Никакого конферансье на концерте не предусматривалось – как считал хозяин особняка, Мата Хари не нуждалась в представлении. Просто в какой-то момент половинки занавеса дрогнули и стали раздвигаться, большая люстра на потолке зала потухла, зал погрузился в полумрак. Все разговоры мгновенно стихли, зрители уставились на сцену. Несколько секунд она оставалась пустой. Затем зазвучала непривычная для европейского уха музыка, доносившаяся неизвестно откуда – музыкантов видно не было. И вот на сцене появилась Она. Потом, вспоминая этот момент, никто из зрителей не мог бы сказать, откуда и как Мата Хари вышла на сцену. Она не вышла – она именно появилась. Только что ее не было – и вдруг она здесь.

Знаменитая танцовщица была закутана в яркие индийские ткани, расшитые золотыми узорами. Она сделала несколько движений, закружилась – и алая, синяя, оранжевая ткань затрепетала вокруг нее, словно крылья чудесной бабочки. Дивное зрелище!

Но это было лишь начало. Музыка стала постепенно ускоряться, и танцовщица, повинуясь ей, ускорила свои движения. О, это было совсем не похоже на движения классического балета с его прыжками и хождением на пуантах! Это было нечто совершенно новое, непривычное! Вот темп несколько замедлился, танцовщица почти остановилась, грациозно изогнувшись, а потом вновь закружилась, взметнув вокруг себя целый вихрь своих экзотических одежд.

Вдруг зрители ахнули: одна из накидок слетела с плясуньи и, затрепетав, словно живая, улетела куда-то в угол. Но Мата Хари этого даже не заметила, продолжая свой танец. Между тем за первым покрывалом последовало второе, третье… И вот на танцовщице осталась лишь одна тонкая накидка, которая вовсе не скрывала ее прекрасное тело, а, наоборот, подчеркивала его формы. И тогда откуда-то из задних рядов донесся крик: «Браво!» Он был подхвачен кем-то из журналистов в первом ряду. Однако всеобщим крик не стал – ведь танец еще не закончился. Движения танцовщицы все ускорялись, она закружилась в бешеном вихре – и внезапно застыла, словно изваяние. При этом последняя накидка упала к ее ногам, и на несколько секунд Мата Хари предстала перед зрителями полностью обнаженной – ее тело украшали лишь две нитки жемчуга и золотые браслеты на руках и ногах. Затем свет в зале на одно мгновение полностью погас, а когда вновь вспыхнул, сцена была уже пуста.

Весь зал, словно по команде, взорвался аплодисментами и криками: «Браво!» Вначале зрители аплодировали пустой сцене. Затем из-за кулис вышла виновница торжества. Теперь на ней было строгое черное платье, и вся она была воплощенная скромность. При ее появлении аплодисменты переросли в дружную овацию, многие зрители встали. А ведь это была не та публика, которая легко увлекается и проявляет свои чувства! И эта избранная публика оценила тот факт, что новая знаменитость не чинилась, не играла в недоступность. Отвесив зрителям глубокий поклон, она спустилась в зал и подошла к своему другу и покровителю мсье Гимэ. Их тут же окружили журналисты и особенно восторженные зрители.

На следующий день репортер «Ля пресс», покоренный выступлением Маты Хари, опубликовал в своей газете статью, в которой писал: «Мата Хари воздействует на вас не только игрой своих ног, рук, глаз, губ, не стесненная одеждами, она воздействует игрой всего своего тела». Такие же восторженные отзывы появились и в других газетах. Слухи о новой танцовщице шли по всему Парижу. Особо отмечалась смелость Маты Хари, ее готовность обнажить свое прекрасное тело. Этот факт, естественно, больше понравился мужчинам, а дамы, исполнительницы танцев в «Фоли Бержер», взяли его на заметку.

Уже спустя пару дней номер отеля, где жила Мата Хари, был завален букетами, которые присылали ее новые поклонники. Среди них были представители самых знатных родов Франции, банкиры, писатели, офицеры… А затем стали поступать приглашения. Ее приглашали выступать на самых известных концертных площадках, звали и в театр «Олимпия». Пригласил знаменитую танцовщицу и столь же знаменитый барон Ротшильд. Слава озарила ее, как молния озаряет сад. Озарила – и представила в выгодном свете. Да, это был лучший год ее жизни… Да, лучший год… Но почему столько боли? Разве слава причиняет боль?

Маргарет застонала – и проснулась. Она узнала комнату в доме Антуана, зеркало на стене… И ее мгновенно охватила радость от ощущения подаренной жизни. Но это длилось недолго, боль в руке, заставившая ее поморщиться, оказалась сильнее радости.

И, словно кто-то ждал за дверью ее пробуждения, она открылась, и на пороге появилась Жоржет с подносом, на котором лежал шприц. Маргарет обрадовалась, как ребенок.

– Ах, Жоржет, скорее! – воскликнула Маргарет. – Так больно!

Она сама, не дожидаясь указаний сестры, закатала рукав сорочки и подставила сгиб локтя. Однако темнокожая служанка покачала головой:

– Нет, мадам, не сюда. Этот укол делают выше, в плечо.

– Как, разве это не морфий? – обиженным тоном протянула Маргарет.

– Нет, мадам, – ответила Жоржет, умело протирая руку больной. – Доктор сказал, вам нельзя больше морфий, иначе будет привыкание, а это плохо, очень плохо! Ничего, это средство тоже поможет, только не так быстро.

И действительно, через некоторое время Маргарет почувствовала, что боль начинает отступать.

– А где же сам доктор Моро? – капризным тоном спросила она. – Почему он не пришел проведать свою больную?

– Доктор поехал покупать мадам одежду, – шепотом произнесла негритянка. – Он не велел об этом говорить, хотел, чтобы получился сюрприз. Но я вам, так и быть, скажу. Он будет покупать и платья, и туфли, и белье, и перчатки, и шляпки, еще сотни других вещей, которые требуются мадам, чтобы выйти отсюда. Ведь у мадам ничего нет, буквально ничего!

– Значит, я смогу выходить… – удовлетворенно вздохнула Маргарет, вытягиваясь на кровати. Боль отступала, становилась совсем слабой, и это было замечательно. – Какой он заботливый, Антуан… Передайте доктору, что я очень ему признательна…

Жоржет что-то ответила и вышла из комнаты. Маргарет закрыла глаза и снова углубилась в прошлое. Но теперь ей вспомнились не танцы, не выступления, не овации публики. Воспоминания увлекли ее в тот день, когда она получила свое первое задание. Да, задания, вербовка, секретные шифры – все эти игрушки, в которые так любят играть мужчины, всегда были ей чужды. Да, она готова повторить то, что говорила тогда на допросах во французской разведке: Маргарет не считала себя шпионкой. Она позволила вовлечь себя в это занятие по двум причинам. Одной были деньги, а другой – мужчина. И сейчас ей вспомнились не коды и явки, а именно он. Да, этот день, когда ее завербовали, навеки связался в ее памяти с именем и обликом Вернера…

Они познакомились еще до войны, в Монте-Карло. Ее пригласили танцевать в новом балете Массне «Король Лагорский». Балет, честно сказать, ей не понравился – не случайно его вскоре сняли с репертуара. Критики писали, что великому Массне не стоило браться за балет – его стихией была лирическая опера. Ну, и пусть. Главным было то, что ее, самоучку без всякого балетного образования, пригласили в один из лучших театров Европы. Прославленные примы завидовали ей, постановщики готовы были выполнить любой ее каприз. Но сейчас она хотела вспомнить не это, не мир балета, а то, что случилось вечером, в ресторане.

Да, он был так красив, этот мужчина! Стройный, с горделивой посадкой хорошо вылепленной головы, с аккуратно уложенными светлыми волосами. В нем сразу чувствовалась порода. Сама Маргарет Зелле вовсе не из дворян – ее отец был шляпником, но она умела отличить и оценить настоящего аристократа. А он, человек, на которого устремился ее взор в тот вечер, несомненно, был аристократом. Тогда она еще не знала его имени, и ей шепнули: барон Вернер фон Мирбах. Представитель древнего рода Мирбахов, земельный магнат, покровитель искусств. Служит в судебном департаменте, и ему прочат высокую должность. Но она уже не слушала – Маргарет никогда не интересовала карьера мужчин, к которым ее тянуло. Что ей перспективы? Она ведь не замуж за него собирается.