- Поправится? – негромко спросил Джеймс.

- Конечно. Порез и вывих – вовсе не смертельно.

- Если бы только они, - на лице Сириуса резко и зло обозначились скулы. – Авроры бросили в него Долорино. Надеялись, что дезориентированного оборотня связать будет легче. А так подходить трусили, мрази…

- Бродяга! – у Джеймса упал голос. Блэк осекся, но Марлин только вздохнула:

- Поттер, лично мне давно известно, что Ремус - оборотень, и я не собираюсь из-за этого относиться к нему хуже. Что до Лили…

- Мне тоже известно все,- Лили машинально поправила раненому одеяло. – Я догадалась в тот день, когда ты спас Снейпа. И для меня тоже неважно, чем Ремус болен.

Джеймс, шагнув к ней, сжал её плечо. Лили прижалась щекой к его поросшей темным волосом руке.

Вечер прошел в хлопотах. Ремус пришел в себя, но был еще слаб и не мог орудовать правой рукой. Он страшно стыдился своей беспомощности, но еще пуще – того, что ухаживала за ним именно Лили. Он краснел, принимая чашку или поднос с едой, уверял, что уже вполне может встать на ноги, и даже попробовал – хорошо, что друзья вовремя подхватили и успели усадить.

Лили не спрашивала у него о подробностях ареста. Она представляла, каким ударом для Ремуса может стать известие о том, что она и Марлин знают о его болезни, и опасалась, что он может со стыда уйти из дому – еще больной. А появляться на улице ему было опасно.

Первые двое суток ребята с минуты на минуту ждали, что нагрянут авроры. Джеймс заблокировал камины и нес вахту у двери, Сириус и Марлин – у окон. Лили готовила им и присматривала за Люпином, который уж чересчур бодрился, надеясь поскорее покинуть дом друзей.

- Я навлеку опасность на вас всех, - объяснял он. – Я не хочу, чтоб вас арестовали за укрывательство преступника.

- Не говори так о себе. Ты ничего не сделал, - возражала Лили. Люпин подавлял тихий вздох.

Когда они сидели наедине, она рассказала, что переехала к Джеймсу, потому что её родители погибли – Ремус, приобняв её, поцеловал в висок. Он ни слова не сказал, но от покровительственной, не то братской, не то отцовской ласки стало тепло, словно ей укутали больное горло. Его больную руку, недвижную ладонь она накрыла своей – и в этот момент вошел Сириус.

Под его взглядом стало зябко, Лили поспешно отодвинулась, Люпин покраснел. Сириус взял из вазочки на комоде шоколадный боб, медленно разжевал, глядя не на нее – на своего друга. Глаза блестели ледяной синеватой коркой. Надменное лицо, словно у молодого графа, который вот-вот выгонит на мороз старого слугу. Откинув кудри, что-то насвистывая, Сириус вышел.

Люпин с минуту молчал, с болью глядя ему вслед.

- Мне в самом деле нужно уходить, Лили. Я не могу ждать, пока рука заживет.

- Но почему? Кто тебя гонит? У Сириуса просто было плохое настроение.

Правда, Лили волне понимала, как зависят они все от настроения Сириуса. На потеху ему в школе Джеймс, случалось, заставлял какого-нибудь слизеринца плеваться слизнями или, когда они прознали по Левикорпус, подвешивал вниз головой. Конечно, чаще всего болтающимся в воздухе оказывался Северус. Вот уж о ком сейчас не стоит думать. Люпину некуда пойти, некуда деться, его ищут, точно убийцу – кто может его защитить?

И вдруг она поняла. Есть в магической Англии место, куда авроры вряд ли посмеют сунуть нос. Конечно, им в свое время ничто не помешало арестовать Стюарта Фенвика или допрашивать слизеринцев после нападения на Хогсмид, но ведь тут совсем другое дело. Альбус Дамблдор не выдаст честного человека. Только бы письмо попало к директору лично в руки.

Забежав в кабинет старого мистера Поттера Лили разыскала перо, чернила, бумагу и принялась за дело. Кажется, никто в доме не заметил, как она выпустила с чердака сову. «Сириусу незачем знать, что я просила за Ремуса. Он может подумать Бог знает что». За Джеймса Лили в общем-то беспокоилась меньше: он опасен лишь в том случае, если Сириус против кого-то его настроит.

К удивлению Лили, Сириус пока не подавал виду, что ему было неприятно присутствие Ремуса. Марлин, кажется, чувствовала что-то, предпочтя за ужином сесть поближе к подруге, но Джеймс беззаботно болтал, строя планы о том, куда лучше переправить Ремуса.

- Тянуть ни к чему. Завтра ночью мы через камин добреемся до твоего дяди, там можно будет сделать портал до Ла-Манша… О, идея! Лилс, я идиот. Лунатику просто надо отдать мою мантию.

- Она тебе самому еще потребуется, - мягко возразил Люпин.

- Ну так ты мне её потом вышлешь. А вообще я дерусь с врагами, а не прячусь от них, так она мне не особенно нужна.

Марлин серыми от тревоги и усталости глазами следила за Сириусом, молчаливым и подтянутым. Он не смотрел ни в сторону Ремуса, ни в сторону Лили и помалкивал – и настолько недоброе то было молчание, что у Лили подрагивали, выпуская солонку, пальцы. «Резать ножом атмосферу» не было сейчас для нее метафорой: хотелось схватить любой нож, вон хоть тот, которым она недавно разделывала индейку – и откромсать тот угол кухни, где пристроился Сириус, отсечь от себя его подозрения и непонятную злость. Вместо этого Лили, совсем как притворщицы-слизеринки, услужливо предлагала Блэку лучшие куски.

Ночью, среди ласк Джеймса, она все грызла себя, словно виновата была в том, что Блэку вздумалось рассердиться на Люпина. Моросящим утром поспешила к булочной, где встретилась Батильда Бэгшот, чрезвычайно, кажется, обрадовавшаяся.

- Я уже боялась, милочка, что вы заболели. Молодые девушки так лекомысленны, совсем не берегут здоровье.

- Я и вправду немного простудилась, - Лили отвела глаза. Словно смущаясь.

- Простудились! В мое время простуда была чревата пневмонией, а то и чахоткой. Представляете вы себе, какая это страшная болезнь?

Девушке словно вновь послышался голос отца, переживающего, что у половины жителей города нет возможности лечиться от туберкулеза.

- Знаю, - ответила она. – Мой отец положил жизнь на то, чтобы выгнать эту болезнь из нашего города.

- Хороший человек, наверное, был ваш отец, - Батильда по-черепашьи наклонила шею. – Я всегда говорила, что магглы нас вот-вот опередят во многом, и в медицине в том числе. От этой болезни, знаете, умерла мать Геллерта, - белесые глаза сделались пронзительно осмысленными и страдающими. – Маргарет, или, как её называли на немецкий манер, Гретхен. Моя любимая племянница. Очаровательная девушка. Вы очень напоминаете мне её. Она тоже была рыжая, с яркими глазами. Она, знаете ли, была добра и невинна, как голубка. Я не могла бы предположить, что её сын… Её мальчик, который был на нее так похож…

По дряхлой щеке поползла слеза. Лили втянула воздух, силясь не расплакаться вместе с ней: ей вдруг с беспощадной ясностью открылось полное одиночество старой женщины, то, сколько сил она тратит на то, чтобы просто дойти до булочной, как она беззащитна и беспомощна перед любой болезнью и всяким недобрым человеком, а в особенности – перед воспоминаниями. Сын твоей любимой племянницы вдохновлял строительство лагерей смерти… Даже не друг – родная кровь. «Смирился же Сириус с тем, что его брат – убийца».

- В Геллерте было доброе начало, не могло не быть. Это все тот австриец, его наследственность просто перевесила.

Лили снова помогла Батильде донести до двери сумки. Когда старушка отперла дверь, то оглянулась и через плечо Лили увидела кого-то, очевидно, шедшего к дому Поттеров.

- Милочка, вы не посмотрите? Мои глаза никуда не годятся, однако некоторых людей сложно не узнать… Кажется, он к вам.

- Кто?

Прежде, чем Лили успела обернуться, Бэгшот тяжело ответила:

- Дамблдор, - и скрылась за дверью.

У калитки в самом деле виднелась высокая и сухая фигура директора, его борода белела на темном плаще. У Лили слегка застучало в висках. «Только бы он не проболтался, что я ему писала. Иначе Сириус опять подумает невесть что, и попробуй разубеди». Она взволнованно поспешила к старику.