Недолго ждал — Маринка девушка пунктуальная.
Недолго думая, поехали на рыбхозовские пруды. Машину мордой в посадку, дверцы нараспашку — пускай проветривается, музыку погромче, чтобы было сердцу веселей.
Мишка костерок сообразил, а она аккуратно на белой клеенке праздничную трапезу сервировала. Салатик «оливье» в пластмассовых коробочках, помидорчики, огурчики, хлебушек…
— Купаться будем?
— Я нет.
— А я искупнусь.
Он стянул через голову джинсовую рубаху, спустил черные джинсы, тяжелые от лежащего в кармане табельного «макарова», медлительными движениями поправил плавки на плоском животе.
И — и — и бух! С бетонной плиты в воду.
— Раз, два, три, четыре…. пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, — про себя считала Марина.
Вынырнул аж на середине. Громко стал отплевываться, фыркал, будто барбос… Потом стал саженками махать к берегу.
У Маринки от солнечной ряби на воде заслепило глаза.
Он вылез, и принялся дурашливо стряхивать на нее капли обильно стекавшей с него влаги.
— Ну что, дурачок что ли, в самом деле? Не приятно!
— Ха-ха-ха!
Потом он зажмурив глаза лежал кверху пузом на теплой бетонной плите, а она наклонив голову на бочек, длинной травинкой щекотала ему за ухом. Мишка корчил гримаски, дергал плечом, но руки ее не отводил, а она любовалась его лицом, грудью, плечами… Всем таким любимым…
Нет! Не хочет она его делить с Галей. Не хочет.
Не такая она — Маринка, чтобы довольствоваться малым.
И ребенка она хочет. Очень.
Не открывая глаз, он протянул руку, и его сухая шершавая ладонь уверенно легла туда, куда она всегда ложилась в их сокровенные минутки.
— Мишка!
— Угу!
— Мишка!
И не контролируя своих чувств, она как безумная орала в его объятиях, на заднем сиденье подаренной Русланом вишневой «восьмерки».
— Что уставились? А ну, брысь отсюда!
Двое совсем мелких пацанов застыв, как в столбняке, смотрели на голых дяденьку и тетеньку в машине.
В руках у пацанов были удочки… Рыбку пришли на пруд половить, а тут…
— А ну, брысь!
И Мишка для убедительности, достал вдруг своего «макара».
— Ты че, дурак? — испугалась Маринка, машинально прикрывая руками голую грудь.
Пацаны прыснули в посадку, только ветки затрещали.
— Ты ей богу — дурак! Они теперь побегут в рыбсовхоз и там скажут, что в посадке машина с вооруженным бандитом. Ума у тебя — ну никакого нет!
— Зато ты умная, орала, громче магнитофона…
Маринка молча натянула платье, поправила бретельки, и вдруг разревелась.
— Ты чего?
— А вот ничего!
— Маринк!
— Все… Поедем, собирайся.
— Да ты чего, а шашлык? Еще шашлык не жарили…
— Жри сам свой шашлык, с Галей со своей!
Марина высадила его на автобусной остановке. Откуда взяла…
— Что? Обиделась? В самом деле что ли?
Она, не отвечая, наклонилась из-за руля, протянула руку и прихлопнула дверь. Включила передачу и поехала. А он остался на остановке, глядя ей вслед.
Срывая злость, дала по газам, разогналась по пустынному шоссе до ста тридцати, так, что аж самой страшно стало. Вот разобьюсь теперь — всем назло! Пусть он обо мне поплачет.
И как Галочка, наверное, обрадуется, и тесть его — дядя Петя, тоже…
А Юлька? А Сережка?
И ножка ее медленно сбросила газ. И стрелка спидометра побежала по кругу налево.
Она развернула машину и поехала назад.
На остановке кроме Мишки стояла еще баба какая то в цветастом платке с двумя большими пятилитровыми бидонами.
А вдали на переломе шоссе уже показался автобус.
Она лихо развернулась. Протянула руку к дверце.
— Ну что встал? Садись, дурачок…
А Галя нянькалась с маленьким Петенькой. Петром Михалычем. И вечером, купая его в ванночке, плакала, что вместе с ней не купает маленького его отец — Мишка Коростелев.
А Мишка Коростелев, как минутка высвободится — так сразу к заветному дому на улице Ворошилова.
А Марина…
Мужнин бутылочно — зеленый «черроке» все еще стоял на милицейском дворе, как вещдок. Менты все ходили мимо — облизывались — «продай, хозяйка». А хозяйка продала вишневую «восьмерку» — подарок Руслана и купила в Ростове «мерседес». Почти что новый — годовалый, если верить документам. А заодно, посетила в Ростове и дорогую поликлинику.
Беременна!
Вот как!
Сказали, через месяц приеду, они и пол ребенка точно скажут…
Вот так!
Только не решилась пока говорить об этом Мишке. Что б не наделал делов. Но зато с удвоенным напором занялась стройкой. Гоняла эту новую бригаду молдаван как сидоровых коз. Денег не жалела, и побивая все нормы, каменщики выдавали ей на гора по десять кубометров кирпичной кладки в смену — только материалы подвози!
Уж и мебель в Ростове приглядела. И финский гарнитур для большой гостиной, и итальянскую спальню.
По дороге же из Ростова и встретила как то Димку Заманского. Подрулила к заправке на своем беленьком «мерседесе», встала к единственной колонке с девяносто седьмым бензином, а сзади к ней в хвост уже чья то темно-серая бэ-эм-вэ пристроилась.
Димка! Такой картинный красавец из гангстерского кино. Черная с проседью бородка, длинные волосы схвачены на затылке в конский хвост, золотая сережка в ухе, и темно-серый костюм на всю тысячу долларов — не ниже как от Армани…
— Что тут за драндулеты — ведра с гайками, загораживают проезд, мешают заправиться?
Стоит, улыбается.
— Не улыбайся, я не скажу тебе, что рада видеть
— Ну в чашечке кофе со мной за компанию не откажешь?
Отогнали свои авто на площадку, сели под тентом маленького кафе, кстати, тоже принадлежавшего Руслану.
— Ну, как живешь, Мариночка?
— Живу.
— Видел твой дом. Хороший дом получается. Красивый. Я таких три собираюсь построить — в Греции, под Москвой и здесь, только не в Новочеркесске, а у воды, может на Тереке, может на Кубани, может на Дону, а может и в Сочи.
— Зачем тебе три?
— Чтоб каждые четыре месяца мы с тобой меняли среду обитания.
— Мы с тобой?
— Мы с тобой.
— Это интересно.
— А! Интересно, значит?
— Не в том смысле, в каком ты думаешь.
— С универмагом больше не наезжают?
— Отстали
— А почему?
— Не знаю, Мишка говорит, потому что Руслан теперь другими делами занят.
— Мишка говорит?
— Да, представь себе. Мой любовник Миша Коростелев.
— А почему Руслан другими делами занят, твой любовник тебе не говорил?
— Потому что война, поэтому, наверное.
— Ах, наверное! Так вот, что я тебе скажу, ни твой лейтенантик, или кто он там в ментовской, ни его тесть, никогда бы тебя от Руслана, от его бульдожей хватки — не отбили, кабы не один несчастный человек.
— И кто этот несчастный?
— Сидит перед тобой.
— Так это, значит, тебя я должна благодарить?
— Ну не благодарить…
— А сделать несчастного — счастливым?
— Марина!
— Я не для того обрела свободу, чтобы делать себя зависимой. Я свободна и счастлива. Хочу — люблю! Хочу — рожу!
— Значит, нет?
— Значит, нет…
8.
Личные грехи бьют по самым близким. Переходят на самых невинных. Виноватых только лишь в том, что они близкие грешника…
Юльку похитили! Юльку то за что?
Марина начала волноваться часа в три — в четыре. Обычно, Юлька приходила из школы сама и занималась обедом. У них так со смерти папы повелось, что кормила всех — и Марину и Сережку — она, их хозяюшка маленькая. А тут уже было и три часа, и четыре, и пять. Марина сама на скорую руку сварганила Сережке яичницу с помидорами, сварила себе кофе.
Где Юлька задержалась? С подругами?
Набрала номер, позвонила в школу — прямо Офелии в ее канцелярию. Нет, не видала Юлечки. С утра не видала.
Как так? В школе ее не было?
В шесть вечера Маринка не выдержала, вскочила в свой «мерседес» и поехала по Юлькиным подружкам. К Люсе Мухиной — та в полном недоумении, не видала сегодня Юлю, сама хотела зайти поинтересоваться, не заболела ли?
