– Он в сознании! – заорал этот остолоп, показавшись мне на глаза. Я бы рад поморщиться, да только вот паралич – это такая забавная штука…

– Что? – теперь слоники побежали наверх.

– О Боже! – а один слоненок потом еще и по ушам получит, чтоб не орал!

Блин, и чего меня так всё начало веселить? Хотя, рожи у них, конечно, просто сказка! Я следил за ними, давая понять, что все еще жив и да, в сознании.

Они тотчас стали требовать друг с друга вызвать тех-то, выдвигали предположения, ругались на одного урода, а нет, на двух, осмотрели трупик рядом. Короче галдеж развели страшный! Судя по предположению Евангела сработала система защиты, установленная в доме. Острый дротик со снотворным угодил моему мучителю в висок, и толи сразу добил, толи после падения на бок разорвал кровеносный сосуд. И это был Салли. Самый тихий и милый из тех уродов, что воспитал Дисан.

Радует, что хоть ни один из них не одумался крючки полапать, удивительно прям, не хватало только «Тебе больно?» или «Ты только не умирай», словно это могло кого-то спасти. Но, вопреки всем моим саркастическим мыслям делали они всё верно, а главное, предпочти усыпить меня, чтобы я не мучился, дожидаясь врачей.

Нет, усыпить не в смысле, как собачку или кошечку.

Очнулся я, на удивление, в той же комнате. Сон стекал неохотно, тело болело, а особенно спина, но усталость не давала мне и шанса обеспокоиться сем. Я лежал на мягкой перине, легко узнавая очертания узора на потолке. Был рассвет, но меня всё это словно бы и не касалось вовсе.

– Ты пришел в себя, – словно глубоко виноватый человек, констатировал Евангел, сев рядом. Он выглядел таким обеспокоенным и печальным.

– Угу, – выдавил я из себя, с трудом сглатывая.

Евангел медленно прикоснулся холодными пальцами к моему подбородку. Он боялся, только чего, мне было не совсем ясно. Следы внутренней муки были на лице, которое лишь пыталось прикрыться маской улыбки.

– Сильно болит?

Я как-то по инерции повернул голову сначала в одну сторону, потом в другую, да так там и оставил, смотря на подушки.

– Можешь говорить?

– Угу, – силы слишком медленно возвращались ко мне. А в голове была такая каша, что думать было проще за пределами памяти. Мне вообще было как-то подозрительно хреново. Я медленно поднял руки и потер лицо, постаравшись хоть как-то сбросить с плеч сонливость. Спина отозвалась болью. – Что у тебя с рукой? – голос был хриплым, будто я давно не разговаривал.

Ева посмотрел на сбитые костяшки и сжал губы, превратив их в тонкую полоску.

– Избил брата. Он мне тоже вмазал пару раз…

Я посмотрел на его лицо и заметил наливающийся синяк на челюсти справа, совсем близко к шее. Неплохой, видимо был удар. Дисана побил…

Знаете, бывает ощущение, когда после чего-то очень плохого, прежде чем это что-то осознать, есть момент затишья. И как-то лавиной этот момент вдруг сошел, отворив дверь памяти и осознания. Словно два разных моря столкнулись у берегов, сцепляясь в схватке, так же ринулись на сознание память и понимание.

Меня скрутило от боли и отвращения, на глазах навернулись слезы, а из горла вылетел подбитой чайкой безумный крик. Понимание, что меня чуть было не убили, пронзило меня с головы до пят. Накатила волна ужаса, меня всего трясло. И Ева ринулся меня успокаивать, обняв и начав убаюкивать. А мне было страшно и больно. Я сам делал себе больно, скручиваясь калачиком на постели и противясь Евангелу. Страх оковал меня. Все те сцены и дополнения от фантации, где варьировались слова Салли о том, что он хотел сделать чуть позже. Я в жизни ни разу не испытывал такой дикий страх, необузданный, глупый. Я ничего не понимал, цепляясь за руки Евы и упираясь, как мог, будто меня снова мучили, или же напротив, прижимаясь к нему, ища защиты, как маленький ребенок, который увидел лютого монстра. В огромном мире, я был один, и сам себя обрел только несколько минут назад. Мне было несказанно плохо. И мир вокруг крутился, то ненавидя меня, то любя. Лютый страх исходящий из самой древности, от наших древних предков, настоящий голый инстинкт, оставшийся в первозданном виде. Как же мне было страшно!

Утром мы с Евой проснулись в центре кровати. Я лежал калачиком ногами к подушкам, а Евангел дрых рядом, лежа в другом направлении. Он подложил руку себе под голову и носом упирался в одеяло, которое так и лежало под нами. По спине моей что-то текло, что-то такое противное, кроваво красное, как небольшое пятно перед моим носом. А еще меня колотила дрожь. Мелкая такая, но вряд ли вызванная холодом. Просто было ужасно плохо. Отвратительно, когда понимаешь, что тебя чуть не убили, сделав таким беспомощным и слабым. Было плохо от одного только понимания, каким методом не поскупился мой мертвый насильник, а хуже всего был страх, из-за природы которого мне было так отвратительно.

– Ты проснулся, – еще совсем сонно спросил Евангел, отрывая от щеки свою руку. Сбитые костяшки пальцев, синяк, растрепанные волосы и усталость, даже после сна.

– Угу.

– Тогда я попрошу сделать нам завтрак и отнесу тебя в ванную, чтобы ты помылся, а потом тебя перебинтую.

– Угу.

Его присутствие рядом успокаивало, хоть и не сильно. Быть может, если бы замарал руки сам Дисан, то я бы боялся Еву, как огня, но от того, что этого не было мне становилось легче. Нет большего мучения, когда любимый человек боится тебя.

Евангел подполз ко мне и погладил по голове, мягко зарываясь пальцами в волосы. Его теплая ладонь массировала кожу головы, делая чуточку счастливее. Но вскоре он всё-таки собрался с силами и поднял меня на руки, вставая с кровати, и затем пошел к ванной комнате. На кровати алели многочисленные пятна крови.

– Вставай, – ласково попросил мужчина, остановившись на теплом коврике перед душевой кабиной.

Ева стянул с меня широкую рубашку и опустил штаны, через которые я тотчас переступил, чтобы остаться голым. Коннор-Рэй осмотрел меня сверху вниз и легким прикосновением попросил повернуться спиной, где была наклеена пленка, через которую в некоторых местах просачивалась кровь. Я видел в зеркале.

– Я просто наклею еще один слой, хорошо? Потом обработаю, когда выйдешь.

Он достал из ящика шелестящую синюю упаковку и принялся за дело.

– Ева.

– Чего, радость моя?

– Помойся со мной?

– Хорошо.

Почему-то мне казалось, что если он меня сейчас оставит, то я просто не смогу сам что-то сделать. Одиночество погубило бы меня сейчас.

Он тоже разделся и, закончив с моей спиной, подтолкнул внутрь душевой кабины. Как-то раз мы уже мылись здесь вместе, только тогда я постоянно язвил и отсмеивался, а он улыбался и не оставался в долгу. В это раз мы молчали. Мне было сложно поднимать руки выше уровня плеч, и Ева мне охотно помог, намылив волосы и протерев гелем шею и плечи, а я смотрел на него, словно потеряшка и ни о чем не думал.

– Иди сюда, – Ева подтянул меня за руку под струи воды и неуверенно прижал к себе, обняв. Он боялся дотрагиваться до спины, поэтому объятья эти были почти невесомыми. А я обнял его в ответ, ничего не боясь, и услышал, как он сдавленно выдохнул. Оказалось, что у него там синяк.

– Прости.

– Ничего, – он наклонился ко мне и осторожно коснулся губ поцелуем, толи боясь, толи стесняясь. Хотя, какой «стесняясь»? Евангелу это было не свойственно. Меня воодушевила эта мысль и я прижался к нему, проникая язычком меж сомкнутых губ. Лидерские позиции держать мне долго не дали, быстро вытолкнув мой язык обратно на свою территорию и последовав за ним. Его рука закопалась в мои мокрые волосы, притягивая еще ближе, хотя, куда уж еще! И было тепло, приятно и возбуждающе все это. Меня словно бархатным облаком накрыло, пустив плыть по волнам удовольствия.

– Ащ….

– Потерпи! – Евангел и так старался как можно медленнее стянуть с меня пленку, но, это всё равно было дико больно!

– Я терплю!!!

– Чуть-чуть совсем осталось…

Через минуту окровавленный пластырь для спины упал на пол, а я смог созерцать в зеркале эту красоту. Красные жуткие дырки были разбросаны по всей спине, не хватало только нескольких, чтобы доделать шею.