Рассказала потихоньку.

Как будто подсознательно выбирая самый верный для такого повествования темпоритм.

Про Мишку сперва.

Про Галочку потом.

Затем и про Петра Трофимовича Маховецкого.

Мишка то из милиции ушел. Сразу после нападения Довгаева на больницу — ушел.

У него хороший повод для этого был — «нервенный» мол стресс…

Уж его дядя Петя и так и этак уговаривал остаться, но Мишка — ни в какую.

А и всем понятно, что ни стресс это никакой, а просто достал его тесть со своею опекой.

С Галкой он вроде как живет, формально. Но никуда с ней не ездит и не выходит. Везде один с приятелями — без супруги.

А дядя Петя… После захвата милиции Довгаевым — вылетел с поста своего, как пробка от шампанского. И еще повезло, что просто на пенсию, а не под следствие!

Из Москвы то понаехало следователей — как и почему чехов в город пропустили, да почему РУВД без боя захватили?

Петя отвертелся только благодаря блату в министерстве. Теперь на пенсии — огород копает. Да с внуком нянькается.

Мишка его теперь и послал к черту подальше.

Скоро и Галочку свою пошлет, надо думать.

А Маринка вела машину и глядела на дорогу, не проронив ни слова весь знаковый для нее рассказ.

А работает Мишка теперь в пожарной инспекции. Неплохо устроился. Там же взятки!

А взятки — они гладки!

Они — гадки!

И опять подружки расхохотались.

— А замуж за местного не вышла?

— А их тут нет нормальных… Одни голубые

— А я то надеялась…

Приехали, наконец….

Миссис Сэмюэль с Аннушкой посидела — ей за это сэнькью вэри мач! И бутылку рашен водка с бутылем Советского шампанского. Зэ бест сувенир фром Раша.

— Наташа? Хау ду ю ду, Наташа, ам вери глэд то мит ю…

И миссис Сэмюэль оказалась настолько прямолинейной дурой… Или ее Маринка не дооценила еще — выдала:

— У нас вашими женскими именами — русскими — все телефонные будки обклеены — «секси Наташа из вэйтинг фор йо колл»…

Так бы и треснула ей!

А когда Анечку вечерком уложили спать, уселись с Гринько возле камина… Гринько как камин увидала — аж завизжала от восторга — затопи и затопи!

Откупорили сперва одну, потом вторую, а потом и третью бутылку Советского полусладкого… В мильен раз лучше всех этих Дон Периньенов, между прочим!

И потекла беседа.

До трех ночи.

И уже когда обе легли…

Все равно, глаза слипаются, а не наговориться…

— Ну ты чего ради живешь?

— А ты?

…………………………………………………………………………………………………

Для чего Марина живет?

Такой вопрос может быть задан только самой по-детски наивной подругой. А ведь надо бы задавать такой вопрос самой себе каждую неделю и каждый день. И задавать его не потому, что главные жизненные ориентиры могут как то так часто меняться, но для того, чтобы выверять каждый свой день и каждый свой поступок, сверяя их с главной целью существования. Это как молитва «Верую» у тех, кто в церковь ходит.

— Для чего я живу? Для детей… Для семьи своей. Для Юльки, Сережки, Аннушки… Это так естественно!

— А для себя пожить, это что? Не естественно?

Не знаю, не знаю, не знаю… Почему то слезы вдруг к горлу подступили. А жила для себя?

— Вот именно, а ты жила ли для себя? Такая сильная, такая красивая.

И почему у тебя — такой красивой и сильной мужа нет? А у некрасивой Гали — есть!

……………………………………………………………………………………………

По утру миссис Сэмюэль решила реабилитироваться за неудачную давешнюю остроту с «наташками в телефонных будках» и приготовила подругам истинный инглиш брэкфаст.

Мюсли с молоком, жареный бекон, яйца…

И предложила снова свои услуги с Анютой посидеть, мол она мне как внучка, не лишайте меня удовольствия, но Марина уже загодя договорилась с бэби-ситтершей, которую нашла по объявлению в местной Кроули-ньюс. Нянька — охочая до экстра мани студенточка из местных, пришла ровно в десять… Миссис Сэмюэль слегка надулась, обиженная недоверием, и даже не предложив девчонкам «подбросить их до железнодорожной станции», накрасила губы под цвет «пежо» и была такова.

— Маринк! У нас там по радио все песню новую крутят этой Лаймы… «я вышла на Пикадилли»… Мы посмотрим?

— Все посмотрим! Не переживай, подруга.

Серебристый вагон гофрированного металла Бритиш Рэйлз почти бесшумно нес их в Большой Лондон. Громко, с гортанным клекотом болтали о чем то арабы. Пара чернокожих дремала друг у дружки на плече. Наташка прилипла к окну… Англия!

На Виктории спустились в метро.

Наташка всему удивляется — и лифту вместо привычных московских эскалаторов, и маршруту поездов, указанному на световых табло… Тут в Лондоне — не зевай! Поезда переходят с линии на линию и могут завезти совсем не туда…

— Пикадилли серкус лучше смотреть ночью — очень тут красиво от рекламы и огней.

— Да и так красотищща. Разве с нашей площадью Ленина сравнишь?

— Вон там — это американский магазин пластинок и компакт-дисков. Все четыре этажа — только одной музыкой торгуют. Но очень дорогой! А там через площадь — видишь? Рок-музей восковых фигур…

— Мадам Тюссо?

— Нет, музей Тюссо на Бэйкер Стрит, а это рок-музей. Видишь в раскрытых окнах третьего этажа фигуры? Узнаешь? Майкл Джэксон, Шэр, Элтон Джон…

После рок-музея Наташка не удержалась все же и потащила Маринку по магазинам.

— Знаешь, подруга, здесь в центре и дорого и ничего приличного. Если уж хочешь тратить деньги, то либо надо ехать на Кингс Роуд — там бутики самые модные, по крайней мере вещь стоящую можно найти, или на Портабелло Роуд — на барахолку. Там в принципе, тоже что и в Марксе и в Литлвуде, но вдвое дешевле.

— Как скажешь, подруга.

Взяли кэб и поехали все же на Кингс-роуд.

Маринка видела, как у Наташки глазки разгорелись. Но и цены в тихих магазинчиках юга столицы — мама не горюй! Наташка померила кожаную шляпку — восемьдесят фунтов… Беспомощно поглядела на подругу.

— Не валяй дурака, в Новочеркесске ты такой шляпкой никого не удивишь — наши дураки ничего не поймут, а на фли-маркет на Портабелло Роуд ты за восемьдесят фунтов себе пальто кожаное купишь!

Потом поехали глядеть Темзу. Сошли возле Тауэр. По Тауэр Бридж пешком перешли на правый берег…и сразу за мостом завернули в уютный паб.

Взяли по большой тарелке единственного дежурного блюда — жареной трески с картошкой, и по пинте черного Гиннеса.

Гиннес сладковатый от жженого сахара. Девчонкам нравится.

— Как хорошо тут! Я бы осталась, ей Богу! Выдай меня за кого — нибудь. Ведь говорят же, что западные все помешаны на русских женщинах.

А почему эти иностранцы так русских женщин любят? Знаешь?

— Ну?

И Маринка все сказала. Все, что думала на этот счет.

И про то, что половина лондонских мужиков откровенно голубые. И что половина баб — тоже лесбиянки.

Но не в этом дело.

Хоть эта миссис Сэмюэль и твердит что то насчет традиций, но браки никто здесь уже давно заключать не стремится. Особенно с женской стороны.

Суфражизм и эмансипация сделали свое черное дело.

Женщины здешние добились всех нужных и ненужных прав. Сперва — голосовать и ходить в общественных местах в штанах. Курить на улице и пить пиво в пабе наравне с мужиками. Ну, добились.

А мужику то женщина нужна в юбке и совсем не умнее его, и никак не богаче.

Мужик мечтает о ласковой и послушной.

А ласка и послушание — они в первую голову происходят от экономической зависимости.

Вот и не хотят теперь здешние мужики жениться на такой, которая не только сама в случае чего в глаз врежет — даром что ли повсюду женские какрате — клубы! Но и на такой, что зарабатывает столько же, а то и больше, а потому никаких мужицких вольностей дома не терпит. И даже наоборот — сама теперь в этом смысле обгоняет мужика и стремится к независимости в браке.

Теперь муж дома зачастую с бэби сидит, а жонка в ночном клубе — с подругами.

Поэтому, тот мистер, что еще не огомосексуалился, жениться хочет на послушной девочке с Дальнего Востока — из Тайланда или Новой Гвинеи — Папуа.