- Не надо, не ищи зря. Я только что от профессора Макгонагалл. Она повела Джеймса и Сириуса в Хогсмид, там должны открыть камин. Они отправятся к дяде Сириуса, он уже все знает. А уж оттуда… - Ремус вздохнул.

Лили почувствовала, как из глаз текут слезы. Она боялась представить себе, как сейчас Джеймсу больно и плохо.

- Я хочу быть с ним.

- Ты ему не поможешь, - мягко возразил Люпин. - Ты не можешь сейчас его утешить. Никто не может. Просто подожди.

Обняв за плечи, Ремус усадил девушку на диван и налил ей чаю. Питер, Марлин и Мери горестно молчали. Алиса, спустившись к ним, тоже не произнесла ни слова. Так и сидели до утра, потом нехотя вышли завтракать.

Будничность, с которой студенты рассаживались за столы, поразила и оскорбила до глубины души. Лили почему-то воображала, что вместе с Джеймсом будет горевать весь Хогвартс. Нет, ребята так же здоровались друг с другом, торопились положить себе лучшие куски, радовались отъезду и предстоящим каникулам, ругали учителей за несправедливость. Кто-то даже смеялся. Да, вон Регулус Блэк и Барти Крауч, не дойдя до своих столов, о чем-то разговорились вполголоса, расхохотались и ударили друг друга по рукам. “Интересно, что же их так порадовало? - злобно подумала Лили, бросая в тарелку немного жареной картошки с курицей: несмотря на волнение, голод ощущался остро. - Удалось потискать податливую девицу? Или они уже знают о нападении на Поттеров и радуются ему?” И тут Джуди Браун, сочувственно тронув Лили за плечо, передала ей утреннюю газету. Статья о смерти родителей Джеймса была на первой полосе.

Вчера, когда Лили и Джеймс, смеясь, шли к Большому залу, его родители уже были мертвы. На них напали в послеобеденное время, подошли, видимо, со стороны леса, поэтому не привлекли внимания. Около пяти вечера Батильда Бэгшот, отправившаяся на прогулку, заметила над домом Поттеров Черную метку и вызвала авроров. Подробности расправы Лили читать не отважилась. За Джеймса было больно, до того больно, что она с трудом могла дышать, а в это время слизеринцы, перешептывающиеся за столом, может быть, торжествовали победу над одним из врагов. “Мы поквитаемся с вами. Увидите, поквитаемся еще”.

После завтрака настало время идти на поезд. Эльфы, как всегда, уже позаботились об основном багаже. Лили спускалась по ступенькам, последний раз оставляя позади себя коридоры Хогвартса, но не чувствовала ничего. Лишь когда пришлось переступить порог школы, что-то пискнуло внутри, и Лили на секунду остановилась – но Алиса, перехватив взгляд, сжала её руку, и они отправились дальше.

Шаг за шагом Хогвартс оставался позади. Как всегда, на перроне Хогсмида учеников провожал Хагрид с собакой. Выпускники в основном беззаботно болтали, не думая, что больше сюда не вернутся, но были и те, кто оглядывался и утирал глаза. Лили по временам тоже слезы наворачивались на глаза – когда она думала, как плохо сейчас Джеймсу.

Девочки вчетвером заняли купе, но, против обыкновения, почти не говорили. Только вяло и сухо сообщили друг другу ближайшие планы: все четыре хотели отдохнуть у родителей дней по десять, затем Мери думала попроситься в какую-нибудь из квиддичных команд, а Лили, Марлин и Алиса – вернуться в Лондон, чтобы сдавать экзамены в школу авроров. Девочки договорились встретиться десятого июля в «Дырявом котле», чтобы вскладчину снять номер.

- И да, Лил, я буду сохранять тебе подшивку газет, - пообещала Марлин. Лили вяло кивнула: ей было все равно. Дождь забарабанил в окна, потянуло холодом, Мери прикрыла распахнутую форточку. Алиса купила всем тыквенных пирожков и один вложила в руку Лили, но та долго к нему не притрагивалась.

… С платформ Кингс-Кросса на рельсы бежали ручьи. Лили сошла осторожно, чтобы не поскользнуться и ни в кого не врезаться: сырые летние сумерки закутались в туман. Подруги придерживали сумки, зонты и жаловались на почти осенний холод. И вправду, на улице и на душе как будто была осень.

Они распрощались, уже выбравшись на улицу. Лили, помахав подругам, хотела было вернуться к электричкам, когда увидела довольно близко пару, державшуюся за руки. Капюшоны плащей закрывали их лица, но по силуэтам Лили узнала Регулуса Блэка и Летицию Гэмп. Они не целовались, даже не говорили ничего друг другу – просто стояли и смотрели, не замечая, как сумрак холодит руки, как намокает от дождя и тяжелеет ткань. Идти мимо них не хотелось: Лили побоялась, что может помешать прощанию; вероятно, расставались они надолго, если не навсегда. К тому же тоскливо становилось при мысли, что еще пару часов придется в одиночестве трястись в промозглом и пустом вагоне электрички.

Лили усмехнулась по себя: как она сразу не догадалась? В конце шестого курса их учили аппарировать, и теперь, когда Хогвартс позади, она может спокойно переместиться, куда ей угодно. Надо только сосредоточиться… Лили представила сад у родительского дома.

Ощущения были неприятные: словно дернули, сжав живот; в глазах замельтешило, и Лили уже испугалась, что её вырвет, когда внезапно упала в мокрую траву. Подняла лицо: перед ней светился окнами родительский дом, за шторами мелькали тени. Вот скрипнула входная дверь. Лили едва успела встать на ноги, как на крыльцо вышел отец.

- Кто здесь?

- Это я, пап, - виновато промяукала Лили, выбираясь на дорожку. – Вот приехала пораньше…

- А почему ты лежала на траве? – отец подбежал к ней, обхватил и поскорее взвел по ступенькам. – Тебе что, плохо?

Лили покраснела.

- Немного укачало, - что ж, это было почти правдой.

Следующие дни беспрерывно шел дождь. Улицы Коукворта превратились в потоки. Выходя в магазин, Лили неизменно начерпывала воды в туфли, дома украдкой сушила их при помощи волшебства и пила чай, отогревая о кружку красные руки.

Коукворт жил прежней тягучей жизнью. Еще в первый день после приезда Лили отец, придя с работы, сообщил, что Тобиас Снейп покончил с собой.

- Повесился на брючном ремне. Сын нашел, когда приехал, соседи помогли снять. Похоронили за счет морга, у сына ни пенса не нашлось, естественно.

Роза фыркнула:

- На том самом ремне, которым сына лупил? Еще бы тот захотел его хоронить. Небось джигу сплясал от радости, прежде чем пошел звать соседей.

- Ну так мало Тобиас сына бил, выходит, - зло буркнул отец, и Лили с грустью была вынуждена согласиться про себя. Выходит, мало. Ну да, может, Северусу изначально не дано было стать хорошим человеком, но до пути, которым он пошел, надо еще докатиться. Мог бы ведь стать обычным пьянчугой, как его отец, или альфонсом, как Джон Грин, или мошенником – это все-таки тоже не убийца и насильник… Мог бы жить потихоньку, не делая добра, но и не причиняя никому особого зла. Но гордыня, которую так и не сломали, не вытоптали, не выкорчевали, уже, наверное, довела его до метки, а когда-нибудь доведет до Азкабана и до Поцелуя дементора. Впрочем, какое Лили может быть дело до судьбы человека, который горю Джеймса, должно быть, радовался больше всех?

К Джеймсу хотелось катастрофически. Чем большее их разделяло: мили, стены дождя, неизбывное горе, стыд при воспоминании о том, как они веселились, когда его родители уже были мертвы – тем сильнее к нему тянуло. Просто очутиться рядом, обнять его, позволить ему выговориться, выплакаться: Лили была почему-то убеждена, что одним присутствием сможет облегчить его боль, что он непременно откроется ей. В самом деле, чего стесняться? Она примет его любым. Но что-то все-таки мешало Лили, сковывало её, и она отчаянно ругала себя за трусость, но все-таки не решалась выйти из дому и аппарировать в Годрикову Впадину.

А на пятый день Лили проснулась, не слыша стука дождя, и в её окошко слабо улыбнулось бледное солнце. Отчего-то ей показалось, что это хороший знак, и она осмелела. За завтраком выпросилась у родителей прогуляться. Пока собиралась: натягивала джинсы, водолазку, влезала в кроссовки и красную спортивную ветровку – живот сжимался в комок, и пальцы тряслись. Выскочив из дому, быстро отошла к ближайшему пустырю и там, закрыв глаза, представила улицу перед домом покойных родителей Джеймса. «Годрикова Впадина! Аппатрейд!»