Времени оставалось все меньше, людей страдало все больше. Она должна была искать крестражи вместе с Гарри и Роном, а вместо этого сидела взаперти. Как там мальчики справляются без неё, и справляются ли вообще? Гермиона одернула себя. Безусловно справляются. Иначе и быть не может.

Вечер близился неумолимо. Завтрак, утром едва не отправившийся в стену, гриффиндорка съела в обед, зельевар днем не появлялся. Не пришел он и на ужин. Гермиона засыпала голодная но спокойная.

Девятый день белел за окном мутным, туманным рассветом. Белая кисея стелилась по поляне как дымное молоко гадательных шаров Трелони. Гермиона раз за разом проводила угольком по ряду черных палочек на торце каминной полки, постепенно превращая их в кляксу. Неделя и два дня вдали от друзей, от новостей даже самых обрывочных. Желудок свело голодным спазмом. Девушка поморщилась и слегка озадаченно посмотрела на черные от угля пальцы.

Комната вращалась вокруг, пол под ногами причудливо выгибался, выскальзывая из-под ног. Слишком плохо для одного полуголодного дня. Полное, тотальное отупение. Никаких целей, страхов, желаний. Только еда и Снейп. Гриффиндорка ужаснулась, но тоже как-то не выразительно, по инерции.

Есть хотелось до одурения, все мысли сконцентрировались вокруг ростбифов и бифштексов. За кусочек полу прожаренного мяса Гермиона готова была подраться. Было бы с кем.

Чувствуя себя столетней старухой, чудом не отправленной добрыми родственниками в хоспис, девушка останавливаясь на каждой ступеньке, спустилась на кухню. Ноги не слушались. Так плохо ей было только в детстве от скарлатины, во время пыток и после ритуала. После ритуала, кажется, и то лучше.

На кухне не было подноса с завтраком. Не было даже булки хлеба. Пусто в ларях, в опрятных ольховых коробках и на открытых полках.

Обессилев окончательно, Гермиона опустилась на пол. Толстые доски под пальцами казались теплыми, на потемневшее дерево одна за другой упало несколько прозрачных капелек.

“Что со мной? Почему же так плохо?”, — Гермиона смахнула слезы и прижалась спиной к дверце старинного серванта. Целый день она не виделась со Снейпом, он не приходил ночью. Одно воспоминание о зельеваре приносило облегчение и рождало желания в измученном теле.

Поборов в себе отвращение, Грейнджер вспоминала все до мельчайших подробностей, ладонь сама собой скользнула под мантию, прижимаясь к горячей промежности. Гермиона сидела, закрыв глаза, сцепив зубы, представляя Снейпа и мастурбируя пальцами. Стало легче. Умереть внезапно захотелось даже больше, чем есть.

В серванте на верхней полке нашлись банки с консервированными овощами, на этикетке блестящими чернилами было выведено: “Три Метлы”. Овощи закрывала мадам Розмерта. За подкопченной трубой висели нитки с сушеными яблоками и грушей, в маленьком печном горшочке лежали орехи.

Гермиона, не жуя, глотала яблоки. Яблоки больно царапали горло.

Когда первый голод был утолен, девушка еще немного посидела за столом, снимая сухие сморщенные груши с пожелтевшей нити. Хотела набрать воды, вскипятить, сделать компот и мятный отвар, но руки пустого котла не удержали.

Оставшиеся орехи и нитки с яблоками Гермиона забрала в спальню, вовсе не уверенная, что сможет опять спуститься на кухню, и уже падая на жесткий матрас, поняла – даже с кушетки встать не сможет.

Она спала и просыпалась то от невозможного жара, то от колючего холода. Голод сменился мучительной и иссушающей жаждой, но воды в комнате не было. Гермиона вспоминала Снейпа, проклинала его, молила его, молилась о нем. Легче уже не делалось. Свет мерк, становясь все слабее. Откуда-то с периферии ползла страшная чернота, отвоевывающая себе кусочек за кусочком. Во рту стало солоно и гадко, кровь хлынула носом.

— Грейнджер! Грейнджер!

Тормошит, раздевает. Обжигающая ладонь на лбу.

— Гермиона!

От горячих губ легче не делается. Гермиона отворачивает голову, кровь попала в горло, смешно булькает при дыхании.

Снейп магией убрал кровь, говорил что-то вроде даже ласковое и успокаивающее, по волосам гладил, потом перевернул Гермиону на бок и прижал к себе спиной. Его пальцы в теплой скользкой смазке нашли тугое отверстие ануса и слегка надавили. Девушке не было приятно и неприятно тоже не было. Безразлично и наплевательски, до того момента ровно, пока палец не проник внутрь на всю длину. Тут дискомфорт стал весьма значительным.

Гермиона повыше подтянула колени к груди. Она не планировала когда-либо практиковать анальный секс, но общие знания имела и по этому вопросу. Дурнота накатывала и отступала, не позволяя полностью вникнуть в происходящее. Снейп дышал в ухо, в приказном порядке требовал не умирать и трахал пальцами. Уже двумя.

Вяло, кажется, вообще мысленно, Гермиона предлагала ему катится под хвост к василиску, а зельевар действовал все настойчивее. Член легко и безболезненно, будто не в первый раз заскользнул сразу наполовину. Крепкие руки стиснули бедра, плавно качнули легкое тело на себя, бессовестно вторгаясь и растягивая.

Гриффиндорка чувствовала себя нанизанной на шпажку креветкой. Смех, от сравнения родившийся в груди, наружу вырвался глухим хриплым стоном.

Хо-ро-шо. Член вошел до основания, даря жесткое сумасшедшее ощущения предела, удовольствие, током пробежавшее по телу и выгнавшее весь туман из головы. Оглушенная яркостью и новизной ощущений, Гермиона вжималась в Снейпа и дышала часто-часто, как захваченная врасплох приступом асфиксии.

Северус гладил её по голове и не спешил отпускать.

— Еще… Пожалуйста…

Он не заставил просить дважды. Перевернул, пропихнул под живот сложенную валиком подушку и засадил в вульгарно приподнятую попку. Зельевар целовал Гермиону между лопаток в каждый позвонок до самой шеи, быстро, обрывисто, будто воруя и трахал во всю длину своего огромного члена.

— Еще! — почти плача, царапая простынь, не чувствуя боли в ушибах и синяках.

Кровь быстрее побежала по венам, силы теперь хватило бы на троих. Волшебные лампы под потолком искрили, вспыхивая и потухая, в абажурах.

Снейп глухо рычал сквозь зубы. Гермиона видела только его жилистую напряженную руку, припечатавшую матрас рядом с её лицом. Второй оргазм – быстрый, болезненный, мгновенно похитивший из тела все томление, выдернул гриффиндорку из спасительного угара, не щадя вернув в суровую реальность. Внутри стало болезненно растянуто и тесно, мгновенно осознался весь ужас происходящего. Снейп кончил через несколько мучительно долгих движений и Гермиона снова забылась. От магии было тепло, надежно и… цело. Северус лежал на ней сверху, чуть опираясь на локти. Его рваное дыхание колыхало прядь над ухом, щекотало скулу, его сердце билось громко и часто Гермионе прямо в позвоночник. Это было хорошо и правильно.

Девушка приоткрыла глаза, ощутив легкое прикосновение к щеке.

— Грейнджер..?

— Все в порядке. Я в порядке.

Ни черта было не в порядке. Мысли лились бессвязным потоком одна другой больнее и гаже, Гермиона отгоняла их, сосредоточившись на жарком пламени камина. Камин это очень уютно.

Снейп медленно вышел из неё, накрыл одеялом. Легким, пуховым, совсем не колючим, запрятанным в ароматный накрахмаленный пододеяльник. Девушка, не отрывая взгляда от пламени, слышала как он одевается. Мантия шуршала тихо, будто смущаясь.

— Сэр… — Снейп замер с прямой спиной. Пальцы, застегивающие пуговицы остановились. Неуместное обращение повисло в душном, пряном от секса воздухе.

— Да, Грейнджер?

Гермиона все же села, закутавшись в одеяло и в упор посмотрела на мужчину. Зельевар выглядел спокойным и невозмутимыми как на уроке.

— Сколько дней прошло?

— Сейчас третий с момента нашей последней встречи.

Девушка кивнула, не считая нужным отвечать, и улеглась обратно, отвернувшись к стене. Зельевар какое-то время был в доме. Принес в спальню дров для камина и поднос с едой, пошуршал чем-то на кухне. Гермиона слышала как он ходит внизу, как скрипят дверцы шкафов, потом хлопок аппортации и дом погрузился в тишину.