Чужие губы прижались к моим, целуя — мягко, почти невинно, боясь спугнуть. Я напрягся от первого прикосновения в его руках, собираясь оттолкнуть, как только он переступит ту незримую грань, и он будто почувствовал это.

— Если ты захочешь уйти, я не буду тебя останавливать, — он сделал шаг назад. Я зябко передернул плечами и плотнее закутался в покрывало, которое успело сползти с плеч.

Я чувствовал его взгляд — темных и жадный, голодный, знал о его желаниях, о том, что ждет меня рано или поздно, если останусь рядом. Не мог не знать. Однажды Терри сказал, что не заметил, как из нескладного бельчонка появился лис, сотканный из языков пламени, завораживающий. Я смеялся и не верил, пока не увидел, как князь смотрит, как касается, как улыбается… лишь мне.

— Вы отпустите меня, мой князь?

— Попытаюсь, — честно ответил князь и провел тыльной стороной ладони по моей щеке.

Он ушел, оставив меня наедине со своими мыслями. Я вернулся глубокой ночью, когда от холода уже не чувствовал пальцев, а боль в ноге стала невыносимой. В кромешной темноте забрался под одеяло и испуганно вздрогнул, когда князь оказался рядом обжигающе горячий.

— Я не хочу уходить.

Меня опрокинули на спину, я только и успел испуганно охнуть. Я видел лишь очертания, но мне и этого хватило, чтобы жарко вспыхнуть, осознав, как близко мы находимся друг от друга. Я завозился, пытаясь отодвинуться, но, кажется, сделал только хуже, так как князь судорожно вздохнул и сильнее сжал пальцы на моем запястье. Почувствовав его возбуждение, я испуганно замер.

— Не бойся. Я не трону тебя, пока ты сам этого не захочешь. А до тех пор будь хорошим мальчиком и сделай вид, что ты ничего не заметил.

— Я не всегда смогу быть хорошим.

— Тогда будь плохим.

***

Я понял, что счастлив, когда мне исполнилось двадцать шесть.

Ваза со звоном разбилась о стену, рассыпавшись звездными осколками на ковре. На счастье князя — с глазомером у меня с детства были проблемы, на мое — я быстро бегал. Главной стратегической ошибкой стало то, что вместо того, чтобы прятаться в лесу, я какого-то дьявола ломанулся в библиотеку. В замкнутое пространство с одним выходом. Дурак.

Долго скрываться от злого князя у меня не вышло, он поймал меня на четвертом круге, зажав в угол. Я выгнулся, пытаясь уменьшить боль в вывернутой руке, и жалобно заскулил.

— Я не против ревности, бельчонок. И не имеет значение даже то, что ваза, которую ты так неосмотрительно разбил, принадлежала еще моему деду, — выдохнул он мне на ухо и провел ладонью по бедру. — Но переходить границы не стоит. Сегодня тебе лучше не возвращаться в спальню.

— Почему, мой князь? — пискнул я.

Князь хмыкнул и навалился сильнее, вжимаясь пахом в мою задницу. После наглядной демонстрации я понял, что и впрямь перегнул палку. Ну, подумаешь, приехали в гости темные эльфы. Ну, общались. Ну, вдвоем. А то, что эльфийка оказалась бабой видной, — это ж ее проблемы. А вот то, что мы разгромили кабинет и часть библиотеки, — теперь мои проблемы.

— Я надеюсь, у тебя хватит благоразумия не показываться мне на глаза сегодня. Иначе… — он шумно вздохнул мне в затылок. — Ты будешь кричать подо мной. Громко, пока не сорвешь голос, не охрипнешь, пока не начнешь умолять.

— Я не…

— Помолчи. Я терпелив, но всегда есть предел. В детстве ты спрашивал, будет ли больно. Тебе — будет. Но ты все равно попросишь еще, я сделаю тебя зависимым от этого.

— Отпусти!

Князь разжал пальцы, и я отскочил в сторону, вжимаясь спиной в соседнюю полку.

— Подумай о том, от чего отказываешься, бельчонок.

Я жарко вспыхнул и выбежал из библиотеки.

Мне срочно нужен был Терри. На мое счастье, эльф нашелся в свой комнате. На мое шумное появление он не обратил внимания, привык.

— Опять? — дописав письмо, спросил он.

— Почему ты считаешь, что виноват я? — подпрыгнул я и возмущенно взмахнул хвостом.

— Потому что я хорошо знаю своего отца. И когда-нибудь ты допрыгаешься.

Я с видом оскорбленной невинности фыркнул, но уходить не стал. Посопев пару минут, я все-таки признался:

— Я боюсь.

— Правильно делаешь.

— Ты, наверное, не в курсе, но в твои обязанности входит утешать, а не пугать!

— Белка, у вас с моим отцом какая-то ненормальная любовь, поэтому утешать поздно, могу лишь посочувствовать и дать совет: переспите уже наконец и прекратите мотать нервы всему замку.

— И сколько ты поставил, что мы переспим в этом году? — подозрительно уточнил я.

— Свое месячное жалование. И если тебя это порадует, то я совсем не против, чтобы ты стал моей новой мамочкой. Ты, по крайней мере, не будешь настаивать на моем обучение игры на арфе.

— Как же я всех ненавижу! — из вредности смахнул с полки какую-то ажурную статуэтку.

— Эй, белка! — крикнул мне в след Терри. — Так что ты решил?

Отвечать я счел ниже своего достоинства, объяснил жестами все, что о нем думаю, и указал место, где хочу его видеть, после чего с гордостью удалился.

На ужин я малодушно не пошел, совершил набег на кухню и тайком схватил пару булочек и яблоко, после чего ушел в лес. Как и обещал когда-то князь, за мной давно никто не следил и не останавливал, позволяя бродить, где хочу.

Страх жил где-то глубоко в подсознании, и если умом я понимал, что ничего ужасного со мной не сделают, но… Все упиралось в это «но», от которого холодели руки и дышать становилось тяжело, будто воздух разом превращался в вату и застревал в горле.

Стемнело до обидного быстро, с заходом солнца ушло и тепло, а от яблока лишь сильнее захотелось есть.

— Так и знал, что найду тебя здесь. — Мне на плечи упала тяжелая шкура, в которую я торопливо закутался до самого носа.

Князь сел рядом, и я тут же прижался к нему.

— Ты сказал не приходить сегодня, мой князь, — напомнил я и взял протянутую бутылку. Вино в ней было еще теплое, пахло солнцем и апельсинами, пряности оседали на языке.

— Да. И все равно волновался.

В голове вертелся вопрос «Почему?», но я и так знал ответ на него. Давно знал. Сделав еще один глоток, я отставил бутылку в сторону.

Как всегда, пока я терзался выбором, все решили за меня. Улыбнувшись, я подался вперед и поцеловал князя. В губы не попал, куда-то в щеку, но он тут же исправил эту оплошность, опрокидывая на землю и наваливаясь сверху, целуя так, что не хватало дыхания, и все, что я мог, цепляться руками за его плечи, оставляя когтями тонкие полосы.

— Замерзнешь, — он улыбнулся.

— Сделай так, чтобы не замерз. Мой князь.

— Я спрошу лишь один раз: ты знаешь, чем это закончится? — Он казался серьезным, и от его взгляда у меня пересыхало во рту, а внизу живота странно екало, словно от предвкушения.

— Знаю, — выдохнул я и крепко зажмурился.

Князь всегда сдерживал обещания.

Холодно мне не было. Не в эту ночь. Обнаженный, я жарко краснел от одного только его взгляда, стыдливо пытался прикрыться хвостом, и глухо скулил от того, что мех царапает ставшей чувствительной кожу. Я кричал: от голодных поцелуев, выжигающих тавро на ледяной коже; от жадных прикосновений, заставляющих выгибаться дугой, выпрашивая ласку; от своего имени, произнесенного шепотом в губы; от жгучей боли, рождающейся внизу живота от первого проникновения. Князь ждал, милостиво давая привыкнуть. Я стонал, судорожно глотая студеный воздух, комкая в руках колючую шкуру, пытаясь принять то странное ощущение наполненности, достигающего, кажется, до горла. Я сходил с ума, чувствуя, как пальцы выводят на спине хаотичные, переплетающие узоры, а губы стирают соленые слезы, бегущие по щекам. Я умолял, хрипло и едва слышно, сам не знаю о чем, то ли просил прекратить пытку, от которой между ног горело огнем, то ли чтобы он не останавливался, потому что от каждого толчка под веками вспыхивали круги, а по телу разливалась огненная волна, пока не достигла пика.

Я проснулся на рассвете — по-осеннему холодном — завернутый в тяжелую шкуру, в объятиях мирно спящего князя и улыбнулся восходящему солнцу.