Ева уже не ждал, он немедленно схватился за ручку двери и толкнул от себя. Сероволосый парень встал со дна ванны и уже собирался вытираться, как заметил его.

– С тобой всё в порядке? – спросил Евангел.

– Почти, – тихо кивнул котенок, молча продолжив своё дело.

И это почти губило его внутренний мир, словно яд. Он не смог спать, потому что чувствовал себя виноватым в смерти того, кого любил и уважал. Он теперь ничего не мог, потому что ошибся. Ошибся единожды и посмертно.

– Что с тобой? – спросил Ева, заметив, как безразлично смотрит на него его милый.

– Ничего. Наверное, устал.

– А почему не спал?

– Не смог уснуть.

Вот так протек весь день. Шел ни разу не заплакал на людях, но очень долго смотрел на безмятежное лицо Тако, которое было увековечено в специальном гробу. Кремация стала единственным способом хоронить людей, а пепел отдавали родным, чтобы те могли развеять его или сохранить. Церемония прошла гладко, многие плакали и вспоминали блондина. Ника чуть ли не захлебывалась в слезах, цепляясь за пиджаки мужчин, которых знала. Шел давил в себе весь свой внутренний мир, уничтожал его, желал превратиться в бездушную куклу. И даже Мик, который видел, что с ним творится неладное, не мог предотвратить катастрофы. Котенок застыл.

– Шел, прекрати, – шептал везунчик на ухо парню, который молча стоял в гостиной, где поставили в нишу вазу с пеплом. Мик обнимал его, крепко-крепко, но тот не отстранял, даже когда было больно. – Что с тобой? Как же Ника? Шел, я не знаю, что тебе сделали или сказали, но не смей исчезать! Ты нужен таким, каким был, для Ники, для меня, для остальных! Слышишь? Ну кивни хотя бы! – но ответа не было. В конце концов, везунчик отвел его к дивану и посадил, сам лег около и притянул его к себе в объятья, качая, словно младенца. С его пальцев соскользнуло сообщение Сергею: «Узнай, что сказал Шелу Евангел, тот буквально в коме. Не реагирует!»

– Ева, надо поговорить! – нарушил молчание Сергей, подняв взгляд от коммуникатора.

– Что еще? – близнец был на взводе. Шел его практически игнорировал, и то «практически» только потому, что боялся. Евангел метался в тупике, в который сам себя загнал.

– Что ты сказал Шелу вчера? Почему он не реагирует? Ты же знаешь причину!

– Знаю, – тихо ответил мужчина, сцепив руки в замок. – Но вам не скажу. Это моя ошибка и я сам её исправлю, раз уж так случилось.

– Так иди и исправляй тогда, а не сиди тут, пока Мик убаюкивает Шела, – прикрикнул Сергей, выходя из себя. Они с Евангелом дали слово, что будут оберегать мальчиков от невзгод, и если Ева забыл об этом, что фотограф напомнит, а еще и пнет за глупость. – Это твой будущий муж, тебе с ним жить, и ты его любишь, так что прекрати злиться и добейся уж примирения.

– Я знаю, – слова, словно ледышки стукнулись о стены и эхом разнеслись по комнате.

Евангел сам не понимал, что с ним стало, за эти несколько дней он настолько завяз в трясине, что уже и не видел пути назад. Он знал, что так нельзя, но, будучи таким же простым смертным не мог противостоять потоку горечи и обиды, как сложно научиться человеку держать себя в руках, так же сложно взять себя в руки, единожды сорвавшись. Самым большим унижением для синеволосого было то, что Шел его боялся, боялся так же явно, будто перед ним был злейший враг, которого он никогда не одолеет. Лишаясь даже призрачной надежды, Ева злился и негодовал, даже не замечая, что это кто-то видит.

Близнец прошел по светлому коридору к гостиной и без стука зашел в уютное помещение. Его взор тотчас рухнул на Мика, гладящего котенка, находящегося в его объятьях, по голове. Тонкие, совсем не мужские пальчики перебирали серые прядки, на лице паренька с «птичьими» костями было лицо состраданья и жалости. Они смотрелись вместе каменной скульптурой, столь же лаконичной и прекрасной в своей печали. Здесь не было ничего кроме желания помочь и глухой пустоты вместо ответа.

– Шел, – приглушенно позвал котенка Евангел, обращая на себя внимание обоих мальчиков.

Котяра посмотрел не него пустыми глазами и внезапно вырвался из теплых объятий Мика, совершенно не заботясь о том, что тому это могло причинить какую бы то ни было боль. Шел отскочил в сторону и шарахнулся к стене от Евы. Всё его поведение было предписано страхом. Везунчик потер живот, куда сероволосый больно надавил, и взглядом упрекнул Евангела, но тот был полностью поглощен Шелом.

– Извини, я… я… – котенок отступил совсем к стене, смотря в пол и сжавшись от страха. У него дрожала челюсть, сам он был покрыт гусиной кожей и выглядел самым несчастным существом на планете.

– Боже, что же я натворил! – прошептал Ева, а затем подошел к невольно вжимающемуся в стену мальчику и попытался его обнять, но котенок выкрутился и отошел в сторону. Он не говорил, только взгляд бегал из стороны в сторону, он потерял всякое самообладание и был так сильно уязвлен, что потерял самого себя. Это был не гордый кот, которого все знали, а запуганный зверь, желающий просто найти где-нибудь покой и всю жизнь оставаться одному. То, что он вообще позволил себя так долго держать в объятьях было показателем огромного доверия от лица Шела везунчику.

Мик тяжело дышал, смотря за всем этим с дивана. Ему было настолько жалко котенка, что хотелось плакать. Ева пытался поймать сероволосого, но тот постоянно ускользал, пользуясь своей невероятной и грациозной ловкостью. Шел не сбегал, он просто не позволял до себя дотронуться. Не пытайся Евангел до него коснуться и котенок останавливался сколь угодно близко. А стоило Еве начать сердиться, как котяра и вовсе схватившись за голову кинулся в дальний угол и сел на корточки глухо рыча, как умеют только кошки.

– Дай я, – попросил Мик, встав с диванчика.

Ева вздохнул и предоставил ему самому с этим разобраться. Шел не избегал его рук, он молчал в его присутствии, но позволял до себя дотронуться.

– Шел, это я, слышишь, иди сюда?!

Но котяра не ответил, и не повиновался. Он позволил себя за руку вытащить из угла, но не подал голоса, словно навсегда потерял его. Евангел медлить не стал, подошел тихо сзади и схватил его, тотчас подхватывая на руки, спокойно терпя все попытки вырваться. Шипение и гулкое рычание смолкли лишь через две минуты и тогда Шел просто затих. Мик погладил его по голове и получил в ответ по руке одной очень когтистой конечностью.

Пока Ева тащил в их спальню своё личное проклятье, он успел возненавидеть всех, кто имел дело с мутациями. Чаще всего люди, которым вводили гены животных, обзаводились повадками этих же негодяев, и в экстренных ситуациях мало чем отличались от своих прототипов. Шел вырывался знатно, а главное, пользовался кошачьими уловками.

– Ах тыж! – Ева скинул свою ношу на кровать, заперев дверь голосовым ключом. Котенок исцарапал ему всю руку, а еще трижды укусил, но это ни разу не заставило его отпустить засранца, нет, после всего этого он даже испытывал какое-то странное удовольствие от боли. Синеволосый близнец стер кровь с рук, не прекращая смотреть за притихшим малышом. Шел лежал на том же месте, куда его скинули и не двигался. – Ну, и чего мы язык проглотили?

Котяра не ответил, он смотрел на хозяина и ждал лазейки. В его сознании больше ничего не было, казалось, что в этом теле теперь есть только кот.

– Тц, ну что ты за чудовище такое? – улыбнулся мужчина, снимая с себя рубашку, которая здорово пострадала. Он бы с удовольствием избавился бы и от черных траурных штанов, но как только он попробовал отвернуться – Шел метнулся в другую сторону кровати и был тотчас прижат к ней за шею лицом вниз. – Не отпущу. Давай, вспоминай человеческую речь, а то будет хуже.

Кот шипел и кряхтел, но от оков не мог освободиться, было больно и неудобно, но вариантов вырваться не находилось. Евангел сжимал руку на его шее и практически лишал возможности дышать.

– От… отпусти! – зашипел сероволосый, замерев. Ему не хотелось возвращаться. Животная личина исключила всякий контакт, с ней не нужны были рамки и ничего не нужно было объяснять.