Литмир - Электронная Библиотека

Двадцать девятого мая тысяча шестьсот двадцать девятого года был сделан первый выстрел по Герцогенбошу в кампанию принца Фредерика-Генриха. А четырнадцатого сентября «Болотный дракон» пал.

А что испанский часовой, с которого начался рассказ? Ему повезло. Он находился на западной стене, которая практически не пострадала. К счастью для жителей, господин губернатор Герцогенбоша Антоний Схец, граф Годенброк, не был упрямым солдафоном. При виде нескольких уже уничтоженных солдатами Республики бастионов и огромного пролома в самой стене города, он отдал приказ о капитуляции.

Умер господин граф в собственном поместье еще через двенадцать лет после памятной осады. Интересно, узнал ли он перед смертью, что новые республиканские власти переименовали самый новый и лично им выстроенный бастион из «Бастиона Годенброка» в «Мельничный бастион»? Никакой связи с теми самыми мельницами, так раздражавшими господина губернатора, конечно, не было, просто дорога через этот бастион вела на масляничные мельницы… Но история любит такие шутки.

«Болотный дракон» пал. Это была одна из самых выдающихся побед Республики Семи Соединенных Провинций в войне. Побед, одержанных в куда большей степени благодаря лопатам, централизованному подвозу зерна да избыткам строго стандартного пороха, чем благодаря какой-нибудь особенной храбрости или подвигам. Говорят, что некий видный французский полководец того времени так отозвался о победе и методах ее достижения: «Армия крестьян перемолола армию воинов так же, как эти их мельницы перемалывают некогда роскошные наряды на грубую бумагу для стряпчих. Я нахожу это отвратительным и сожалею, если таково будущее военной науки!»

Я, по правде сказать, не знаю, говорил ли важный француз эти слова или они были выдуманы бойким пером нидерландского историка для пущего прославления национальной победы. Не важно. А звучит правильно.

Принц же Фредерик-Генрих по возвращении в Гаагу был «волею Бога, народа Соединенных Нидерландов и Генеральных Штатов Провинций» именован титулом «Болотный дракон».

И именно тогда он, наверное, уже всерьез задумался над тем, что быть принцем и штатгальтером — это очень хорошо, а вот быть королем… Королем быть еще лучше.

Но это уже совсем другая история.

Часть третья. «Извинения слишком медленны!»

Хмурое, ветреное весеннее утро двадцать девятого мая тысяча шестьсот пятьдесят второго года. Недавно прошел большой шторм. Громады парусов огромных, причудливо изукрашенных кораблей, потому свернуты больше, чем на половину. Полощутся по ветру широкие трехцветные флаги, играют длинные вымпелы. Эскадра господина лейтенант-адмирала (это было одним из высших званий в военно-морских силах Республики) Мартина Тромпа неторопливо проплывает через Ла-Манш. Далеко на севере в дымке видны скалы Дувра, французский берег пролива скрыт за горизонтом. Шторм вынудил голландцев подняться так высоко к северу, теперь они неторопливо спускаются на юг.

Тихая, мирная, спокойная картина. Не верится, что всего через час прозвучит первый залп «странной войны».

Прошло больше двадцати лет со времен блистательной победы под Герцогенбошем. Многое изменилось в мире за такой срок. Вот посмотреть хотя бы на корабли господина лейтенант-адмирала. Давно прошли те времена, когда основой флота Республики были легкие кораблики с, в основном, косыми парусами, да десятком скромных пушечек на борту, бравшие верх за счет количества и изворотливости. Ну и отчаянности моряков, разумеется. Ныне вдоль английских берегов проходят уже и огромные семидесяти пушечные линейные корабли, вроде флагмана самого Тромпа «Бредероде». Правда, «мелочи» все же больше: из всех семидесяти голландских кораблей только двенадцать имеют более сорока пушек на борту. Впрочем, для задачи, стоящей перед господином лейтенант-адмиралом это даже лучше — он послан сюда гонять обнаглевших пиратов. Для такого дела скорость и маневренность важнее веса залпа.

И — вот уж невероятно! — но Республика за эти двадцать лет так и осталась «хозяйкою морей». Кораблей, даже вот таких вот тяжеловооруженных громадин, у нее все еще больше, чем у всех остальных вместе взятых. Больше, чем у Франции, Испании, Англии… Кто может бросить вызов такой силе?!

На самом деле, конечно, все не так просто. Кораблей много, очень много… но и торговые маршруты растянуты по всему миру. Ведь Республика теперь одна из главных колониальных держав Европы. Маленькие Нидерланды уже владеют Индонезией и островами в Карибском море, землями в Индии и в Австралии, в Северной и в Южной Америке… Даже в Японии есть торговая фактория: Нидерланды — единственная страна, имеющая такое право из всех европейцев. А значит, что все европейское серебро и порох, идущие на японские острова, весь японский фарфор и шелк, требуемые в Европе — все это оседало прибылью в карманы голландских купцов. Ну а колонии и торговые суда надо беспрерывно охранять. Так что собственно у родных берегов флот Республики хоть и велик, но сопоставим с флотом французским или испанским. И даже по количеству кораблей слегка уступает английскому.

Не то, чтобы такое «отставание» особенно нравилось верхушке Республики. Только на протяжении сороковых годов несколько раз поднимался вопрос о том, что защиту родных берегов надо бы усилить. Надо бы, кто же спорит! Вот отзовем корабли из Индонезии… Как из Индонезии?! А наши чайные плантации?! Да и кто на нас нападать-то будет, право слово, все этим адмиралам враги кругом мерещатся!

Нападать на Республику охотников действительно, вроде бы, не было. Во всем мире еще гремела слава «Армии Принца», как именовали первого и главного реформатора и полководца страны принца Морица, и «Болотного Дракона». Война с Испанией была уже далеко в прошлом. Сама Испания сейчас переживала далеко не лучшие времена, пытаясь воевать сразу на несколько фронтов и сохранить хоть что-то от былого могущества. Франция, конечно, очень сильна. Король-Солнце Людовик XIV на троне, как-никак. Но умные министра светлейшего из королей задевать Республику опасаются. Победить-то, конечно, можно… Но воевать с такой страной — это как льва подстричь: шерсть-то, конечно, красивая… но можно и самому без головы остаться. Овчинка не стоит выделки. Или это уже «львинкой» надо называть? Ну, не важно, важно, что опасно.

Тем более, что сам оранжевый лев, клыкастый и когтистый зверь с герба Республики, сейчас притихший, торговлишкой занят, воевать не хочет. Вот пару лет тому назад…

А вот всего пару лет тому назад, в тысяча шестьсот пятидесятом году, Европа стояла буквально на пороге новой грандиозной войны. Оранжевый лев скалил зубы и готовился нападать. На кого же? На «извечного» врага — Испанию? На Францию? Может быть он решил отхватить земель за счет бесчисленных немецких королей и корольков? Нет. Лев готовился прыгнуть через море. На Англию.

Но с чего бы вдруг? В предыдущей части моего рассказа Нидерланды и Англия были, пожалуй, самыми близкими друг другу странами. Естественный союз. И вдруг за десять лет… Надо разобраться.

Вернемся в год тысяча шестьсот двадцать девятый. Все шло своим чередом. Принц Оранский Фредерик-Генрих, штатгальтер Соединенных Нидерландов и «Болотный Дракон», празднует победу. Он на вершине славы. Он получил все, что только возможно… Кроме одного. Он — принц. Он — штатгальтер. Но не король. Его власть формально ограничена Генеральными Штатами. Сейчас, конечно, они забились под скамьи своих штатов и робко ему аплодируют оттуда. Но случись что — радостно покажут зубы, разорвут, растерзают. И тронуть их нельзя. Нет, увы, никак нельзя. Одного-двух еще может быть, а вот всех…

Республика Семи Соединенных Провинций была не простой республикой, а аристократической. Это значит, что выбирать всякого уровня советы да штаты мог не любой человек, а только имеющий определенный доход. Такая штука называется имущественный ценз, ну, это вы, наверное, знаете. Кроме этого, в выборах не могли участвовать католики. Потому что «паписты проклятые» и поддерживают испанцев. Второе утверждение было, мягко говоря, не совсем верным, но кто ж будет разбираться. Что занимательно, других ограничений не было, и будь ты хоть женщиной, хоть негром преклонных годов, а имеешь достаточно гульденов годового дохода — пожалуйста, выбирай и выбирайся. Такая вот интересная система в Европе семнадцатого века, где работорговля была вполне пристойным бизнесом, жену могли продать за долги мужа, а уж о правах людей вообще лучше помолчать.

5
{"b":"574267","o":1}