Когда Санса была маленькая, она вместе со своими подругами-соседками, что составляли основу женского общества от пяти до восьми лет в загородном поселке, где была их летняя резиденция, совершенно заболела так называемыми «секретиками». Все лето они упорно собирали осколки битых бутылок – к ужасу матерей – приходили домой с грязными, вечно порезанными пальцами – даже страх Сансы перед ранениями не мог ее остановить. Они, как белки, копали в укромных любимых местах в лесу ямки – заполняя их бумажками, картинками, всякими тряпочками и прочими мелкими сокровищами, которые переплетали с засушенными цветами и листьями. Получалась мини-композиции - каждая из них составляла эти странные картинки согласно собственному вкусу и предпочтениям. Сверху все это закрывалось стеклышком – превыше всего ценились цветные, но они, увы, попадались нечасто, а самой Сансе как раз больше нравились прозрачные. Она отмывала их до блеска, тайком таская у матери соду и крупную соль из кухни – и создавала свои шедевры - гнездами памяти о том далеком лете. Она даже отрезала кусочек от своей любимой шелковой праздничной юбки для особенно нежной композиции с маминым бисером, утащенном из шкатулки с пуговицами, и тремя розочками шиповника – двумя душистыми белыми и одной пушистой, темно-розовой, выпрошенной у пожилого ворчуна-соседа. За юбку и бисер Сансе здорово влетело от матери: она целых три дня просидела дома за книгой - даже во двор ей не позволили выходить. А самое обидное было то, что когда Санса вышла – то не смогла найти тот чудесный «секретик». Она перерыла всю полянку, но ничего не обнаружила… Санса помнила, что сверху лежало нежно-голубое стеклышко, которое она нашла, ныряя в мелкой речке, что текла за окраиной поселка. Стекло было отполировано водой, слегка замутненное, но с гладкими ровными закругленными краями…

Чтобы унести все это с собой – все, что случилось, было увидено, прожито, выпито до дна, стоило создать на этом чердаке отдельную нишу – с «секретиками», смысл которых был понятен ей одной. Карандаш мелькал – голова Сансы была так переполнена образами, что графит не успевал за ходом мысли. Все детали, все мелочи, что мозг мог выхватить из еще свежей памяти, ложились на бумагу. Она не стирала, правила поверху – так, как ее учил на курсах преподаватель: резинка – враг художника; все, что нарисовано, не может быть лишним. Из-за этого наброски получались динамичнее, дышали. Через два часа Санса с удивлением обнаружила, что ее тетрадка наполовину заполнена рисунками, а на черном от грифеля указательном пальце выросла приличных размеров мозоль. Тогда она остановилась. Теперь стоило пройтись по тем местам, что она смогла запечатлеть, и собрать мелкие сувениры – что-то более материальное, чем рисунок. А дальше – под стекло памяти – хотя бы это останется с ней… Санса отложила тетрадку, бережно убрав ее на место – еще, не ровен час, кто-нибудь увидит. На последней странице должен был быть портрет Сандора. Она лишь наметила некоторые черты, но основная работа еще предстояла – с натуры - если ей удастся его уломать…

Перебирая в уме все, что ей надо было отыскать во время ее погони за сокровищами, Санса задремала. Во сне к ней пришел образ той самой затерянной в лесу полянки – она стояла на коленях перед наконец-то найденной нужной ямкой. Осторожно сдувала с голубого стёклышко палую листву и сосновые рыжие иглы. Во сне ее секретик был больше – но голубое стекло осталось прежним, даже стало как-то прозрачней. Под ним катило свои неутомимые, окрашенные оранжево-малиновым отсветом волны сонное море. Санса точно знала: если приглядеться, можно было различить далекий берег – и два силуэта на почти белом песке. То короткое мгновенье перед лицом бесконечно восходящего солнца, где им позволялось быть вместе – вечно…

2.

Видимо, когда Санса уже задремала, Сандор таки пришел. Иначе как было объяснить ее чудесное перемещение в кровать? И еще – Санса отлично выспалась, не было ни кошмаров, ни страхов перед окружающей ее ночной тьмой. Все было спокойно, ровно, уютно. Значит, в эту ночь она была не одна. Ночник, когда она проснулась, был погашен. Больше никаких признаков чьего-либо присутствия не было – но Сансе и не нужны были материальные доказательства – она знала, что он был тут, с ней. Это была та частичка большой непреложной истины, что пронизывала ее отношения с Сандором. Ничего не надо было доказывать или выдумывать – это все требовалось лишь для того, чтобы разубедить себя в уверенности того, что их союз правилен. Санса привстала, глянула на часы, что стояли на белой деревянной тумбочке возле кровати. Половина двенадцатого, матерь всеблагая! Она вскочила с постели, рванула в ванную. Так всю жизнь проспишь… Через десять минут уже одетая Санса осторожно выглянула из-за двери. В коридоре стояла девушка-горничная, обметая метелкой из перьев картины. Ее дикий синяк уже начал зеленеть. Сансе стоило предложить бедняжке свою мазь, но она, конфузясь поднимать неудобную тему, так и не решилась ничего сказать.

- Доброе утро, мисс! Вы хорошо спали?

- Слишком уж хорошо, спасибо! А где все?

- Ну, это смотря кто. Молодой хозяин с друзьями собирались на конюшню - кататься. Хозяйка, кажется, уехала в город, она отправилась раньше, чем я пришла из флигеля… Мисс Мирцелла и мастер Томмен ушли гулять в лес с гувернанткой. Вы хотите завтракать? Я уже все убрала, но могу сварить вам кофе.

- Если тебя не затруднит. Пожалуйста.

Санса позавтракала и, решив, что раз все равно никого нет – видимо, и Сандор уехал с Серсеей в город – то она приступит к поиску сокровищ. В выполнении своих планов Санса всегда была как одержимая. В ее голове возникал откровением, словно посланным свыше, четкий, как картинка, путь – и он мучил ее, пока не был пройден до конца. Первым делом надо было отправиться на пляж – пока никого не было. Санса, сама не очень уверенная в том, что она собирается там делать, вернулась в дом и напялила купальник. Потом взяла свою тетрадь, сунула ее в рюкзачок и босиком, держа в руках вещи и тапки, зашагала в сторону моря.

На берегу Санса отыскала с полдесятка камушков, две плоских темно-синих ракушки мидий, но все это ее не удовлетворило. Тогда, после недолгого раздумья, она полезла в воду, достаточно прохладную, чтобы кожа загорелась, а в ушах зашумело. Через пару минут, попривыкнув к температуре, Санса набрала побольше воздуха в легкие и нырнула, стараясь достигнуть дна. Вода была прозрачной, но все, что ей попадалось – лишь водоросли и медузы… Это было все не то, и Санса уже было собралась подниматься к поверхности - легкие начинало жечь от недостатка воздуха – но вдруг заметила под большим подводным камнем недалеко от берега оранжевую ракушку, поросшую накипью актиний – бывшее жилище рака-отшельника. Это было то, что надо. Она с трудом выковыряла брошенное жилище из мелкого, как пыль песка, сломав при этом два ногтя – это было неважно, главное – цель была достигнута – и вынырнула наружу. На берегу ее ждал неприятный сюрприз. На песке расположилась группа друзей Джоффа – среди них были и те двое, что были на дюне в день ее бунта - они же когда-то присутствовали при попытке ее изнасилования – то есть, были непосредственными участниками действа. Теперь Сансе стало смешно, что она их так боялась. Она не спеша вылезла на берег. Юноши пялились на нее изучающе, а девочки – две богатенькие и вполне симпатичные наследницы из города – похоже, смотрели с завистью. Санса так же неторопливо уселась на песок рядом со своими вещами и убрала свои сокровища в рюкзак.

- Что это у тебя там, сестрёнка? Игрушки для младших братьев-сестер? Что, бабок не хватает на настоящие вещи, что ты начала собирать дары природы? Могу подарить…