- Смотри у меня, поаккуратней. Костя на тебя, дурака, столько времени потратил, а ты в один момент всё испортишь.

Для Белкина разговор отдавался гулкими ударами сердца, но его старались обвинить в том, чего нет, и не будет.

- Ладно, я пойду.

Ник ушел удивленный, с каких это пор мать защищает Железнова. Да, смирилась с их отношениями, но окончательно не принимала.

Он ехал к Горностаевым с чувством эйфории, наконец-то удастся посидеть, как нормальным пацанам, поговорить о жизни. Хотя о жизни только и говорили. И находили, что у них много общего, но при этом Нику казалось, что он просто обязан помочь Саньку с Никиткой, с ними было легко и не надо было следить за своим поведением. Просто оставаться собой.

Он с каждым днем больше привязывался к мальчику и тонул в серых глазах его отца. Константину он молчал о своих ежедневных поездках, а бойфренд был слишком занят, их общение сводилось к коротким вечерним беседам, в которых, кроме «я люблю тебя», не имелось абсолютно никакого смысла. Словно Железнов сознательно уходил от обсуждения своих будней. Ник порой подозревал, что Джонни ходит в «Пропеллер» не только для проверки счетов и переписки с налоговыми органами, но и свой орган использует там по прямому назначению.

Но это была лирика: Белкин слишком увлекся новыми друзьями, помогал Саше, уставал как собака. За прошедшие дни починили машину и залатали крышу. Домой он возвращался уставший, сытый и довольный. Единственным минусом считался реагирующий на Горностаева-старшего член.

Мужчины полигамны, но Ник считал себя однолюбом, раз уж с семнадцати лет мечтал только о своем классном руководителе, а в последние пару лет впускал в себя только его. То есть, вообще впускал в себя только его, изначально по своей природе и во всех других отношениях еще до совместной жизни с Константином он числил себя топом, но Железнов сказал забыть об этом.

С Саньком всё встало бы на свои места. Одна мысль о возможности всунуть член в тесную девственную дырочку скручивала мышцы до спазмов в животе.

Сегодня Ник собирался рассказать парню о своей ориентации, решил, что молодой отец для обескураживающей новости вполне созрел.

Как уже стало традицией, вечером они играли в Никиткой комнате, строили из книжек дорогу с трамплинами, катали машинки.

- Всё, Кит, пора баиньки, - напомнил сыну Александр, - завтра поиграем.

- Еще немножко, - запищал мальчик, прячась за Белкина.

- Нет, уже поздно, - настаивал отец, в холодильнике ждало пиво, не терпелось приступить к главному мероприятию вечера, пока они только пригубили по бокальчику, только подстегнул аппетит.

- Ну-ка, Никит, давай, игрушки собирать, - предложил Ник. – Кто быстрей добежит до той коробки?

Мальчик побежал, но Белкин подхватил его на руки и закружил по комнате, балдея от искрящегося детского смеха.

- Еще! Еще! – кричал Никита. Дядя Коля кружил его, пока у самого перед глазами не помутнело.

- Всё, неси игрушки в коробку.

- Хорошо!

Горностаев взял пульт, стал переключать каналы, ища что-нибудь интересное, кроме вечных мультиков.

- О-па, смотри, какая тёлка, - шел какой-то западный боевик. – Как тебе такие буфера? Смачные, да?

- Что такое буфера? – сразу влез сына, подбирая очередную игрушку.

Ник вгляделся: девка как девка, актриса, как актриса, интереснее Никитке помочь, чем на ее буфера пялиться. Но, кажется, момент настал.

- Мне у ее партнера задница больше нравится.

Александр по инерции рассмеялся, но потом сообразил, что шутка имеет двойное дно. Замолчал, посмотрел на друга с недоверчивой улыбкой. Увидел, что тот не очень-то стремится опровергнуть его бредовую догадку.

- Ты серьезно, что ли?

- Санёк, не тупи. Я – гей.

- Гей? - Саша переменился в лице и как-то ненароком заслонил сына. - Тебе лучше, наверно, не приходить больше к нам.

- Да что ж такое? Сань, слушай, ты всё неправильно понял. Я гей. Педик, но не педофил. Не бойся. Я нормальный. Ну, ты ж меня не первый день знаешь.

Но Александр не поддавался.

- Тебе пора уходить. Никита, а ты марш в кровать.

- Не хочу!

- Я тебя не спрашиваю. Живо! Я дядю Колю провожу и приду к тебе.

- Послушай, Сань, послушай, - Белкина ситуация тяготила, надоело чувствовать себя отбросом общества. – Сань, неужели от того, что мне нравятся парни, а не бабы, мне теперь и руки подать нельзя? Пока ты не знал, ты ведь не возражал против дружбы? Что сейчас-то изменилось?

Горностаев оглянулся на спальню, куда ушел Никита, облизал губы, подбирая ответ. Ник ждал.

- Я не люблю голубых.

- Очень резонный ответ! – Белкин изобразил смех. – Почему ты их не любишь? Я алкоголик? Наркоман? Шпана? Мне кажется, мы неплохо ладили. Я мог тебе не говорить, но сказал. Чтобы между нами не было недоразумений.

Саня отвернулся, смотрел в пол, обдумывал. Ник решил, что все-таки не ошибся в нем, в его разумности.

- Лучше б не говорил, - пришел к выводу Александр, но уже без категоричной непримиримости.

- Но уже сказал. Ничего не поделаешь. Относись к этому проще.

- Хорошо, я подумаю.

Он пошел проверить, как там ребенок. Никитка уже спал. Отец раздел его, накрыл одеялом. Белкин остался стоять на месте, лишний раз не стал нарываться на повод обозвать себя извращенцем и педофилом.

Саша вышел из спальни, бросил на Ника короткий взгляд, чуть качнул головой в сторону кухни.

- Пойдем, что ли, обмоем новость?

- Если ты собрался и дальше на меня волком смотреть…

- Проехали, всё нормально.

Они убрались из комнаты, чтоб не разбудить ребенка, разместились на кухне. Хозяин сел за обеденный стол, а Белкин пристроился на двухметровом расстоянии от него возле стиральной машины.

Разговаривали на отвлеченные темы: о погоде, рыбалке, чемпионате мира по футболу.

- А как ты понял? – неожиданно спросил Горностаев.

- Что?

- Что ты голубой.

- Ну не знаю, - пивасик уже ударил Нику в голову, пробило на приукрашенную откровенность, - само как-то вышло. Вставать на мужиков стал. Ой, да брось, что там понимать? Мне лет всего, кажись, шестнадцать было, я уже девок наших деревенских во всю в кусты таскал. С парнями, правда, не получалось никак. Все вокруг натуралы, за свои задницы дрожат.

- И когда у тебя первый раз?..

- С мужчиной? – Ник заметил, что друга не на шутку заинтересовала эта тема. – Да в одиннадцатом классе. Меня мой классный руководитель изнасиловал.

У Александра округлились глаза, он не донес бутылку до рта.

- Классный руководитель? Вот старый хрыч. И где он, посадили?

Теперь Белкин пивом поперхнулся.

- Типун тебе на язык. Нет. Никто не знал. Я тебе, кстати, первому рассказываю. И он молодой был. Двадцать три года.

- Тем более мудак. Псих, маньяк и извращенец. Зря ты не накатал заяву: изнасиловать несовершеннолетнего ученика – это серьезно.

- Зря.

На какое-то мгновение замутненным мозгам действительно показалось, что надо было привлечь Железнова к ответственности, за то, что порвал его зад, уложил под себя, сорвал, сука, такой замечательный план вставить ему, очкарику-историку, опустить его, унизить.

- А сейчас как? Часто случаются перепихи? Или тоже сложно?

- Да не волнуйся ты за свой зад, - однако Белкин уловил, что Сашка больше не зажимается, подсел к нему ближе, продолжил прикладываться к бутылке. - У меня постоянный партнер как бы есть.

- В Новосибирске? Так ты к нему уезжаешь?

- Да, - нехотя кивнул Белкин – А давай-ка лучше ты расскажи, как тебя угораздило жениться на шалаве. Ты вроде мальчик-паинька.

- Отсасывала хорошо, - смущенно признался Горностаев.

- Ого. Интересная темка. Давай-ка поподробнее.

Ник поспешил перевести разговор в другое русло, потому что понял, что ляпнул лишнего. Не хотел откровенничать про ту сторону своей жизни, где был Костя, не хотел, чтоб друг знал о его пассивной роли.