– Милая незнакомка, разрешите вас пригласить.

Таня подала руку и позволила отвести её в центр зала.

– Меня зовут Олег. Я окончил институт и вернулся работать в поселок. А как вас величают? – он говорил нарочито старомодно, это выглядело очень забавно.

– Таня, – сообщила она с улыбкой.

– Где же проживает такое неземное создание?

– В обычном доме на Рябиновой улице, – хмыкнула она.

– Рябины действительно растут на улице?

– Не совсем. Возле моего дома орех и около дома подруги орех, но есть и другие деревья. А рябина на всю улицу одна.

– Понятно. Улица чьей-то мечты.

Оказалось, он учился в этой же школе, а живёт в соседнем переулке. Будет работать агрономом в совхозе. Олег развеселил её. Настроение поднялось. Вечер снова стал интересным. Олег не отошел от Тани, когда закончился танец. Стал приглашать на все последующие. Он явно заинтересовался ею. Таня украдкой поглядывала на Лукьянова и поражалась мрачному выражению его лица. Сашка не спускал с неё глаз.

Смутная догадка промелькнула в голове: «Ревнует? Или просто думает, что нарушила договор и теперь злится».

Неожиданно, к началу следующего танца появился Лукьянов и пригласил её танцевать. Олег удивлённо посмотрел на него:

– Эта девушка уже приглашена.

– Может быть, и приглашена, но это моя девушка! – возмутился Сашка и повел Таню к сцене подальше от соперника.

– Ты ничего не перепутал?

– Нет, а ты?

Лукьянов так сильно прижал её к себе, что она уткнулась носом в ворот его расстегнутой рубашки.

– Мне дышать нечем, – пожаловалась Таня.

Сашка немного отстранился.

– Извини, я нечаянно.

Впервые Таня танцевала с ним и была так близко. Голова чуточку закружилась. Она не смотрела ему в лицо, видела только шею и кусочек груди. Запах его кожи показался ей родным и волнующим, будоражил кровь и будил неведомые чувства. Таня ощутила тепло его рук на спине. Она словно превратилась в туго-натянутую звенящую струну, и этот неслышный другим звон уловила его душа. Неровное дыхание Сашки попало точно в такт её дыхания. Сердца забились в унисон, как будто они превратились в единое существо.

«Что с ним? Почему так волнуется? Руки дрожат, как у нервной дамочки. Где его знаменитое хладнокровие, которым так гордился?»

Сашка осознал: он ревновал, дико ревновал. Никто не должен касаться Тани! Плевать ему на Ларису и на всех, кто рядом с Ледовской. Оказывается, ему нужна только эта девушка, колючая и нежная одновременно. Раньше он не ревновал – думал выше этого. И вдруг обнаружил, что готов прибить незнакомого парня только за то, что тот танцевал с ней. Что-то похожее на панику нарастало в его душе: «Что же Василёк со мной сделала?»

Они медленно шли по вечерней улице. Пары обгоняли их. Сашка накинул Тане на плечи свой пиджак. Она куталась, касаясь щекой поднятого воротника, и украдкой вдыхала его запах.

– Я начинаю завидовать этому пиджаку, – улыбнулся он.

Таня смутилась. На высоком орехе возле дома в тумане висели качели.

– На твоей улице растут одни ореховые деревья, а она называется Рябиновой. Почему? – чуть растягивая слова, поинтересовался Сашка, любуясь нежным овалом лица девушки.

– Мне сегодня уже задавали этот вопрос. Видимо собирались посадить рябины, но нашли только ореховые саженцы, – озадачилась она.

Они приблизились к её дому. На толстом суку тополя висели качели. Когда-то отец повесил их для маленькой Тани, но крепкий канат легко выдерживал и взрослого. Они с Женькой до сих пор время от времени садились на отполированную попами дощечку. Она показала на качели.

– Покатаешь?

– За поцелуй, – ответил Сашка и поразился бешеному стуку своего сердца.

Придержал дощечку, пока Таня усаживалась. Он катал, а она вспоминала, сколько вечеров провела на этих качелях, мечтая о нём. Как волновалась душа, ожидая неизведанного и прекрасного. Теперь понимала – это было предчувствие любви. Качели плыли в тумане. Таня находилась в столбе рассеянного света, льющегося из окон дома.

– Ты как на сказочных качелях, – тихо произнёс Сашка, останавливая их. – Красиво, правда? – в этот миг он понимал её полностью.

Она благодарно улыбнулась и впервые за весь вечер посмотрела ему в лицо. От светящихся глаз Лукьянова сердце дало сбой. Сашка наклонился и прикоснулся к её губам. Таня подняла руки, обняла его за шею и дотронулась до волос на затылке.

– Мягкие, как я и думала, – прошептала она, перебирая пальцами завитки.

– Сладкие, как я мечтал.

Его руки на плечах Тани вздрогнули.

– Черт! Голова закружилась, как у барышни, – хрипло засмеялся Сашка.

Она отстранилась от него и заглянула в глаза.

– Это плохо.

Его зрачки расширились, от чего глаза превратились в бездонные

колодца.

– Мне лично, очень хорошо, – он пристально смотрел на неё, – никогда такого не чувствовал.

– А я не знала, что так бывает…

«Зачем призналась? Теперь он понял, что ни с кем ещё не целовалась», – вспыхнула Таня.

Ей показалось: между их душами протянулась прочная невидимая нить. Когда простившись, Сашка уходил домой, её сердце рванулось за ним. Она не знала, что он тоже испытал острую боль от расставания.

На следующий день Таня проснулась рано. Долго лежала с закрытыми глазами. Не заметила вошедшей в комнату матери.

– Что с тобой творится, ты сама не своя?

– Просто хорошо жить. – Она потянулась и обняла мать. – Как ты себя чувствуешь?

– Ужасно, как будто каждое утро меня выворачивают наизнанку. Когда я носила тебя, было легче. И почему ему не сидится спокойно? Как я выдержу ещё пять месяцев, не знаю.

Таня не делилась с матерью секретами, но та будто чувствовала, когда надо помочь. Приходила к ней в комнату, говорила о чём-то. Когда уходила, оказывалось: без расспросов, незаметно давала так необходимый на тот момент совет.

Отец обладал спокойным, уравновешенным характером. Не любил шумных компаний, долгих застолий. В их доме редко бывали гости, но Таня знала: у отца добрая душа. Антон Сергеевич никогда ни на кого не повышал голос. Всегда прощал жене резкие слова, понимая её взрывной характер. Именно он пристрастил дочь к книгам.

Как-то отец сказал: «Проза передает жизнь внешнюю. Стихи – внутреннюю, душевную, самую глубину человеческих чувств. Хорошие стихи – целый мир».

Таня знала много стихотворений, её душа говорила поэтическими строчками. Едва научившись читать, девочка проглатывала книгу за книгой. Анна Ивановна называла её книжным наркоманом. Заставая ночью, за чтением очередного романа, ругалась: «Спать когда будешь?»

Во время чтения Таня так увлекалась, что не слышала и не видела ничего вокруг. Дозваться её было невозможно. Она была там, в волшебном мире. Вместе с героями покоряла далекие планеты, искала золото на Аляске, умирала на войне, любила в «Терновнике». Тысячи жизней книжных героев становились её жизнью.

Осень начала прореживать листву. Деревья стали прозрачнее. Зажигались лёгким огнем их макушки. Как огненные факелы, стояли каштаны. Раскрасилась в немыслимые цвета вишня: верхушка была ало-жёлтая, внутри дерево оставалось зелёным, а по бокам, листья приобрели багряно-оранжевую расцветку. Лишь айва и орех не сдавались, оставаясь абсолютно зелёными. Дни стояли тихие, теплые, настороженные. Осень словно призадумалась, какими ещё красками расписать свои владения. Таня очень любила это время года. Набрала целый ворох разноцветной листвы, собираясь поставить букет в вазу.

«Как приятно пахнут», – Таня поднесла листья к лицу и вдохнула их сухой, пряный, угасающий аромат. Вдалеке увидела Сашку. Он шёл по аллее и нёс такой же букет из листьев.

– Это тебе, вдруг не хватает, – засмеялся он, увидев её растерянное лицо.

– Спасибо.

Таня обеими руками взяла этот ворох и подбросила вверх. Листья осыпали их цветным дождем.