Тут мужчина в спортивном костюме деловито расстелил на столе газету, встал на нее и начал раскладывать на верхней, багажной, полке свое имущество: удочки, сачки, пакеты и сумки. Паша с ужасом посмотрел на его грязные босые ноги. Остальные не обратили на это ни малейшего внимания.

– На рыбалку еду, к друзьям, – как ни в чем не бывало объяснил мужчина. – Сейчас самый клев. Эй, ребята, что у вас вещей так мало?

Придумать ответ Паша не успел: мрачная седая женщина, сидевшая напротив них, подняла голову от кроссворда:

– Чтобы не буянили тут. Я тридцать лет директором спортшколы проработала, знаю, чего от вас, хулиганов, ждать.

И она метнула на них такой взгляд, каким в древние времена, судя по легендам, убивали на месте.

– Показывай, чего с собой прихватил, – негромко сказал Илья. От соседства с женщиной-директором он слегка приуныл.

Ничего показывать Паша не собирался, но Илья выхватил у него рюкзак и начал в нем рыться. Паша заглянул через его плечо – ему и самому было интересно, он не помнил, что туда положил.

В рюкзаке нашлась пара маек, влажные салфетки, сухие салфетки, книга «Занимательная физика» и зарядка от телефона.

Илья долго молчал.

– Я все понимаю, – выдал он наконец таким тоном, будто говорит с больным. – Но почему физика?

– Прихватил то, что на столе лежало. Слушай, я же спешил, и…

– Не продолжай. Ты на всю голову странный, – договорить помешала нога рыбака, которая чуть не засветила ему в нос, но Илья успел уклониться с такой поразительной ловкостью, будто подобное происходило с ним каждый день.

– Извини, пацан, – рыбак наклонился к ним. – Равновесие потерял. Никак не могу вещи уложить, падают.

– А что у вас там так воняет? – поджав губы, спросила директор.

– Прикорм из кукурузного масла. С анисом и фенхелем. На леща.

– Отличная, кстати, вещь. Макаешь в него червяка – рыба так и идет, – внезапно подала голос девушка, продолжая укачивать малыша.

Все здесь разговаривали так, будто знают друг друга сто лет.

Мужчина фыркнул:

– Вы же женщина, откуда вам знать?

– Я бы не меньше вас наловила, даже если бы у меня в одной руке ребенок был. И, кстати, прикорм так сильно вонять не должен. У вас бутылка не разлилась?

Рыбак, опасно балансируя на столе, открыл рюкзак. Запах стал еще сильнее – у Паши аж глаза заслезились.

– Да, и правда, – задумчиво протянул он, двумя пальцами держа блестящую от масла пластиковую бутылку. – Ну ладно, что с ней делать, тут поставлю.

Он оставил ее на полке, а сам спрыгнул на пол и тут же задал вопрос, которого Паша боялся больше всего:

– А вы что, одни? Куда едете?

– Он в Сочи едет, к бабушке, – нашелся Илья. – А я в Краснодар, тоже к бабушке. Нас родители давно одних отправляют.

Тут у Ильи задребезжал телефон – пришло сообщение. Он взглянул на него, поморщился и убрал мобильник в карман.

Единственный, кто за все время не произнес ни слова, – это толстяк в наушниках. Он был занят тем, что выкладывал на столик еду, салфетки, пластиковые тарелки, нож и вилку: явно не из тех, кто способен встать на стол ногами. Поэтому Паша тут же проникся к нему симпатией. Тем более что, судя по тому, как громко он врубил музыку в наушниках, он тоже не слишком любил ездить в поездах и общаться с соседями.

А на тарелках у толстяка тем временем появились: бутерброды с рыбой, сырная нарезка, колбаса, орехи, семечки, фруктовый салат и копченая курица. Илья провожал каждый кусок, исчезавший у толстяка во рту, тем непередаваемым взглядом, каким бездомный пес смотрит на людей в кафе. Паша старался вообще не смотреть – он страшно хотел есть, но признаваться в этом было стыдно, а где здесь люди покупают еду, он понятия не имел.

Пока он об этом думал, Илья вдруг подошел к толстяку и похлопал его по плечу. Паша в ужасе замер. Толстяк стянул один наушник и дружелюбно посмотрел на Илью. Из наушника полилось бодрое дребезжание какого-то старого рока.

– Дядя, – проникновенно сказал Илья, глядя на него печальными глазами. – Пожалуйста, дай бутерброд. Мы сумку с едой забыли.

Паша чуть не закрыл руками голову: от стыда ему хотелось провалиться сквозь землю. Он был уверен, что толстяк сейчас фыркнет, наденет обратно наушник и отвернется – так, скорее всего, поступил бы он сам, – но тот взял пластиковую тарелку, положил на нее понемногу всего, что лежало перед ним, и протянул Илье. Тот быстро закивал в знак благодарности, Паша еле слышно прошелестел: «Спасибо большое», но толстяк уже надел наушник и вернулся к еде, будто ничего странного не произошло.

Илья уселся на свое место, поставил тарелку на колено и принялся методично уничтожать все, что на ней лежало, а когда Паша потянулся, чтобы присоединиться, отпихнул его руку:

– Для начала скажи что-нибудь типа: «Дорогой Илья, я беру назад все слова про то, что ты дебил».

Паша насупился.

– Что, не дождусь? Ну тогда извини, – и с этими словами Илья быстро затолкал в рот очередной бутерброд.

Паша повернулся к нему спиной и сделал вид, что с большим интересом читает надпись на пакете с постельным бельем, а потом наткнулся взглядом на кроссворд женщины-директора.

– Канталупа, – сказал он.

– Ты как меня назвал? – возмутилась она. – Что за дети пошли, какие слова знают!

– Нет, это у вас в кроссворде. Итальянская дыня, – объяснил он, но она уже гневно отвернулась. – А по вертикали там будет слово фарватер, под ним – безысходность, и… Ааа-пчхи.

Паша чихнул снова, а потом еще раз пять. Он чувствовал себя как-то странно: глаза слезились, из носа текло. За следующие полчаса, пока Илья слушал байку рыбака о невероятно огромной рыбине, пойманной им в Москве-реке, он истратил полпачки носовых платков.

– Что, слабак, простудиться успел? – презрительно бросил Илья.

– Нет. У меня, кажется, аллергия на этот поезд, – хрипло сказал Паша.

– Да с чего? Тут даже животных нет.

– Почему нет? – удивилась директор. – А Помпончик?

Она потянулась под полку и достала оттуда сумку с забранным сеткой окошком. В сетку тыкалась маленькая морда с круглыми ушами.

– Хорек, – пораженно выдохнул Паша. – Они же хищники, да?

– Да-да, хищничек, домашненький, любименький, сарделечка моя, – лицо у директора сразу стало таким нежным, будто животных она любила больше, чем людей. – В санаторий еду. Знаете сколько пришлось искать, чтобы с хорьком пускали!

– Ого, какой зверь, – толстяк снял наушники и улыбнулся. – Можно я ему колбасы дам?

– Нельзя. Он ест только свежее мясо, – с негодованием ответила директор.

Паша чихнул, прижимая к лицу предпоследний оставшийся платок.

– У тебя что, аллергия на хорьков? – медленно произнес Илья. – Что ты за человек? Ладно бы на собак или лютики, но на хорьков!

– Хочешь подержать? – Женщина открыла молнию на сумке и вытащила хорька. Паша замотал головой. – Да ладно, он не кусается, ну не всерьез. Смотри, какой славный малыш.

Она пощекотала хорьку горло – тот попытался тяпнуть ее за палец, но она вовремя убрала руку – и протянула Паше. Хорек щелкал мелкими острыми зубами, глядя на него так, будто нашел-таки свежее мясо на ужин. Паша забился в угол.

– Вот дети пошли! Только с телефонами своими играются. Раньше все животных любили, как зверушку видели – за уши не оттащишь, – директор ткнула хорьком в сторону Ильи, но тот ловко сделал вид, что завязывает шнурки. Ребенок у девушки на руках заплакал громче.

– Я на минутку отойду, – вяло сказал Паша и пошел искать туалет. Обнаружил он его в конце вагона. Подошел к двери, подергал – заперто, – и тут все, кто сидел вокруг, приподнялись.

– Ты куда? – угрожающе спросила какая-то старушка.

– Я туда.

– Все туда. За мной будешь.

– А кто перед вами?

– Да все, – она широким жестом обвела коридор, и Паша понял, что насчет минутки он погорячился.

Он оглушительно чихнул, и на этом бумажные платки закончились. От размышлений об ужасах бытия его отвлекло лишь то, что он увидел розетку. Девушка, которая заряжала там телефон, как раз отошла, и он приготовился занять ее место, но у остальных здесь привычка к молниеносному броску явно была отработана лучше – из конца очереди выскользнул мужчина, закрыл грудью розетку и быстрым движением воткнул в нее провод от фотоаппарата.