Пауза, проигрыш, и последнее, тихое и отчаянное:
Скажи, откуда ты взялась?
Такая безнадежность сквозила в этой строчке — безнадежность, которую Алена чувствовала не только всей душой, а каждой клеточкой своего тела…
Следующая песня на кассете была еще печальнее: тоже о любви и вынужденном расставании. Но до следующей песни на этот раз дело не дошло. В дверь позвонили — резко и настойчиво. Один раз, другой, третий… Пришедший держал палец на кнопке звонка до тех пор, пока Алена не дотащилась до прихожей и не справилась с замками.
— Что с тобой? — Иван стремительно шагнул через порог и схватил Алену за плечи. — В редакции говорят, что ты больна. Звоню домой — второй день никто не берет трубку. Телефон не исправен?
— Исправен, — бесцветно сказала Алена.
Иван внимательно посмотрел на нее:
— Ты действительно больна? Видок у тебя…
Он запнулся на полуслове и покачал головой.
Алена высвободилась из его рук и равнодушно бросила:
— Так… Не больна и не здорова.
Она повернулась к Ивану спиной и прошла обратно в комнату. Там Алена снова забралась на диван и затихла, уставившись в пространство перед собой. Иван, не дожидаясь приглашения, последовал за Аленой.
Картина, представшая его глазам, напоминала поле битвы после жестокого сражения. Сквозь наполовину отдернутые шторы пробивалось достаточно света, чтобы разглядеть хлопья пыли, перекатывающиеся по линолеуму, книги, вытащенные с полки и сваленные как попало в углу, кучи тряпок, развешанные на стульях… И посреди всего этого безобразия на смятой неубранной постели сидела маленькая женщина с огромными темными глазами, в которых застыла тоска…
Иван тихонько присел на краешек дивана:
— Что стряслось?
Алена не ответила. Впрочем, Иван и так понял, что дело серьезное. Иначе как могла аккуратистка Алена просуществовать хотя бы час посреди такого беспорядка? Он немного помолчал, потом сказал ласково и настойчиво:
— Леночка, пожалуйста, расскажи мне, что произошло. Может быть, все не так уж и страшно? Может быть, мы вместе что-нибудь придумаем? Знаешь, одна голова хорошо…
— Ничего тут не придумаешь, — Алена говорила тихо и как будто спокойно, — и ничего не поделаешь. Ничего.
Взгляд, обращенный на Ивана, казалось, уделял ему не больше и не меньше внимания, чем стене или потолку. В выражении ее лица было что-то неестественное.
И вдруг до Ивана дошло — Алена рассталась со своим любовником, вот в чем дело! Вероятно, он наконец сделал окончательный выбор между ней и женой. И выбор этот оказался не в пользу Алены. Бедная девочка! Если бы у нее еще оставались сомнения, надежды, она металась бы, не находила себе места, но, конечно, не выглядела бы так, как сейчас!
Как ни странно, ни ревности, ни мук оскорбленного самолюбия Иван не почувствовал. Словно перед ним была не женщина, на которой он когда-то хотел жениться, не женщина, страдающая из-за другого мужчины, а ребенок, которого несправедливо и жестоко обидели. Ревности не было, а была злость на обидчика и на судьбу, которая заставила Алену так мучиться. Он пододвинулся поближе и осторожно дотронулся до ее руки:
— Леночка…
Она судорожно всхлипнула и вдруг припала к нему, уткнулась лицом в грудь и разрыдалась. Он обнял ее худенькие плечи, как обнял бы плачущего ребенка:
— Ну что ты, что ты, все пройдет, все образуется… — бормотал Иван, гладя Алену по волосам, — все пройдет, все будет хорошо, все будет хорошо…
Слова не имели значения, он готов был пообещать ей что угодно, лишь бы она так не плакала. Хотя… Пусть плачет, держать страдание в себе еще хуже. А так — может быть, выплачется…
Постепенно рыдания стали тише, тише, и наконец Алена всхлипнула в последний раз и подняла мокрое лицо со вспухшими и покрасневшими от слез глазами:
— Извини…
— Не за что, — Иван ласково улыбнулся. — Тебе стало хоть чуть-чуть полегче?
— Чуть-чуть.
Алена вдруг осознала, что сидит полуодетая, растрепанная и зареванная перед чужим мужчиной. Она покраснела и провела рукой по лицу:
— Извини, я сейчас.
Быстро поднявшись с дивана, она скрылась в ванной комнате.
Холодная вода принесла некоторое облегчение. Правда, темные круги под глазами и запавшие щеки никуда не делись, но в целом вид вполне терпимый.
Когда Алена через несколько минут вышла из ванной, по квартире распространялся аромат свежепомолотого кофе. Иван на кухне орудовал кофемолкой.
— Решил взять на себя твои обязанности, — пошутил он, завидя Алену. — Проходи, садись.
Алена благодарно улыбнулась.
— Есть хочешь? — заботливо спросил Иван.
— Не знаю…
— Значит, хочешь.
На сковородке плавились тосты с сыром: наверное, Иван нашел засохший кусок «Гауды» в холодильнике. Кажется, этот кусок был единственным — больше никаких съестных припасов в доме не осталось.
Кто бы мог подумать, что чашка горячего крепкого кофе может оказаться таким радикальным лекарством! А может быть, дело не в кофе, а в присутствии рядом спокойного и сильного мужчины? Иван явно действовал на Алену успокаивающе. Наверное, так же подействовало бы на нее присутствие старшего брата, если бы он у Алены когда-нибудь был.
Пока Алена ела, Иван смотрел на нее и обдумывал, как бы поделикатнее сообщить неприятные новости. Потом махнул рукой на деликатность — может быть, не стоит мудрить, а просто сказать прямо, в лоб, все как есть. Нечто вроде шоковой терапии. Да, наверное, это самое лучшее.
Выпив кофе и съев подряд два бутерброда, Алена наконец поинтересовалась:
— А почему ты ко мне приехал?
Ну вот, прямой вопрос задан. И на него надо так же прямо ответить.
— Потому, — усмехнулся он, — что никаким другим способом с тобой общаться невозможно. Телефон не отвечал. Вот и пришлось бросать все дела и ехать к черту на рога в твое Коломенское.
— Ну…
— Да нет, ничего, я не против того, чтобы прокатиться. Вообще-то я приехал по делу. Ты уже в состоянии воспринимать информацию?
— В состоянии. А что?
— Думаю, что тебе срочно нужно взяться за работу.
— Ох… — Алена покачала головой. — Кажется, я не…
— Придется. Ты, дорогая моя, со своими восторженными материалами влипла в весьма неприятную историю.
— Что такое? — в Аленином голосе не слышалось ни капельки интереса.
— Речь идет об этом замечательном русско-французском проекте.
Алена болезненно поморщилась. Все, что так или иначе напоминало о Володе, отзывалось болью в сердце. Но Иван продолжил, словно не заметив непроизвольной Алениной гримасы:
— Ты знаешь, что за место выбрали для туркомплекса люди из «Элиты»?
— Заповедник. — Алена взяла себя в руки. — Но они получили все необходимые разрешения на строительство.
— Заповедник! — Иван пожал плечами. — В этом «заповеднике» не один год была свалка радиоактивных отходов.
— Как?
— Очень просто. Привозили и закапывали. Так что отдыхать там, я думаю, просто опасно для здоровья.
— Что ты говоришь? Это неправда!
— К сожалению, самая настоящая правда. Причем «Элита» сделала на этом договоре очень большие деньги. С одной стороны, выгодный контракт с французами, с другой — не они платили за эту землю, а им платили, чтобы они ее взяли. Свалка была несанкционированной, проще говоря — тайной. И институт, который ее устроил, хорошо приплатил «Элите», чтобы спрятать концы в воду.
— Нет!
— Да!
— Откуда ты все это знаешь?
Иван улыбнулся:
— Агентура донесла.
— Твоя агентура ошибается!
— У меня есть отксеренные копии документов.
— Покажи!
Иван молча вышел из кухни и через секунду вернулся с объемистой папкой в руках. Отодвинув чашку с кофе, он положил папку на стол перед Аленой:
— Смотри.
Куча бумаг была спрессована скоросшивателем. Алена с усилием отодвинула зажим: акты, описи, какие-то договоры… Она подняла на Ивана глаза:
