ОВсемВсемПриветвет не хотела уходить. А я не отпускал. Я молчал, и именно это безмолвие удерживало её. ОВсемВсемПриветвет ждала.

Рывком обнял её, исступлённо целуя волосы, щёки, подбородок, губы. Оторвался, в последний раз лаская пальцами бархат щеки, в последний раз погружаясь в серый взгляд. Моя красивая девочка.

– Я люблю тебя, Викки... – ещё один поцелуй, последний. До боли. До боли, которая схватила сердце скрюченными пальцами и не хотела отпускать. – Моя Девочка?

***

Я не могла уйти, у меня ВсемВсемПриветветчиВсемВсемПриветветлась истерика. СтрашВсемВсемПриветветя, дикая истерика ВсемВсемПриветвет грани с безумием. Я еще держала себя в руках... какими-то невероятными силами держала и понимала, что, как только выйду отсюда, я завою. Я буду выть, как раненое животное, до боли в горле. Потому что я устала с ним расставаться. Я так устала отпускать его. Я больше не могу его отпускать. У меня нет сил...Рино резко ВсемПриветвлек меня к себе. Целуя лихорадочно, быстро. А я меня трясло, я пыталась держаться. Не ВсемПривет нем. Не сорваться. Не показать, что я боюсь и сомневаюсь. Не показать, что от отчаяния у меня сводит судорогой все тело, и я готова вцепиться в него ВсемВсемПриветветмертво и не отпустить.

– Я люблю тебя, Викки… – и сердце не бьется, и слез нет. Только дрожь. Как от лихорадки. Он никогда мне этого не говорил. Он прощается со мной снова... только в этот раз все иВсемВсемПриветветче. – Моя Девочка?

Вцепилась в воротник его рубашки, задыхаясь:

– Твоя Девочка. Нет тебя – нет меня!

***

Эти слова... И пальцы сжимают сердце ещё сильнее. И оно замирает. Ему снова мучительно больно. Потому что оно эгоистично ликует... но оВсемВсемПриветвет не должВсемВсемПриветвет больше думать так. Покачал головой, улыбаясь, проводя рукой по её локтю, ВсемВсемПриветветслаждаясь последними ВсемПриветкосновениями.

– Нет, Викки. Не так, Девочка. Теперь уже не так. Даже если меня нет, – положил ладонь ВсемВсемПриветвет её живот, – ты должВсемВсемПриветвет жить. Ради него.

Рывком обнять, чтобы отстранить её от себя и отойти ВсемВсемПриветвет несколько шагов ВсемВсемПриветветзад. Я должен отпустить её. Я, мать вашу, должен быть сильнее.

***

Он отошел сам... а я почувствовала ВсемВсемПриветвет своих плечах руки Влада. Резко сбросила и кинулась к Рино. Один раз... еще один раз. Обняла сильно, целуя его лицо, глаза, щеки, губы. Уже не скрывая слезы, до хруста сжала его запястья.

– Ты вернешься к ВсемВсемПриветветм! Слышишь?! Ты к ВсемВсемПриветветм вернешься! Я тебя не отпускаю! Ты понял, Рино? – Я срывалась ВсемВсемПриветвет истерику. – Запомни – я тебя не отпускаю!

Влад обнял меня за плечи и кивнул Рино, чтобы он уходил.

Я постоянно оглядывалась. ОстаВсемВсемПриветветвливалась, но король подталкивал меня к выходу.

ВсемВсемПриветвет улице я посмотрела ВсемВсемПриветвет Влада, и мне показалось, что он бледнее меня самой. Нервно дернул галстук и взъерошил волосы. Потом посмотрел ВсемВсемПриветвет меня:

– Мы ВсемВсемПриветветйдем документы. Я сделаю всё, что в моих силах. Слово... короля! – он запнулся ВсемВсемПриветвет этих словах, и мы встретились взглядами... Я готова была поклясться, что увидела в этих темных глазах боль... Видимо, его собственную. Ту самую, которая в этот момент сближала ВсемВсемПриветветс с ним.

– Обещаю.

Но обещание не всегда можно сдержать. Влад не ВсемВсемПриветветшел бумаги. Кто-то перерыл там всё до него. Он вернулся ни с чем. Когда я увидела растерянность ВсемВсемПриветвет его лице, когда до Суда оставалось несколько часов, я зарыдала, отступая ВсемВсемПриветветзад.

– Твои показания…Может быть…, – он отвернулся от меня и ВсемВсемПриветветполнил бокал виски – залпом опустошил, – будем ВсемВсемПриветветдеяться, что их хватит. Мои ищейки ищут. Мы ВсемВсемПриветветйдем бумаги. Просто не так быстро, как мы думали. Не так быстро… черт раздери!

Швырнул бокал в камин, и икры взметнулись к потолку. Я сползла по двери, закрыв лицо руками.

27 ГЛАВА

Мы приехали в здание Суда в сопровождении личной охраны короля. Я поразилась, сколько автомобилей стоит у обочины. Нет, не много, а наоборот, почти никого.

Влад поддерживал меня под локоть, а у меня от слабости подгибались ноги. Эти дни вымотали меня. После нашей встречи с Рино едва затянувшийся шов на груди начал кровоточить. Я не показывала Фэй, боясь, что она не пустит меня на заседание.

Снова стало больно дышать, и я покрывалась холодным потом от любых физических усилий.

Но сейчас мне никто и ничто не могло помешать, я бы поползла туда на коленях, или потребовала отнести меня. Потому что мои показания должны стать решающими. У нас больше ничего нет, кроме них. Адвокат Рино готовил меня к заседанию несколько часов, предупреждая, что вопросы будут унизительными, каверзными, беспардонными и все грязное белье наших отношений с Рино вытащат наружу. Я должна быть откровенной и честной. Но мне было все равно. Пусть спрашивают, что хотят. Мне нечего скрывать. Как сильно я ошибалась, не зная, на что я иду. Иногда правда вредит намного больше, чем ложь, иногда она убивает.

Я наивно верила, что наша история затронет Судью и присяжных. Я сильно ошибалась. В этом проклятом мире, в нашем мире, охотнее верят в грязь, пороки и самые низменные грехи, чем во что–то светлое.

В зале суда собралось очень мало народа. Все узнаваемы. На меня бросали любопытные взгляды, особенно на живот, который уже невозможно было скрыть.

А я жадно смотрела на Рино, которого привели чуть позже, и когда затолкали в клетку…мне захотелось громко заорать. На весь этот огромный зал, чтобы его отпустили. Он достаточно насиделся в клетке. Он не зверь, не животное. Он такой же, как и они. А с ним обращались, как с опасным чудовищем… Впрочем, они и понятия не имели, насколько он опасен. Им просто повезло оказаться по ту сторону решетки. Никто из них не решился бы остаться с ним один на один. И он отличался от всех них. Они тащили его на цепи, а он даже не сгибался, иногда поводя плечами, отбрасывая конвой назад, с гордо поднятой головой.

Таким я увидела его впервые, ещё совсем девочкой…Свобода не зависит от чьего–то решения, от присутствия или отсутствия оков. Свобода живет внутри. В Рино она кипела и бурлила с такой силой, что даже в цепях он выглядел более свободным, чем все те, кто держали эти цепи.

Я знала, что Рино чувствует меня. Не видит, но чувствует, и это заставляло сердце биться быстрее, прокручивать обручальное кольцо на пальце и крепко держать за руку Короля. Потому что я не могла смотреть на эту чертовую клетку спокойно.

Меня вызвали после нескольких свидетелей обвинения и защиты. Влад пожал мне руку, и я, медленно выдохнув, поднялась по ступеням.

– Представьтесь, пожалуйста.

– Виктория Мокану.

– Эйбель!

– Нет, Мокану, – упрямо заявила я и услышала, как по залу прошелся шепот. Они все смотрели на меня с нескрываемым презрением и нездоровым любопытством. Плевать. Я привыкла.

Обвинитель унизительно усмехнулся, оглядывая меня с ног до головы. Я его знала, как и он меня. Много лет назад он приезжал к отцу по каким–то вопросам, и мы общались. На одном из приемов этот ублюдок приставал ко мне, обещая сколько угодно красного порошка, если я стану его любовницей. Арман тогда вышвырнул его за шкирку из нашего дома.

– Каким это образом вы породнились с князем?

– Мой муж – его племянник, – сказала я и посмотрела на Рино, тот не сводил с меня глаз, жадно пожирая взглядом. Казалось, его вообще не волнует, что сейчас решается, будет он жить или нет. В эту самую секунду, потому что я последний свидетель.

– Как интересно, госпожа Виктория, и кто может это подтвердить?