- Да, но только после смерти.
- Что я сейчас должен сделать? - спросил Дядя Ваня Таганрогский.
- Давай, иди к стене, и спой песню.
- Какую?
- Мою любимую, - ответил Мо.
И он спел, точнее допел до конца:
- Ночью думы муторней
Плотники не мешкают.
Не успеть к заутрене -
Больно рано вешают.
Ты об этом не жалей, не жалей, -
Что тебе отсрочка!
На веревочке твоей
Нет не узелочка.
Лучше ляг да обогрейся -
Я, мол, казни не просплю...
Сколь веревочка не вейся -
А совьёшься ты в петлю!
Войничу пришел еще раз миллион долларов. Он спросил:
- Это второй раз уже, или мне только кажется? Ибо так-то я вроде еще ничего не получал.
- Да, похоже, у них там что-то заклинило, - сказал Пеле. А Сори добавил:
- Теперь каждую неделю будешь получать по миллиону долларов.
- Хотя бы раз в месяц и то хорошо, - серьезно сказал он.
- Зачем тебе столько денег? - спросила всё ещё живая Тётя, - будешь раздавать бедным?
- Учрежу премию моего имени, - ответил писатель. Как говорят:
- Становитесь в очередь, сукины дети!
- Наверно, это мне перевод принесли, - сказала СНС, а по запарке пишут:
- Всё тебе и тебе, как будто весь мир сошелся не только на Гарри Поттере, но и на Шапке, Чонкине и его Марсе.
- Каждый должен написать что-то новое, - сказал Войнич, а я оценю, и выдам собственную премию.
- Я сама выдам всем задание, - сказала СНС, - например, Сори пусть напишет, как будут проводиться Загородные Экскурсии школьниками в Новой России, а Пеле:
- Шестипалый Куренок в Америке, и так далее.
- А я? - спросил Пли.
- Ты? Напиши: Дедушка и Бабушка снова в Деле.
- Нет, нет, - корректно возразил Войнич, - всё это новое нам и так известно, априори.
- А что вы хотите? - спросила СНС. - Чтобы мы помогли Коту Штрассе написать, как произошло:
- Воскресение.
- Именно, как было сказано, именно!
Дядя Ваня наконец понял, что ему не подняться. Он видел руку протянутую ему сверху, но она была высоко.
Монсоро быстро прошел кастинг на Другого Ученика, благо никто не знал:
- Кто это такой?
На Петра Молчановский по совету Кирстен Данст решил взять Ми, свово, как грится:
- Брата, - но к его удивлению, Склифосовский сам отказался, ибо, как он сообщил таинственно:
- Толку пробоваться нет, меня всё равно не пропустят.
- Почему, брат? - удивился Молчановский.
- Твоя подруга мне сама сказала, что я могу только потерять друзей, а всех остальных заставить себя ненавидеть.
- Ты больше не хочешь этого делать? - удивился Молчановский.
- Ты так говоришь, как будто я это делаю нарочно, - тоже удивился Ми.
- Так, значит, кто у нас там четвертый, Иуди? - спросил он своего визави в роли второго - или первого, если себя почитать за Постановщика этого, как Ан выразился:
- Мероприятия, - режиссера.
- Какой Иуди, ты, что, друг мой - про себя: ситный - это Петр.
- Петр, Петр, - провозгласил Ан, и добавил: А! Петр, но он может действительно не впустить в себя тебя, друг мой, - он хлопнул Ми плечу - и тоже про себя почему-то решил: ситный.
- Я мог бы сыграть В Джазе Только Девушки саму Кирстен Данст, - нарочно, видимо, оговорился он, хотя тут же поправился:
- Алисию Сильверстоун, - и тоже ясно: специально, чтобы заручиться поддержкой хотя бы иностранок, если уж русским бабам больше никто не верит - за:
Глава 55
- Роль продадут даже нижнюю рубашку, чтобы только надели комбинацию Мэри, которую тоже снял бы но не человек, а:
- Легкий ветерок снизу, так сказать:
- Иё платья.
- Да, - подытожил Скли, раздав всем по золотому, - я бы мог быть в джазе - прошу прощенья - даже Мэрилин Монро, но Петром - не могу.
- Петр, между прочим, не всегда, а точнее:
- Не всегда это было всем видно:
- Был тем, кто мог бы пройти этот самый кастинг на Камень.
- Да, - поддержал говорившего Ми Склифосовский, авось:
- Я тоже изменюсь к лучшему. - И кстати:
- Ты кто? - уставился он на говорившего. - Графиня?
- Ай эм, - именно А, заканчивается я имею в виду, - и было ясно, а точнее, наоборот:
- Не ясно, чего она хочет:
- Толи поддержать и Ми, как тоже человека, пробивающегося в Графья, толи сама намылилась на Петра, так как можно подумать:
- Если плохой может в процессе воскресения стать хорошим, то и женщина может принять участие в нем, как - все перекрестились - как:
- Тётя.
- Нет, нет! - она даже замахала руками, - я только шла мимо, спешила на заседание Союза Писателей, раздают задание на получение премии счастливчика Нобеля Войнича, который от иво имени будет и нам доплачивать, как говорится:
- За наше бесполезное существование. - И добавила: - Не думаю, что кто-то будет настаивать на моей кандидатуре, хотя всем уже известно, что я одна из двух с Михаилом Маленьким, кто вылез пещеры, где хранились плотно запечатанные Кумранские Рукописи.
- Нет, нет, - ахнул от её предложения-предположения Ми, - я сам лучше пойду, пусть и останусь в этой могиле навсегда сам. - И тут же схватился за голову: - Это я сказал?
И многим действительно показалось, что он похолодел, потом посинел-позеленел, а дальше стал похож на хомо, но:
- Сёного-сёного-о-о!
- Как будто превратился в первого человека, - сказал Михаил Маленький, и добавил: - Я не опоздал? - Ибо всем и так было ясно:
- Он уже пожизненный первый режиссер, если не считать Иво Постановщика.
- Вообще неплохо, что ты пришел, - сказал Молчановский, - но первый режиссер после меня уже назначен, - и плюнул в сторону Кирстен Данст. - Сам не знаю, как это получилось, - объяснил он ей: - Считай за мексиканский поцелуй рот-в-рот.
- Я всегда так и думала, - ответила она, и плюнула в ответ, но без тренировки попала прямо в глаз Михаилу Маленькому.
- Это значит, - хлопнул его по плечу Ми Склифосовский, - она не обидится, если ты будешь иногда ей подсказывать, где лучше поставить камеру, чтобы тебя не видеть.
- Ничего страшного, ибо по-другому у меня никогда и не бывает, все всегда стараются сесть мне на шею, а её, - он подошел и открыто, при Молли - Молчановском - смог поцеловать ее в длинный нос, заглянув, чтобы никто, кроме нее не заметил:
- За её увеличенный - скорее всего, искусственно - грудной размер.
Далее, съемки Воскресения.
Трещала ночь, героя пальцы
опять лежали на окне,
обои, Северные Альпы,
портрет прабабки на стене,
в трельяж, и в зеркало второе
всмотритесь пристальней, и вы
увидите портрет героя
на фоне мчащейся Невы,
внимать желаниям нетвердым
и все быстрей, и все быстрей
себе наматывать на горло
все ожерелье фонарей,
о, в этой комнате наскучит, -
герой угрюмо повторял,
и за стеной худую участь,
бренча, утраивал рояль,
да, в этой комнате усталой
из-за дверей лови, лови
все эти юные удары
по нелюбви, по нелюбви.
