– Ламбро!

– Димитриос!

Приятели обнялись. Через полчаса Мусаки уже был капитаном одного из захваченных кирлангичей.

На следующий день Качиони привел капитанов к присяге, вручил им «арматорские» патенты, заверенные российским консулом.

– Теперь у меня уже своя флотилия и я не капитан, а адмирал! – самодовольно объявил он.

Оставив Кефалонию, флотилия направилась в Эгейское море.

Утром 30 апреля у западного побережья Мореи с «Минервы» заметили большое трехмачтовое судно.

– Похоже, что это турки! – оценил Качиони, разлядывая небрежно поставленные паруса и обвисший такелаж. – Такой жирный кусок нам упускать грех! Попробуем догнать!

Поймав в паруса попутный ветер, «Минерва» устремилась на пересечку обнаруженному судну. Турки, увидев это, пошли в отрыв. Началась многочасовая погоня. Пытаясь спастись, турки повернули к берегу, чтобы укрыться в одной из бухт. Однако им в тот день не повезло, ветер поменялся, и беглецам пришлось искать спасения в открытом море. Погоня продолжалась. Первыми турок настигли более быстрые и маневренные кирлангичи. Их задача была заставить беглеца сбавить ход. Капитан Мусаки палил исключительно по рангоуту и быстро заставил турка лечь в дрейф. А затем подоспела и «Минерва Севера».

Бой был жесток, турки бились насмерть, понимая, что от греков им пощады не будет. Отчаянная пальба продолжалась до самой темноты. Ночью турки попытались улизнуть, но им снова не повезло. На море был штиль, и противники лишь медленно дрейфовали, влекомые прибрежным течением.

На рассвете взору Качиони и его соратников представал полностью разбитый корабельный остов с обрубками мачт и паутиной свисавшего такелажа. Огня турки уже не открывали, так как выбросили пушки за борт. Да и драться у них было уже некому. Когда Качиони во главе своих сорвиголов первым взобрался на палубу, ему предстало страшное зрелище: груды мертвых и умирающих, обрубки человеческих тел, снасти и обрубки рей, все перемешано и густо полито кровью. Оставшиеся в живых, уже смирившиеся с судьбой, сидя на корточках, ждали своей участи.

– Кончайте с оставшимися! – обернулся к корсарам Ламбро. – И всех за борт, мне падаль на палубе не нужна!

Те выхватили сабли и, мешая друг другу, кинулись к опустившим головы туркам. Через несколько минут все было кончено…

В донесении князю Потемкину Качиони писал со всей откровенностью: «…По окончании военного действия осталось в живых 80 человек, которые так же в отмщение происходящего от их рода вероломства и крови, которое при сем военном действии скончались некоторые из моих, и словом да увидят другие, что творят, также преданы смерти».

– Турки нас, захватывая, казнят самой лютой смертью, и мы платим им той же монетой! – говорил он позднее в свое оправдание. – Это наши давние счеты, и никто не может нам в том помешать!

Захваченное судно окропили святой водой от «поганой» скверны и подняли Андреевский флаг. Немедленно начали и починку. Но когда спустились в трюм, стало очевидно, что жить трофею осталось совсем недолго. Вода все прибывала, и остановить ее было уже нельзя.

– Снимайте, что только возможно! – распорядился предводитель. Когда на борт «Минервы» было перегружено все, что представляло хоть какую-то ценность, трофей был предан огню.

Флотилия же взяла курс на Занте, чтобы исправить повреждения и пополнить запасы ядер, пороха и воды.

Отчитываясь о плавании, Качиони был весьма горд: «…Уже во всех местах турецких гремит, что Архипелаг весь наполнен военными российскими судами, в Архипелаге же нет больше никаких наших корсаров, только я с маленьким… флотом».

Но Качиони гонялся не только за турками. Не брезговал он и нейтралами. Так, в мае 1788 года он остановил рагузское купеческое судно. Капитан-далматинец не слишком печалился, ведь Рагуза в войне России с турками держала нейтралитет, и о том все прекрасно знают. Но на несчастье капитана, Качиони нашел в его шкатулке 800 золотых.

– Это деньги компании, и вы не имеете никакого права их забирать! Я буду жаловаться вашему посланнику при тосканском дворе графу Моцениго! – кричал далматинец, видя, как Качиони деловито сгребает золото в парусиновую кису.

– Вот мое право! – рассмеялся корсар и ткнул под нос пистолет. – Понюхай и заткнись!

Затем он погнался за следующим рагузским судном, которое шло на принадлежащий туркам Крит с военными припасами. Перехватить такую добычу было для Ламбро делом чести. Такой приз наглядно бы продемонстрировал всем, что Рагуза, не таясь, поддерживает Константинополь. После этого руки Качиони были бы полностью развязаны. Но сорвалось! В самый момент капитан успел проскочить в порт Кандию, куда из-за тамошних пушек Ламбро уже не сунулся.

«Все мои меры употреблю сыскать такой фальш, – писал он раздосадованный, – и тем довести, чтоб оные рагузцы подпали под наши призы».

В начале лета Качиони получил секретное письмо из Венеции. Посол Мордвинов сообщал ему о трех английских торговых судах, которые грузили в Салониках военное имущество для турок в Боснии. Качиони он сулил богатую добычу, себе – возможность получить карт-бланш в обвинении Англии в помощи туркам. Но Качиони ждала снова неудача, кто-то предупредил англичан о корсарах, и те в море так и не вышли.

Но неудачи все же случались не так часто, гораздо чаще опытному и предприимчивому Качиони сопутствовал успех, который людская молва множила тысячекратно. К середине июня флотилия Ламбро Качиони состояла уже из 13 вооруженных судов. Огромную добычу бойко сбывали во всех портах Средиземноморья, разве что за исключением Триеста.

А скоро подал голос и банкир Каваллар, так и не дождавшийся присылки в Триест ни одного из захваченных судов. Свои претензии он предъявлял, разумеется, не обманщику Качиони, а братьям Мордвиновым, втянувшим его в эту авантюру.

Тем временем Качиони значительно расширил ореал своих действий. Ныне он уже не ограничивался лишь Эгейским морем, а качионовские капитаны терроризировали всю торговлю от Малой Азии до Египта. Аппетиты Ламбро все росли. Теперь он уже намеревался покуситься и на какую-нибудь из прибрежных турецких крепостей.

Выбор пал на крепость Кастель-Россо, что стояла на одноименном острове к востоку от Родоса. Всезнающая агентура Качиони сообщила ему, что крепость слабо укреплена, а гарнизон мал и состоит из одних престарелых янычар-отуряков.

– Это мне подходит! Мы захватим Кастель-Россо, заберем все оружие и продовольствие, а султану надолго испортим настроение! – решился на приступ гроза Средиземноморья.

Собрав у острова Парос флотилию, он взял курс на Кастель-Россо.

Утром 24 июня Качиони внезапно высадил на берег острова десант и начал штурм крепости. Вначале, как и подобает в таких случаях, крепость подверглась жестокому многочасовому обстрелу. Этого оказалось более чем достаточно. К середине дня престарелый гарнизон спустил флаг. Переговорщиком они выслали местного митрополита, которому не без труда удалось убедить Качиони не резать головы сдавшимся. Нехотя Качиони пообещал никого не убивать.

После чего турки с облегчением передали ему ключи от крепости и открыли ворота. Но Качиони не был бы Качиони, если бы не нашел способа, хоть как-то унизить своих заклятых врагов. Выходящих из крепости стариков-отуряков прогнали под склоненными греческими саблями. Старые янычары плакали от позора.

– Чтобы никогда не забыли победоносное наше оружие! – громко смеялся старый корсар, плюясь в их сторону.

Надолго задерживаться у острова Качиони не собирался. Весь порох, ядра и три десятка пушек были быстро погружены на суда. Большие крепостные пушки сбросили в воду. Саму крепость и городок при ней, между делом основательно разграбили.

Это был уже откровенный вызов султану, и он не остался безнаказанным. Вскоре в Эгейском море появилась карательная турецкая эскадра. Поначалу она была небольшая, но к концу лета турки наростили силы и эскадра уже имела два десятка вымпелов. Теперь корсары гонялись за купцами, а турки – за корсарами.