— Воровали, такое практикуется. Между молоком деревенским и городским течет река мутной воды. Много доливали?

— Таскали на выгон, это заносилось в общий удой. Вырвался я от них в последнюю минуту.

— Я серьезно, а ты шутки шутишь.

Обследовал я Мельбу еще раз и не обнаружил у нее никаких недостатков.

— Упитанность кондиционная, хвост в норме, морда симпатичная, копыта и концы рогов темные, породиста сверху донизу. Чего ты от нее, черт дери, хочешь?

— Выбор пал на корову.

Смотрю на Мельбу сзади, время идет, Мельба дремлет, крестьянина забирает раздражение, хоть пока он сдерживает себя в словах и в жестах.

Вдруг осенило: Леонардо да Винчи! Его знаменитые пропорции!

— Не помню таких, — проворчал мой друг. — Поспешай, а то у меня нервы…

— Правильно расположенный бюст должен находиться на уровне вытянутой руки собеседника. Вот что утверждает Леонардо. А к коровьим соскам надо на корточках подбираться. Явная ошибка природы и одновременно повод для перестройки коровьей фигуры!

Поскольку Мельба все беспокойнее прядала ушами, мы вышли из хлева, чтобы обсудить вопрос в сторонке, с глазу на глаз. Моего друга одолевали сомнения:

— Если оборудуем Мельбе ноги подлинней, надо будет одновременно удлинять ей шею, иначе до травы не дотянется. Тут выше, там длинней, в конце концов получится из коровы вроде как жирафа.

— Черно-белая жирафа не будет выпадать из пейзажа предгорья.

Легче разохотившуюся барышню ублажить, чем удовлетворить крестьянина.

— Жирафа, — сказал он, — вызовет гибель садов, поскольку объест все листья. Да еще надо будет переделать хлев — укрепить фундамент и поднять стены на два этажа. Быку доступ к жирафе сильно затруднен, слишком ему получится высоко. И вся рационализация ограничится одним поколением.

Я признал, что такую рационализацию не оправдать ни перед людьми, ни перед Мельбой.

— Вместо этого… — я вырвал листок из блокнота и нарисовал перестроенную Мельбу.

Мой крестьянин пришел в восторг.

— К компьютеру! — вскричал он. — Вот это оно самое!

Ввели рост, вес, длину и температуру Мельбы, но машина отвечала ровно дурочка. Тогда мой друг вырвал кабель из гнезда и пнул компьютер в самое чувствительное место.

— Каждый день одно и то же! Переключу на ручное управление, должен ты, задрипа, разогреться! А ну-ка испытаю тебя на умножение.

Шестью шесть дало нам двадцать пять.

— Мало! — возопил крестьянин и попросил компьютер крутиться пободрей.

С меня семь потов сошло, пока тот разогрелся и приступил к работе.

Но скептическое настроение меня не покинуло:

— И что с того? Кто это сделает? Из какого материала?

— Купим готовое. Завтра базарный день, все достать можно. Мыло, контрабанду, повидло и массу прочих вещей.

На следующий день в предвидении крупных закупок мы отправились грузовиком в город на базар.

Глаз у моего друга наметан необыкновенно. Средь утиля и металлолома углядел он парашютную вышку в достаточно хорошем состоянии и совсем новую лебедку для планеров. Сделав кое-какие покупки, мы подошли к скромно одетой женщине, продававшей в так называемом ручном ряду тигровую мазь, мандрагору, змеиную наливку и некий порошок в аккуратненьких пузырьках.

— Оставь меня… — сказал крестьянин и завел беседу о погоде, о меняющемся давлении, о ломоте в костях. Слово за слово, от погоды к предмету интереса.

Моего друга интересовал белый слон, конечно, карликовый. Обещал, мол, слоника крестнице на именины. Такой она удачный ребенок, словно свой собственный. Женщина вынула калькулятор, написала свою цену, крестьянин в ответ свою. Молча перешучивались, пока через какой-то срок не сторговались, и вот уж до оплаты дошло. Но тут мой крестьянин спросил для верности:

— Мальчик?

— Нет, барышня.

— Девочка мне не подойдет. Вот так незадача.

Оба были огорчены. Друг спрятал деньги, а женщина на прощанье сказала, чтоб справился про самца на той неделе, хоть наверняка обещать она не может. Отошла на шаг, на два и вдруг вернулась.

— А этого вот не имеется случайно? — Крестьянин показал ей перфокарту из компьютера.

Женщина изучила ее очень внимательно. Потом быстро перевела в уме данные электроники на язык торговли.

— Нужна добротная семерка. А сейчас трудности с большими размерами.

Мой друг дал понять, что знает цену товару и не отрицает права на хороший приработок в пределах здравого рассудка. В ответ женщина распахнула плащ и вытащила из-под мышки рацию.

— Это я. У вас там ангельская семерка еще есть? Приготовьте, сей момент за ней буду… — Потом крестьянину: — На семерке не смогу, а на слоне вам сбавлю, коль на той неделе сыщется юноша.

Вернулись мы еще до полудня. Вечером согласно инструкции приделали Мельбе большую ангельскую семерку. Ужинать сели поздно, изрядно усталые. Целый день словно в строгий пост!

— Откуда они там на базаре берут такие вещи? — удивлялся я, посыпая селянку перцем и карри.

— А я знаю? Наверно, из импорта, но такого, понимаешь, не очень-то официального. У торговцев свои ходы, знакомства, контакты. Поди дознайся…

— Контакты, говоришь?

— Ничего я не говорю, что мне за дело? Узнай человек все враз, без парашюта прыгнул бы с нашей вышки.

— Ну а если семерка не приживется? Организм Мельбы может ее отторгнуть, что тогда? Мельба лишится молока, ты — денег, мой грошовый вклад, ладно, во внимание не принимаем…

— Ты читал инструкцию и гарантию? Видел, кто документы подписал? Так выбирай выражения и не греши без надобности. Напрасные грехи — самые глупые из грехов. Их тебе не отпустят ни на земле, ни значительно выше.

Ради приличия я уставился в потолок, точнее — на люстру, в которой кургузые орлы соседствовали со светцами в виде свечек.

— У меня такое впечатление, что лезем мы не в свое дело.

— Нашим намерениям вроде бы ничто не препятствует.

— Откуда же беспокойство?

— Из-за селянки. Теперь жди цветных снов. Селянка, хоть и вкусна и питательна, не одного горожанина вывела из равновесия.

Заснул я перед самым рассветом. Разбудил меня громкий стук: мой крестьянин прибивал на воротах хлева табличку «Ангар № 1».

Позавтракав, мы смонтировали парашютную вышку. Установили ее на краю луга.

Мельба состроила нормальную мину, на аппетит не жаловалась, все свидетельствовало, что семерка прижилась и держится крепко.

— Камень с сердца свалился, — проговорил мой друг. — Давай следовать инструкции.

В срок, до минуты определенный инструкцией, вывели мы Мельбу на первую прогулку.

— Она должна попривыкнуть к высоте. Подтянем ее на два — три этажа.

Пошли с коровой к вышке. Сделали что положено, взволокли ее на высоту второго этажа. Хоть стропы были удобные, Мельба жалобно порыкивала и вместо того, чтобы наслаждаться открывшимся видом, явно тосковала по земле. Мы чуть было рукой не махнули на затею.

— Скажи ей что-нибудь! Что угодно, только искренне, от души!

— Слушай, Мельба! — закричал я сколько было сил. — Слушай:

Слушала она с интересом, а потом вдруг!..

— Ах ты, парнокопытная!..

Не успел я увернуться. Влепила на полускоке.

— Пронял ты ее, — заявил мой крестьянин с каменной солидностью. — Теперь и я вижу, на что способна литература. Пойди к колодцу, мигом смоешь.

В подобных приключениях прошло два дня. И наконец, при безоблачном небе, Мельба ступила на взлетную полосу. Обошлось без планерной лебедки, хоть пробные опыты оставляли поначалу мало надежды. Мельба на старте упиралась и взамен того, чтобы отправиться в воздух, мычала в наш адрес какие-то невнятные претензии.

— Чего-то ей не хватает, — бросил я между прочим.