И гранит валуна в сантиметре от руки Рыжика раскололо глубокой трещиной. Во все стороны брызнуло мелкое каменное крошево, с оттяжкой ударил глухой раскат грома – и тут же в камень вонзилась ещё одна ослепительно-белая молния, окончательно развалив валун на две части.

Инстинкты Рыжика сбросили его с камней на песочек гораздо быстрее, чем сознание успело сформулировать возмущённое «Шозанахер?!». Третья молния пропахала в берегу борозду прямо у Рыжика перед лицом, сплавив песок в стекло. В воздухе запахло озоном и почему-то розами.

Модно подстриженные прядки Рыжика плеснулись над плечами, норовя превратится в змеек, а когда ударила последняя, четвёртая молния, его душа на миг провалилась в какую-то сладостную обморочную бездну – словно он шагнул с обрыва. Ещё мгновение – и всё внезапно прекратилось, будто кто-то невидимый скомандовал «Стоп-кадр».

Девица затихла, перестав, наконец, атаковать: то ли у неё молнии кончились, то ли она решила, что проблема в виде караулившего её маньяка и насильника ликвидирована как явление. Над берегом повисла хрупкая настороженная тишина. Лениво плескалась тёплая водичка, курился над раскуроченным валуном романтический дымок. Рыжик лежал неподвижно, распластавшись на песке, как раскинувшая крылышки бабочка-ночница, и чутко вслушивался в свои ощущения. Это ему всего лишь кажется – или же и в самом деле, разбуженная от летаргического сна неистовой энергией, шевельнулась внутри, возвращаясь, наполняя его, словно лавой, древняя магия? Та, что была безжалостно иссушена до капли проклятым Отцом Света – о, этот желанный огонь в жилах, без которого, все эти жуткие годы, Рыжик так отчаянно мёрз… Нет, не может быть… но вдруг?..

Рыжик стиснул в горсти горячий песок, душа в себе иррациональную надежду на чудо, и его локоны-змейки, бессильно вздрогнув, вновь упали на плечи обычными прядями. Нет, нет, просто показалось… это всё леди Джанне и её ночные разговоры, и вода воспоминаний, и ещё… эта вот тут!! Рыжик чуть слышно раздражённо заворчал сквозь стиснутые зубы, пытаясь выглянуть из-за руин валуна и не схлопотать при этом разряд между глаз. Потом развязал с шеи расшитый бинт. Зажал его в руке, как белый флаг, знак мирных намерений, и одним грациозным движением резко вскочил на ноги. Махнул над головой белой марлей, выкрикнул:

-Не стреляй!!

Реакция девицы, как оказалось, ничуть не уступала его собственной, отточенной во многих сражениях до бритвенной остроты. Не успел Рыжик закрыть рот, как ещё одна молния вонзилась в песок под его ногами, заставив кровь вскипеть в венах, словно шампанское из серебрянки. И вновь – этот обморочный миг, этот шаг в бездну и сладостное пламя в каждой жилке… Глазищи Рыжика полыхнули октарином, по коже прошёл упоительный озноб – и он, не понимая толком, что делает, с разворота ударил по брюнетке ответным электрическим разрядом, утопившим берег в фиолетовых искрах и шикарной вольтовой дуге над водой.

А потом, с все ещё изумлённо приоткрытым ртом и выражением лица «Ой мама моя Тьма, а чё вот это щас было?», Рыжик молча уселся на песочек и уставился на сотворённую им неслабую воронку из запёкшегося в стекло песочка с элементами гранитного крошева. Слов у него не было, одни эмоции. На той стороне озера, словно его зеркальное отражение, с абсолютно идентичным выражением лица стояла первая принципалка Кирпичного, Алия Селакес, и таращилась круглыми карими глазами. От Рыжика её отличало только отсутствие одежды и то, что левой рукой Алия на автопилоте целомудренно прикрывала обнажённую грудь, по пояс стоя в воде.

-Ну ты и монстр, Селакес, – выдохнул Рыжик первым, вставая и слегка дрожащими руками стряхивая песок с джинсов и блузы. – Не хотел бы я встретиться с тобой в тёмном переулке на окраине Никеля! Представляю, как ты реагируешь на вопросы типа «Девушка, который час?» или «А можно с вами познакомиться?»…

Алия в ответ только нервно хихикнула и жутко покраснела. Рыжик, у которого нервы то ли были из железобетона, то ли отсутствовали напрочь, уже через пару минут после нападения и собственного эффектного выхода сумел вернуть себе своё вежливое бесстрастное спокойствие.

Чего не сказать об Алии – полыхая щеками, девушка неподвижным столбиком стояла в озере и изо всех сил пыталась побороть желание сорваться в истерику. Не дождавшись от принципалки никаких комментариев к случившемуся, Рыжик изящно присел на бренные останки расколотого валуна, закинув ногу на ногу, и светски поинтересовался:

-Ну, и как водичка?..

-Отвернись немедленно!! – в конце концов, обрела дар связной речи бедная Селакес, которая чувствовала себя отлично вываренным раком или там спелой клюквой, так пылали её нежные щёчки. Нет, это надо же было умудриться такое сделать! Сначала едва не прикончила директора Антинеля с перепуга, а потом в довесок предстала перед ним, в чём мама родила… такое Алии не могло даже в кошмаре присниться. А-а, да провались оно всё в нефть!

После той встречи на Масленицу Алия каждый вечер нетерпеливо вычёркивала на календаре даты, ожидая дня Перемены. А потом, закутавшись в одеяло, предавалась сладостным грёзам о том, как приедет на Озёра. И, ох, как же тяжело ей было вчера спрятать восторженный блеск глаз и мечтательную улыбку от подруг-принципалок и самой Ливали! Встреча с Рыжиком была тайной Алии, её первой попыткой пойти поперёк течения, её первым бунтом – и потому будоражила, как пущенный по венам ток. Всю эту ночь Алия не сомкнула глаз, строя в уме сценарии и варианты сегодняшней встречи с Рыжиком. Как она, чуть опоздав к традиционному завтраку на берегу у здания Депо, появится из утреннего тумана, сразу же обратив на себя внимание… Как подойдёт, строгая и при этом вся такая соблазнительная в своём алом платье с открытой спиной и в алых туфельках с атласными лентами, словно свежий бутон розы… Как скрипнет от зависти зубами вся эта трамвайная шатия-братия и даже сама Ртутная Дева при виде её прелестной молодости и очаровательной улыбки… Как она сядет рядом с Рыжиком и скажет ему что-нибудь умное, чего никак не ждёшь от столь юного и нежного создания… И как прочитает в этих раскосых чёрных глазах невольное восхищение…

Сейчас «в этих раскосых чёрных глазах» читался разве что рассеянно-вежливый, абстрактный интерес, граничащий с равнодушием – так что Алии оставалось только тут же и утопиться, не сходя с места, чтобы избежать окончательного позора. А ещё Рыжик всё так же смотрел на неё, покачивая босой ногой в подвёрнутой брючине, и никуда отворачиваться явно не собирался. Нет, это просто кошмар какой-то! Он над ней ещё и издевается!

-Да будь же ты человеком, а не железякой бесчувственной, отвернись… пожалуйста, я прошу тебя… – повторила Алия, чувствуя, как подступают к горлу слёзы, дрожат губы и предательски пощипывает уголки глаз. Рыжик, который на самом деле вовсе не намеревался ввергать Селакес в смущение, и на Алию смотрел больше по инерции, нежели из реального интереса, задумавшись о чём-то своём, вздрогнул и очнулся.

-А, ты про это, – он неопределённо пожал плечами и вытащил из кармана джинсов помятую и сплющенную пачку сигарет. – Да не смотрю я, не смотрю, выходи, давай… очень мне надо тебя рассматривать, Селакес!

-Ну и… зря!! – выпалила Алия с искренней обидой. У бедного Рыжика аж сигарета изо рта вывалилась от такой заявочки. Да, безусловно, он прожил несколько сотен лет и навидался на своём пути всякого, но вот что разумению Рыжику всегда было неподвластно, так это женская логика…

Решив, что дешевле выйдет не перечить порывистой принципалке, Рыжик всё-таки раскурил свою «Chesterfield» и покладисто согласился:

-Ну, хорошо, сейчас посмотрю, не обижайся.

-Даже и не вздумай! – шустро добравшись до платья, Алия пугливо прижала его к себе сразу двумя руками. – Я тебе сама скажу, когда будет можно. Договорились?

-О, светлые небеса… хорошо, что коровы не летают, – старательно глядя в сторону посёлка трамвайщиц, мученически вздохнул Рыжик. Впрочем, это вышло не особенно убедительно: он, в общем-то, симпатизировал Селакес, и не хотел, чтобы та уходила. Рыжику требовалось с кем-то побыть, чтобы а) отвлечься от самокопания б) обсудить стратегию действий по отношению к Элен Ливали на ближайший период. Алия для этих целей подходила идеально. К тому же, первая принципалка умела как-то особенно произносить его имена – так, что сладко замирало внутри…