– Художественный ген явно не передается в этом семействе по наследству, – сказала Мирна, когда они сели в такси.

– Я бы отдала кучу денег, чтобы Питер увидел, к чему привели его уроки, – заявила Клара, и Мирна фыркнула от смеха.

– Чем вы сегодня занимались? – поинтересовалась Рейн-Мари у Анни и Жана Ги за обедом на террасе в заднем саду.

– Мы с Доминик прокатились верхом по лесу, – сказала Анни, поглощая салат из арбуза, мяты и сыра фета.

– А ты? – спросил Арман у Жана Ги. – Я точно знаю: ты бы ни за что не сел на лошадь.

– На лошадь? – переспросил Бовуар. – Доминик говорит, что это лошади, но по меньшей мере одна из них – лось.

Рейн-Мари рассмеялась. Ни одна из лошадей Доминик не годилась для конной выставки. С ними плохо обращались, их запустили и в конечном счете отправили на бойню. Доминик их спасла.

Кони смотрели такими глазами, будто знали, что их спасли в последнюю минуту.

Такой же вид иногда бывал у Анри в минуты задумчивости. И у Розы. То же выражение Рейн-Мари иногда читала в глазах у Жана Ги.

И у Армана.

Они знали. О том, что были на волосок от смерти. Но еще они знали, что их спасли.

– Мы с Марком поработали во дворе, – сообщил Жан Ги. – А вы чем отличились?

Гамаш и Рейн-Мари поведали о своих попытках понять, почему Питер уехал в Дамфрис.

– И почему поселился в пятнадцатом округе в Париже, – добавила Рейн-Мари.

– Папа, а что там? – спросила Анни.

Арман поднялся и минуту спустя принес из дома карту Парижа.

– Прошу прощения, – сказал он. – Мне тут нужно проверить кое-что.

Он разложил карту на столе.

– Что вы ищете? – спросил Жан Ги, присоединяясь к нему.

Гамаш надел очки и склонился над картой. Спустя несколько минут он выпрямился.

– Во время прогулки вы останавливались посмотреть, как живет отец Марка? – спросил Арман у дочери.

– На минутку, – ответила Анни. – Мы привезли ему кое-какие продукты. А что?

– Телефона у него по-прежнему нет?

– Нет. А что?

– Так, одна мысль. Он какое-то время жил в Париже, – сказал Гамаш.

– Он довольно долго там жил, после того как мать Марка его выгнала, – уточнила Анни.

– Мне нужно с ним поговорить. – Арман повернулся к Жану Ги. – Ты готов прыгнуть в седло?

Бовуар посмотрел на него испуганно:

– Сейчас? Вечером? На лошадях – или кто уж они там?

– Сейчас темновато, поедем с самого утра, – ответил Гамаш.

– А зачем? – спросила Анни. – Что может знать Винсент Жильбер об исчезновении Питера?

– Возможно, ничего, но я помню, мы с ним разговаривали о его жизни в Париже. Он мне показывал, где останавливался.

Гамаш ткнул пальцем в карту.

Пятнадцатый округ.

С галереями Торонто им не повезло. Никто не помнил, чтобы Питер Морроу появлялся, и все пытались уговорить Клару выставляться. Те самые галереи, которые всего несколько лет назад издевательски отвергали работы Клары, теперь всячески ее соблазняли.

Клара не держала на них зла. Галеристы были слишком тяжелы на подъем, а она ушла далеко вперед. Для нее это было очевидно. Но она заметила и другое. Свою готовность давать авансы. Она с удовольствием воспринимала лестные слова и завлекающие улыбки этих запоздавших ухажеров.

– Он был здесь? – спросила Клара у владелицы последней галереи в ее списке.

– Нет, не припомню, – ответила женщина, а администратор подтвердил, что за последний год Питер Морроу не договаривался о встрече.

– Но он мог просто заглянуть, – не отступала Клара.

Она показала хозяйке галереи фотографию одной из лучших работ Питера.

– Ой, я его знаю, – сказала женщина.

– Он заходил к вам? – обрадовалась Клара.

– Нет, я имею в виду, что мне знакомы его работы. Давайте поговорим о ваших картинах…

На том разговор и закончился. Клара была вежлива, но поспешила распрощаться, прежде чем ее успели соблазнить. Впрочем, визитку владелицы она взяла. На всякий случай.

Колледж искусств был их последней остановкой перед посадкой на вечерний поезд. В этом колледже Клара и Питер познакомились почти тридцать лет назад.

– ККИПО… – сказал секретарь.

– Красный крест… – начала было Мирна.

– Колледж канадского искусства провинции Онтарио, – перебил ее секретарь.

Он дал им брошюрку и ввел имя Клары Морроу в список выпускников. Видимо, это имя ни о чем ему не говорило, отчего Клара, с одной стороны, испытала облегчение, а с другой – почувствовала раздражение.

– Питер Морроу? – Его секретарь помнил. – Да, он приезжал сюда несколько месяцев назад.

– Значит, он говорил с вами? – Клара подалась вперед. – И чего хотел?

Вообще-то, она хотела спросить: «Как он выглядел?» – но вовремя придержала язык.

– Ну, просто услышать новости. Он узнавал, кто из прежних преподавателей еще работает.

– И что, кто-то работает?

– Всего один. Пол Мэсси.

– Профессор Мэсси? Вы шутите. Ему, должно быть…

– Восемьдесят три. Все еще преподает, все еще пишет картины. Мистер Морроу очень хотел его увидеть.

– Профессор Мэсси преподавал концептуальное искусство, – объяснила Клара Мирне.

– И до сих пор преподает, – добавил секретарь. – «Перенос визуального мира на холст», – процитировал он наизусть из брошюры.

– Мэсси был одним из самых любимых преподавателей, – сказала Клара. – Он в колледже?

– Возможно. Сейчас летние каникулы, но он часто приходит в свою мастерскую, когда там тихо.

– Профессор Мэсси такой замечательный, – вспоминала Клара, пока они с Мирной быстро шагали по коридору. – Он был наставником многих молодых художников, включая Питера.

– И тебя тоже?

– Нет-нет. На меня махнули рукой, – со смехом ответила Клара. – Они толком не понимали, что со мной делать.

Они дошли до мастерской, и Мирна открыла дверь. Их встретил знакомый запах льняного семени, масляных красок и скипидара. И пожилой мужчина на табуретке. Его седые волосы над розовым лицом поредели. Несмотря на солидный возраст, он казался крепким. Художник, выросший на воле, на здоровом корме. Еще не выдворенный на пастбище.

– Да? – сказал он, поднимаясь.

– Профессор Мэсси?

На его лице появилось озадаченное выражение, но без тревоги или недовольства. Мирна подумала, что видит преподавателя, который по-настоящему любит своих учеников.

– Слушаю вас.

– Меня зовут Клара Морроу. Насколько мне известно, мой муж был у вас…

– Питер, – произнес профессор. Он улыбнулся, шагнул ей навстречу и протянул руку. – Да. Как поживаете? Я следил за вашими успехами. Очень впечатляюще.

Мирне показалось, что он говорит искренне. Похоже, он от души радовался за Клару, ему приятно было ее видеть.

– Питер говорил вам обо мне? – спросила Клара.

– Я читал в газетах. Вы выдающийся художник. Ученик, который превзошел учителя. – Профессор Мэсси изучающим взглядом окинул Клару. – А все, наверное, потому, что мы никогда не были вашими учителями, да, Клара? Возможно, в этом вся суть. Вы не следовали нашим советам. Да и ничьим, собственно. – Он доверительно обратился к Мирне: – Нелегко иметь по-настоящему творческого ученика. Трудно оценить, а еще труднее подогнать под общий уровень. Но мы, к нашему стыду, пытались.

Он говорил с такой кротостью, с таким осознанием собственных малых возможностей, что Мирна почувствовала к нему симпатию.

– К сожалению, не могу припомнить ни одной вашей работы, – извинился он.

– Меня это не удивляет, – улыбнулась Клара. – Хотя они были широко представлены у нас в «Салоне отверженных».

– Там были ваши работы? – Профессор Мэсси печально покачал головой. – Нельзя так поступать с ранимыми молодыми людьми. Унизительно. Мне очень жаль. Мы приняли меры, чтобы такого больше не происходило. Мы с Питером тоже говорили об этом.

– Ну, я-то выжила, – возразила Клара.

– И расцвели. Проходите, садитесь.