Росла интрига вокруг него внутри страны.
Росли выплаты про-английским силам и просто английским шпионам. Шпионов, надо сказать, было просто огромное количество. Не знаю, почему Карл II так полюбил это дело, но шпионаж, по крайней мере в Нидерландах, у англичан был поставлен просто на поток. В шпионах ходили не то, что члены парламента или городские власти — в числе шпионов попадались епископы, члены правления Ост-Индийской и Вест-Индийской компаний, не говоря уже о предприятиях поменьше, и адмиралы с генералами. Шпионами, надо сказать, становились как за банальные деньги, так и по идейным соображениям. Отличить первых от вторых было, тем не менее, трудно: идейные соображения были идеями зарождавшегося капитализма, а значит звучали «тоже за деньги, но за очень большие деньги… ну, или за акции».
Шпионили качественно, снабжая первоклассной информацией. Иногда отчеты о пребывающих, допустим, кораблях из колоний сначала отправлялись в Лондон и только затем — акционерам в Гаагу и Амстердам. Тоже с числом пушек, с назначениями в штабах, с… Да со всем. Карл II мог бы, пожалуй, похвастаться, что знает про Нидерланды больше, чем любой из правителей Нидерландов. Мог бы, ага.
Шпионаж этот еще сыграет свою роль — довольно забавную роль, если смотреть через триста пятьдесят лет, хотя англичанам было, наверное не до смеха. Но сыграет чуть позже. А пока сеть шпионов росла.
Росли заодно и колониальные владения обеих соперниц — Нидерландов и Англии, росли их сила, мощь, число кораблей военного и коммерческого флотов (которые различались, зачастую, лишь флагами на мачтах да мундирами командующих, а не числом всегда готовых к бою пушек или штыков морской пехоты на борту). Росли аппетиты. Росло желание «врезать этим» и «показать, кто на море хозяин».
Республика, как это ни странно, сделала из Первой Нидерландско-Английской Войны правильные выводы: флот обновлялся со всей возможной скоростью. В Адмиралтействе даже возобладала точка зрения, что хорошие пушки есть выгодное капиталовложение и что на самих себе экономить не нужно. Корабли строились десятками, в том числе и огромные (для тех времен) монстры с более, чем семьюдесятью орудиями на борту.
Первая война завершилась ничем, паузой. Пауза взорвалась спустя одиннадцать лет, в тысяча шестьсот шестьдесят пятом году новой войной, Второй Нидерландско-Английской. И нынче, год спустя после начала войны, предстоит ее главная битва, практически — генеральное сражение, даже если принять во внимание, что на море генеральных сражений не устраивают.
Англичане приближались. Голландцы спешно пытались выстроить оборону, проще говоря — построиться в линию. Это получалось плохо, почти сто кораблей, все-таки, пытались судорожно развернуться на неспокойной воде. А у англичан, согласно данным разведки, было даже больше сотни кораблей.
Сто кораблей — это очень много. Даже сейчас, когда на кораблях установлены стандартные моторы, есть радио для быстрой связи и радары, показывающие соседей, все равно, выстроить сто кораблей в одну линию — это очень сложно. Что уж говорить о парусниках семнадцатого века! А зачем выстраивать корабли в линию?
Дело в том, что я уже говорил, что тогда моряки умели воевать двумя способами. Способ первый, наверняка опробованный еще где-нибудь в Древнем Египте — подойти к чужому кораблю поближе и перебраться на него всей командой, чтобы набить морду команде противника. Называется «абордаж» и использовался этот способ вполне себе регулярно. Но с тех пор, как на кораблях появились пушки, подходить близко стало опасно. Пока соберешься морду бить — а у тебя уже дырки в корпусе. Близко опасно, а далеко — бессмысленно. Пушки-то появились, но ни пользоваться ими пока еще люди не придумали толком как, и всяческих приспособлений, вроде прицелов и поворотных башен, тоже еще нет. Прицеливание строго «куда-то вон туда!» Да и урон… Что в принципе может сделать огромному деревянному кораблю одно трехкилограммовое чугунное ядро? Ведь даже бомб, которые взрываются там, у цели, еще, по сути, нету — те, что есть, взрываются чуть сильнее детской хлопушки. А ядро — ну дырку сделает… которую тут же и заткнуть можно.
Пушки по-мощнее не сделать, технология не позволяет. Зато на один корабль можно поставить сразу много пушек. Но на самые удобные места, вроде носа или кормы, все не влезают. Влезают с боков. Так что стрелять корабль может, по-настоящему если, только развернувшись к противнику бортом. Хоть половина, да попадет, а тридцать дырок — это уже весомо.
Поэтому и родились тогда термины «линейный бой» и «линейный корабль», или «линкор», то есть «корабль линейного боя». Этакий очень большой — пушек надо много утащить, очень тяжелый — надо выдержать ответный огонь таких же монстров. И бой происходил в идеале по следующей схеме: все эти исполины выстраивались в линию и дубасили друг друга ядрами до посинения. «До посинения» следует понимать буквально, то есть пока синие воды моря не сомкнутся над неудачником. Разумеется, идеальных боев не бывает. Хотя некоторые сражения следующего века, восемнадцатого, и даже начала девятнадцатого очень этот идеал напоминали. Бывало, что корабли даже на якоря становились, чтобы ветром, течением и отдачей от собственных залпов не сносило. И — дубасили. Вот как в знаменитом Наваринском сражении тысяча восемьсот двадцать восьмого года.
Но сейчас еще век семнадцатый идет, самые большие корабли еще умеют лучше плавать, чем стрелять, так что на якорях воевать никому не охота. Однако же, будь на корабле пятьдесят пушек или двести (а будут и такие исполины!), но стрелять ему надо бортом, для чего придется разворачиваться. И если не хочешь оказаться в окружении, то разворачиваться надо не одному, а всей эскадрой. А значит — здравствуй, линия!
Но сто кораблей в линию не выстроить, это сумасшествие. Да и не было на самом деле сейчас у англичан ста кораблей. То есть были, формально, но в это ветреное и зябкое утро первого июня в атаку шло около сорока всего лишь. Остальные просто-напросто отстали или были во второй английской эскадре, которой командовал лорд Руперт, и которая крейсировала западнее. У флота Республики, как и предполагал де Райтер, была прекрасная возможность разбить врага по частям.
Голландцы поспешно разворачивались к противнику. По замыслу де Райтера воевать флот Республики должен был тремя отдельными группами: авангард, основные силы, которые также являлись и резервом, и арьергард. Основные силы отличались от прочих лишь числом кораблей. По идее господина лейтенант-адмирала (это был традиционный чин командующего флотом, де Райтер получил его, кстати, вне очереди), он должен был с основными силами немного отстать от «крыльев» в виде авангарда и арьергарда, и бить туда, где требовалась помощь. Сами же группы тоже состояли из трех линий каждая. С господами адмиралами, командующими авангардом и арьергардом, равно как и с капитанами, были проведены многочисленные разъяснения. Раз за разом долбил де Райтер, как полезно держаться своего места в строю и давать стрелять соседу, а не кидаться на первый подбитый корабль противника, с целью захапать себе «приз» («призами» официально назывались захваченные корабли противника, после сражения капитану и команде, захватившим такой «приз», выплачивались неплохие деньги — до половины стоимости корабля!). Но гладко, как известно, бывает на бумаге…
Как это ни покажется странным, но Англия пришла ко второй войне куда слабее, чем к первой. Несмотря на то, что население ее было более чем в четверо многочисленнее, чем население Нидерландов, но в городах жило все еще куда меньше народу. Плохо обстояли дела в финансовой сфере. На шпионов уходила такая прорва золота, что стало элементарно не хватать, и уже в середине войны многие высокопоставленные шпионы так обиделись на «задержку зарплаты», что перешли «обратно», на сторону Республики. Финансовая система Англии, надо сказать, была еще столь несовершенной, что единственным по настоящему серьезным источником доходов королевской казны в войне были… трофеи. То есть теперь англичане гонялись за каждым голландским кораблем и упаси Боже его утопить, а не захватить — без денег на порох с ядрами в следующий раз останешься.
