. От разбитых в детстве коленок Санса рыдала до тех пор, пока не садился голос — по большей части не от боли, а от обиды и отвращения, которое вызывал у нее вид собственного изорванного мяса. Арья налепляла ей на раны подорожник, чтобы Санса могла спокойно дойти до дома. Сама Санса была не в силах прикоснуться к ранке, не то чтобы промыть ее или налепить заботливо положенный матерью в бардачок велосипеда пластырь. Мама, прежде чем отлеплять подорожник и обрабатывать коленку, нахлобучивала Сансе на голову собственную соломенную шляпу, в которой работала в саду. Санса сквозь дырочки в плетении шляпы, подглядывала одним глазком, как ловко, не морщась, мать промывала под струей воды разодранную коленку дочери, вычищая из ранки камешки и грязь. Через дырочки в шляпе смотреть было не так страшно и даже почти забавно — словно это была игра в волшебный ящик — посмотри в дырочку и догадайся, что за предмет лежит в темной коробке.

Что же лежало в коробке на этот раз? Похоже, Санса опять влипла. Надо было подниматься и идти искать. Лошадь, тропу или, на крайний случай, каких-нибудь людей с телефоном, с которого она бы могла позвонить тетке.

Санса, проклиная себя за то, что никогда не ходила гулять в здешние леса (пару раз ее звали с собой Мирцелла и Томмен, которые каждый день в сопровождении бонны совершали положенный моцион в разных направлениях вокруг усадьбы), потащилась наугад в ту сторону, которая показалась ей светлее других. Поле должно было быть справа.

Санса не прошла и десяти минут, как очутилась на уютной полянке, размером меньшей, чем та, первая. Здесь, на пригорке, на поваленном дереве, сидели двое людей. Мужчина неопределенных лет и парень лет двадцати пяти. Санса облегченно выдохнула и поспешила к ним.

— Здравствуйте, извините, не могли бы вы одолжить мне телефон? У меня понесла лошадь, я упала, упустила лошадь и, кажется, потерялась. Вы не беспокойтесь, я только позвоню своей тете, быстро.

Люди воззрились на нее, словно Санса была привидением. Посмотрели друг на друга. Потом младший, откашлявшись, сказал:

— Да нет у нас никакого телефона. Но мы поможем тебе выйти из леса, бедолажка. Садись рядом. У тебя кровь на лице. Погоди, у меня есть бутылка с водой — надо промыть рану, а то она капает на твою красивую блузку. Конюшни тут недалеко, за полем. Сейчас посидим чуть-чуть и отведем тебя туда.