- Я трое суток из дома не вылезал, дай сбросить напряжение, - будничным тоном отозвался Кори, выкручивая руль - машина описала полукруг, после вновь с ревом мощного мотора устремляясь вперед.

- Мы уже давно должны были быть у тебя дома. Долго еще собираешься оттягивать разговор, которому, хочешь ты того или нет, суждено случиться? – нервы Ларса потихоньку начинали сдавать – внутренний сосуд наполнили злостью и поставили на маленький огонь.

Оба со стороны в данную минуту были похожи на собак, что между собой грозно рычали, скалились, обнажая острые зубы, и едва не набрасывались друг на друга в попытке перегрызть глотку. Казалось, словно кто-то за три дня нажрался озверина, и он начал действовать только сейчас. И это было заразно.

- Да чего ты прикопался, как мама, ей богу? Даже она меня так не пилит. Дай мне еще немного времени.

- Чтобы ты использовал свой шанс и угробил нас обоих? Нет уж, уволь. Останови долбанную машину. Я домой, а ты делай, что хочешь.

Захотел - получи.

Пожелание журналиста было исполнено.

Ларс вывалился из машины раздраженный, громко хлопнув дверью на прощанье – машина, мигнув фарами в ответ, рванула вперед по полупустой дороге.

«Заебись,» - пронеслось в голове Ларса. «Сейчас бы не помешала сигарета, как жаль, что я не курю,» - не до конца понимая, что сейчас произошло и какого черта оба вспылили, как голодные уличные псины.

«Да ебись оно все», - Ларс стоял на проезжей части. Ни тротуара, ни пешеходной дорожки вблизи. Только долбанная обочина, по которой хочешь не хочешь, а придется теперь идти на своих двоих.

Три метра.

Десять.

Пятьдесят.

Вдали, ослепляя дальним светом ярких фар, показался белый до оскомины на зубах знакомый мерс. Поворот через сплошную, удар по тормозам, и открытая дверца с приглашающим взглядом и улыбкой.

- Кажется, я окончательно оброс в штрафах. Залезай.

- Пробесился? Правда, можно?

- Правда!

***

Кнопка «41» загорается синим, зеркальные створки захлопываются перед носом – пути назад нет.

Оба в каком-то полуприсутствующем состоянии залипают: Ларс - на свое отражение, на новую прическу, оценивая изменения, свыкаясь; Кори - на себя в потолок. Каждый в своих мыслях.

«В принципе очень даже,» - рассматривая левый выбритый под единичку висок, размышлял Эванс. «Видно только когда волосы в хвосте, если распустить, даже заметно не будет».

Затягивает туже резинку и переводит взгляд на отражение Уаилда. «Мда…» - только и проносится в голове.

- Что за нетоварный вид? – указательный палец прямо в зеркало, едва не между глаз покосившегося автора – Ларсу все же удалось привлечь его внимание. – Меня значит, намарафетил, как золушку на бал, а сам в кусты? – насмешливый тон в голосе уловить не трудно.

- М… А что ты хочешь, чтобы я еще исправил? – протягивает Кори, кажется, нарываясь в очередной раз. – Нос, может скулы? - пальцы поглаживают озвученные контуры нарочито медленно, словно испытывая терпение Ларса на прочность. Дразня. И добиваясь своего!

Прозвучавший вопрос для журналиста – красная тряпка для быка. Вспышка ярости моментально застилает глаза. Эванс разворачивается к Кори лицом, хватая за плечо, рывком тянет на себя.

- Я тебе сейчас так исправлю, что не один хирург после не поможет, провокатор чертов, - шипит тот, пытаясь справиться с желанием ударить автора, в попытке выбить из него всю дурь. Вместе с этими словами лифт пребывает на нужный этаж, и дверцы распахиваются в считанные секунды. – Как же вовремя, - улыбается журналист, практически выпинывая Кори из помещения и заталкивая в другое. Оказавшись в квартире, даже не дает разуться, волоча Уаилда в ванную.

- Если в твои планы не входит пробоваться на роль Иисуса в ближайшие пару лет, то будь добр, сбрей со своего лица весь этот мох.

- Это волосы.

- Это ты так думаешь.

Ларс хлопнул дверью, оставив Кори наедине с бритвой и пеной в руках.

- Надеюсь, еще не забыл, как пользоваться, - крикнул напоследок журналист, направляясь на кухню.

***

- Дальше-то что? Еще пожелания? Приказы? – саркастически приподнятая бровь Кори наводила Ларса на мысль о намеренном убийстве в этот самый момент.

За прочтением проклятой статьи, буквально полируя собственные глаза каждой репликой и строчкой, он понял лишь одно крайне простое и в то же время отвратительно сложное обстоятельство: все написанное продуманно до мелочей, словно единичный выстрел снайпера без права на промах. И попали ведь. Следующее, что посетило голову журналиста: отплатить нужно их же монетой, причем, чем быстрее, тем лучше. А для этого как минимум нужно встряхнуть анабиозного автора, а как максимум разжечь в нем огонь борьбы за справедливость.

За себя, черт возьми.

- Ты когда последний раз ел человеческую еду, а не вот это? – Рука Ларса описала полукруг, указывая на скопище пустых коробок, что занимали большую часть возле журнального столика. Кое-какие были раскрыты, и там валялись подгоревшие неаккуратно обгрызенные корочки.

- Вчера были роллы, позавчера - паста. И вообще, ты вроде не мой диетолог, чтобы ебать мозг приемами пищи, – напускная злость была заметна невооруженным глазом. Только расстраивал тот факт, что она фальшивая.

А Ларс хотел настоящего всплеска, ведь только в такие моменты мозг начинает работать на критическом уровне.

Эванс хотел было что-то ответить, но решил свернуть в сторону более животрепещущей темы. Подзывая к себе поближе рукой, похлопал по месту рядом. Не отводя взгляда от горящего экрана ноутбука. Горячего обжигающего небо и язык кофе хотелось нещадно. Только Ларс понимал, когда он начнет давить на сидящего рядом, потребуется не одна передышка. И вот именно тогда крепкий напиток сыграет свою роль.

- Что это? Опять эта дурацкая статья? – непонимающе уставился Кори в экран, с явным отсутствием заинтересованности во взгляде. – Ну и чего нового я там увидеть должен?

- Читай.

- Я уже…

- Читай, блять, заебал, - огрызнулся Ларс.

Ситуация, в которой он сейчас находился, начала проясняться - полная и абсолютнейшая апатия Кори не устраивала журналиста абсолютно. И нужно было что-то с этим решать. Требовалась особая тактика, принцип действий, который мог бы привести к нужному результату. И этот результат журналист видел очень хорошо.

Чего так сильно не хватало Кори, так это выпустить разом всю злость и бушующее, выжигающее все нутро пламя, и журналист знал, как обернуть праведный гнев во благо восстановления репутации автора. Требовалась встряска. Требовался новый шторм. Чтобы мозги качнуло раз или два с такой силой, что они встали на место и заработали в нужном направлении.

Если тупо набросать веток и бросить спичку, костра не будет.

И разжечь этот самый костер в треклятом, отказывающемся идти на контакт и предпринимать хоть какие-то адекватные попытки к сотрудничеству авторе мог только Ларс. Ответом на ответ. Одной колкой фразой на другую. Захлестом на захлест. Чтобы Кори взбесился, чтобы вывернул наизнанку каждую анабиозную эмоцию. И чтобы добиться этого, Ларс был готов пойти на все, даже разбить голову во второй раз, исключительно во благо. Исключительно о голову Кори.

- Посмотри, что они пишут про тебя: «мажор на мажоре», «мальчик с золотой ложкой во рту, проживший жизнь в счастливом забвении» - разве ты такой?

Курсор быстро перемещался по статье, попадая в нужные Ларсу места.

- А откуда у них твое детское фото? И посмотри, ведь и вправду на нем жизнерадостный ребенок, каким они тебя описывают?

- Похоже на то, - нехотя соглашается Кори, то и дело отводя взгляд.

- Сколько тебе на нем?

- Десять, быть может, одиннадцать, - Уаилд скучающим взглядом пробегает по комнате, замечая пустые коробки, отвлекается на мысли о еде, и Ларс нещадно палит контору, вновь подогреваясь на собственном бешенстве.

- Сюда смотри, - журналист показывает на два снимка в статье. – Вид Кристофа настолько болезненный, что сомнений нет, как поздно было сделано фото. И что это значит?