И ведь это именно её энергия, сила её уз на краткий миг оживила в нём милорда Марджере!
Давным-давно мёртвое, оплаканное и забытое ощущение – и двести двадцать вольт, и сок по проводам…
Рыжик выдохнул изящное колечко дыма, проводил его задумчивым взглядом. Он ощущал, что в мире вокруг – и здесь, на Озёрах, и там далеко, где кружит над вокзалом вороньё, сияют в окнах общежитий яркие бело-голубые галогенки, а в кустах полыни с печальными вздохами и всхлипами бродят нефтяные коровы, – везде, по всему клину начал плестись сложнейший узор из паутины событий. Нити судеб самых разных созданий скрещивались, пересекались, сплетались, образуя замысловатое кружево. Цеплялись друг за друга, связываясь в узелки – уже не вытащить, уже не разорвать… Ну и пускай.
-Будь, как будет, – тихо сказал Рыжик; в его глубоких зрачках двумя иероглифами отражалась струйка сигаретного дыма. Где-то за спиной Алия вспугнуто шелестела платьем, натягивая его на мокрую кожу – этот шелест напомнил Рыжику раздающиеся по ночам из Камилловой мусорки загадочные звуки тараканьей жизнедеятельности. И, если зажечь свет и резко открыть шкафчик с мусоркой – или же сейчас резко повернуться к Алии – результат будет примерно одинаковый…
Не сдержавшись, Рыжик довольно громко фыркнул и, чтобы избежать искушения проверить свою мысль, нарисовал пальцем босой ноги на песке симпатичного тараканчика с бантиком на передней лапке. Рисовать Рыжик не умел совершенно, поэтому у него получился какой-то то ли обгрызенный цветочек, то ли солнышко с причиндалами. В стиле раннего Сальвадора Дали.
От тараканов и совместного с Диксоном быта мысли Рыжика плавно и довольно закономерно перетекли на, несомненно, важный и актуальный вопрос: что всё-таки вылупилось из Некоузского яйца и куда оно потом подевалось?.. Какой-то частью рассудка, холодной и бесстрастной, Рыжик понимал, что забивает себе сейчас голову всякой ерундой, только бы не думать о неприятных вещах типа своего следующего шва, необходимости объясняться с Ленточкой и так никому и не обменянного генератора отрицательного нуль-поля. Но другая часть здраво рассуждала в том духе, что «не тронь, пока не пахнет» и «ты же всегда начинал решать проблемы, когда они уже переходили в разряд катастроф, разве нет?». И потому, неспешно докуривая предпоследнюю сигарету и вырисовывая вокруг авангардного таракана какие-то совсем уж непонятные вензеля, Рыжик размышлял об удивительной фауне Некоузья и о конкретном месте прожорливой твари из яйца в этой вот фауне. Ничего хорошего из этих измышлений не выходило, поскольку по всем признакам Диксон вывел у себя в квартире медного червя, ближайшего родственничка всеядного Майло. И теперь этот червь наверняка сеет панику и разрушения среди обитателей дома № 6 в Текстильном переулке Фабричного квартала… О-о, а может, Садерьер приехал его искать и был пошло сожран Некоузской тварью вместе со своим вишнёвым галстуком и вечными нотациями?.. Вот это было бы по-настоящему круто! «Нет, боюсь, командор войны не по зубам даже медному червю. Он его только обслюнит и выплюнет, как те резиновые сапоги, потому что Дьен уж-жасно невкусный. Если уж меня от него тошнит… – с некоторой долей сожаления помыслил Рыжик. Не то чтобы он совсем уж плохо относился к Дьену – нет, но тот его утомлял своим наличием в этом мире и постоянным желанием причесать Рыжика под свою собственную гребёнку. – Ладно, если Дьена не сжуёт, так хоть от пары-тройки соседей избавимся… соседей вообще мало не бывает!».
Одевшаяся и даже приобретшая некое подобие душевного равновесия Алия сосредоточенно приглаживала растрепавшиеся и упавшие на лоб прядки обратно в строгую причёску, с трепетом поглядывая на Рыжика. Тот, держа меж пальцев дымящуюся сигарету, с видом отрешённым и нездешним смотрел на расчерченные на песке странные знаки, безмолвный и загадочный, словно сфинкс. Алия с некоторой претензией подумала о том, что в силу своей молодости и зависимого от Элен положения быть такой, как Рыжик, она не может. Но вот когда место главы Кирпичного займёт она, Алия Селакес – вот тогда она сможет так же непонятно, дымчато смотреть куда-то за горизонт, различая там силуэты иных миров. И строить в уме сложнейшие гамбиты, и ввергать всех прочих в священный трепет…
-О чём ты сейчас думаешь? О судьбе Некоузья, да?.. – осмелилась тихонечко спросить Алия, остановившись в паре шагов от Рыжика и рассматривая изображённые им на песке закорючки.
-А это что, древние руны, да? Ты пытаешься заглянуть в будущее нашего мира?
Рыжик поднял на взволнованную и опять чуточку растрепанную Селакес свой вдумчивый взгляд, и хотел уже было ответить ей чистую правду: «Я думаю о яйцах и червяках. А это не руны, это таракан с бантиком и трамваи ездят». Но заметил золотистые искорки детской веры в чудеса в карих глазах Алии, и вовремя прикусил губу. Ему не хотелось так прямо и сразу оглоушивать юную принципалку концептами типа «Истинное величие заключается в простоте», это было бы… жестоко. Да, жестоко.
Рыжик ещё помнил, как он сам по самые уши провалился в суровые жизненные реалии в далёкие времена своей цветочно-медовой юности… Нет уж. Шоковая терапия – это не наш метод.
-Да, – в конце концов, ответил Рыжик, соглашаясь с идеализацией своей персоны, и стряхнул пепел с пахитоски. – Именно об этом я сейчас и думаю. У меня тут ещё много начинаний всяких незаконченных… но это, в сущности, неважно. Гораздо больше меня интересует твоё, Селакес, появление на Озёрах, и в частности на этом уютном тёплом водоёме. Что, в Кирпичном сезонное отключение горячей воды?..
-Только не смейся, – Алия сжала губы, показывая, что в противном случае ужасно и навсегда обидится и уйдёт, хлопнув дверью. Или молнией. Если двери не подвернётся.
-Нет, что ты, – Рыжик затушил сигарету об обломок и обнял одно колено руками, выказывая готовность слушать.
-Сначала я хотела сразу приехать в Депо, оставить свою машину на парковке за Серебряным ручьём и появиться на традиционном завтраке… я рассудила, что точно смогу тебя там найти, – Алия опять поправила непослушную прядку, прижав её краем гребня, чтобы не выбивалась на лоб.
-А потом такой туман упал, никакой дороги не разобрать, и я заблудилась. Свернула куда-то не туда… Заехала в тупик к воротам трамвайных ангаров, это где-то во-он там, сбоку от круга конечной. Бросила машину и пошла дальше по рельсам пешком. Но опять не в ту сторону – не в Депо, а по ветке пятисотого маршрута… Да ещё туман этот. Густой, как будто молоко разлили, и в нём всякие вещи думаются… и чудятся…
Алия умолкла, замерев. Солнце мерцало в каплях воды на её спрятанных в подоле платья, смущённо сжатых руках – и в каплях на стрельчатых, сурьменно-чёрных ресницах.
-Какие… вещи? – тихо спросил Рыжик, вставая напротив, и кончиком пальца дотронулся до изгиба вены на запястье Алии – словно девушка была тонким колокольчиком и могла звякнуть от этого прикосновения. В его жесте, в тихом, лишённом выражения голосе было нечто настолько сокровенное, что Алия не вынесла. Дрогнули, стряхивая хрустальные капельки, руки и ресницы; дрогнули губы, всё ещё не желающие выпускать на волю признания.
-Плохие вещи, Рыжик… – выдохнула девушка, разом теряя свою наигранную, неумелую пока ещё манерность – способ выглядеть взрослой и искушённой. – Мне никогда в жизни не снились кошмары, а в тумане я увидела их наяву. Еле от них сбежала – и хотел побыть одна, погреться, чтобы внутри всё успокоилось. Я…
Алия неуверенно потрогала свой красивый гребень с розами в высокой причёске.
-Впрочем, это всё дело прошлое... Ты и сам знаешь, что слабости, страхи и сожаления – удел неудачников. Не смотри, что я сейчас… Я сумею это перебороть!
Рыжик склонил голову набок, глядя, как всё ещё роняющая слёзы принципалка отчаянно латает вопиющие дыры в своей броне – пока ещё хрупкой, более кажущейся, чем настоящей. В броне из того, что Алия полагала величием и признаками внутренней силы. Он не мог объяснить, отчего ему интересна Алия Селакес – в сущности, ничем особенно не примечательная девица-принципалка со своими девичьими мыслями и постремлениями, присущими большинству девиц её возраста.
