- За сыном шаха ухаживают гораздо лучше, чем дома за собственными детьми. Так что на счет этого я ни капельки не беспокоюсь. А когда Зуфаттандил Девятый сделал мне предложение, я согласился, но с одним условием, что приезжая в эту страну, он будет брать меня с собой, чтобы я мог навещать могилу лучшего друга. Я нашего ребенка Айром назвал, а он ни слова не сказал против, хотя у тларцев так делать не принято.

- Ты, наверное, не знаешь, что детей нельзя называть именами погибших, иначе они могут повторить их судьбу.

- Первый раз о таком слышу, но не думаю, что моего сына нечто подобное ждет. Я не настолько суеверен, а мой единственный и лучший друг до сих пор мне очень дорог и когда я своего сына зову, мне кажется, что Айр все еще со мной рядом.

- Ты своего мужа любишь?

- Ты вообще соображаешь, о чем спрашиваешь?- Быстро прислушиваюсь. Охранники близко не подходят, значит, не слышат наш разговор.- Я свое уже отлюбил, это не принесло мне ничего кроме страданий и боли. Зуфаттандил Девятый любит и меня и сына, мальчик тоже к нему тянется, а я с благодарностью принимаю все, что он мне дает. Он заботится обо мне и ребенке, учит его. Когда выпадает свободное время, выходит с ним в сад погулять. А большего мне уже и не надо, все, что я мог отдать, я отдал тебе, а ты, толком не разобравшись, все растоптал так, что там никогда и ничего больше не вырастет.

- Ты во время оргазма мужа тоже полным титулом зовешь?

А вот это, с его стороны, уже чистой воды хамство, значит, будем прощаться.

- Если тебя настолько интересуют подробности моей интимной жизни, отвечу: в постели не я его, а он меня зовет.

- Значит, ты все время притворяешься и обманываешь повелителя?

- Нет, зачем же? Я отношусь к своему мужу с большим уважением и никогда бы на такое не пошел, а он… Он все прекрасно понимает и терпеливо ждет, когда я избавлюсь от того, что мешает раскрепоститься и в такие моменты ему очень нравится перебирать мои длинные волосы. Кстати, тогда в аэропорту именно этот необычный цвет и привлек его внимание, и муж очень любит смотреть, как я танцую для него, в шутку называя Серебряным Принцем. Когда меня выписали из больницы он сам приехал за мной и сразу забрал во дворец. Ничего не скрывая, я рассказал о себе всю правду: кто я, откуда взялась у семнадцатилетнего мальчишки такая глубокая седина, о каждом шраме на моем теле, и что со мной произошло. Он принял меня таким, какой я есть, невзирая на то, где я был и чем занимался, а когда я нашего сына рожал и корчился в муках, правитель страны превратился в самую заботливую и преданную няньку, ни на шаг от меня не отошел. Я твое любопытство удовлетворил?- И не дожидаясь пока Рин скажет очередную гадость, спешу откланяться,- Ладно, нам пора. Муж в столице с неофициальным визитом, сегодня вечером улетаем домой и для моего частного самолета в полдень обещали открыть воздушный коридор, так что прости, мы пойдем. Передавай от меня привет доку, Митру,- руки невольно дернулись коснуться давно уже потускневших от времени, золотых гвоздиков маленьких сережек… Митр сам мне их в уши одел, и я с тех пор ни разу их не вынул...- Зитру, Тину и Литу.

- А Грейду?

- Грейду? Ему тоже можешь передать, большой и очень горячий.

- Моему мужу нельзя сейчас тяжести поднимать и он может обжечься, так что, пожалуй, я остерегусь.

- Айр, дай руку!- Добившись своего, Грейд наверное в полном восторге. По большому счету мне безразлично, что «Инь» и «Янь» снова сомкнули свои половинки. Эта парочка давно друг друга нашла и так же один другого стоит, но слышать об этом все равно неприятно, хотя сам когда-то Рину на нем жениться предложил.

- Подожди. Может, по мороженке? Я же обещал когда-то угостить тебя парфе, а случай так и не представился.

Усмехаюсь, вспомнив, как в автобусе давился дешевым кондитерским изделием и был на седьмом небе от счастья. В тот момент у меня было все, о чем даже не смел мечтать, не представлял, что можно испытывать такое блаженство... Увы, любовь, похожая на сон, мелькнула и пропала.

- Нет, благодарю, я уже его пробовал. Без тебя...- Но так и не смог заставить себя сказать, что до сих пор с прохладцей отношусь и к мороженому и к яблокам....

- Ну, давай, хоть в Отель заскочим, повидаешься с доком? Ради такого случая я даже готов его с работы отпустить. Он будет рад поговорить с тобой. Хочешь, возьми с собой сына и я сам вас отвезу, а охрана пусть едет сзади.

Понимаю, Рин всеми силами старается меня удержать, но момент расставания неизбежен, точка невозврата что у него, что у меня давно пройдена, а ехать в Отель… Нет, чересчур много плохих воспоминаний с ним связано, да и побывать на месте гибели Айра я никогда не буду готов – слишком больно. За каких-то жалких три месяца знакомства он успел поселиться в моем сердце и останется в нем навечно.

- Нет, спасибо, сейчас я действительно спешу.

- Жаль. Знаешь, что я еще вспомнил? Несколько лет дома у Дира не был, а пару месяцев назад случайно заскочил. Утром Грейда сильно тошнило, да так, что понадобилась помощь врача. Так вот, в гостиной на стене висит картина, где вы с Айром изображены в костюмах с перьями в полный рост. Не знаю, кисть какого мастера над ней трудилась, но смотритесь вы просто потрясающе. Понятное дело, что художник, создавший этот шедевр, писал не по памяти. Я попытался выклянчить фотографию, но ни Митр ни Дир не отдали ее, соврали, что у них ничего подобного нет, представляешь?

Я усмехнулся. Спасибо док, я рад, что Вы до сих пор держите свое слово, даже если фотография действительно пропала, что вполне могло случиться в доме, где живет двое детей. А художник… Не знаю как, но я догадался или почувствовал, что это Зитр. Он сам делал снимки, видел нас с Айром совсем близко, вживую, в костюмах, которые сам же и создал. Кому еще под силу написать такую картину? Кто еще на такое способен, как не он? И скорее всего, этой работой не нас хотел увековечить, а нелегкий труд – свой и Митра. Хотя, на том месте должна была висеть картина кисти совсем другого художника: семейный портрет доктора и визажиста…

- Вижу, что напрасно стараюсь, тебя не удастся уговорить.

С меня осторожно снимают очки.

- Ты уже где-то настолько далеко, что ничего не слышишь, вернись на секунду и посмотри мне в глаза, хочу, чтоб ты хоть тенью меня запомнил.

Улыбаюсь и вновь прячусь за темными стеклами.

- Линк, мы когда-нибудь еще увидимся?

Столько отчаяния в его голосе я не слышал никогда. Хватается, как утопающий за соломинку, изо всех сил старается меня удержать, оттянуть момент расставания, но оно все равно неизбежно. Поздно, Рин. Слишком поздно. Ничего не поможет, это бессмысленно. Ты и сам не понимаешь, что совсем от меня отвык и я тебе вовсе не нужен. Для тебя я уже даже не тень, а давно забытое воспоминание…

- Кто знает. В жизни много крутых поворотов, и неизвестно какой куда заведет.

- Буду надеяться, что за одним из них мы обязательно встретимся. Ну, Малыш, пока?

- Прощай, Рин,- шепчу одними губами. Ни сожаления ни боли не чувствую, перегорело все… Хорошо, что мы случайно встретились и поговорили, я смог убедиться, что больше нас ничего не связывает, а одиночество – это поправимо и как бы не сложилась жизнь, нужно найти в себе силы отпустить прошлое и жить дальше. Поворачиваюсь и ухожу.

Теплый весенний ветер раскачивает за высокой оградой старого кладбища раскидистые кроны больших деревьев, и зеленая листва приятно шуршит над головой, пропуская с ярко-голубого неба к истосковавшейся по теплу земле ласковые солнечные лучики. Молодой омега в темных очках, поправив выбившуюся из высокой замысловатой прически непослушную серебристую прядку, ни разу не оглянувшись выходит за ворота и ведет по улице своего сына, крепко сжимая в руке маленькую ладошку, а альфа, тяжело вздохнув, чуть помедлил и, проводив его полным неприкрытого сожаления взглядом, нехотя направляется в противоположную сторону, где припаркован черный мерседес. Их пути разошлись вновь, так же как это случилось почти пять лет назад, и вряд ли они когда-нибудь еще пересекутся.