— Мой тебе совет — это лучше делать над сковородкой, — делает шаг назад, жестом предлагая мне встать ближе к плите. Я кладу остатки скорлупы на столешницу, рассматривая липкие пальцы. О’Брайен протягивает мне второе яйцо, но отказываюсь, теряясь:

— Нет, у меня вряд ли выйдет…

— Черт, просто бери, — сует мне в ладонь, заставляя всё же взять. Качаю головой. Таким образом все яйца закончатся, а отчим их любит.

Начинаю нажимать пальцами на скорлупу. Масло уже шипит на сковородке, поэтому капельки, что разлетаются во все стороны, обжигают кожу. Давлю, хмуря брови, ведь действительно хочу, чтобы у меня получилось.

— Как ты вообще выживаешь, если даже яичницу готовить не умеешь? — Дилан делает шаг ко мне, стоя сбоку, и касается пальцами моих пальцев, видимо, хочет показать мне, как нужно делать, но от прикосновения, даже такого простого, вздрагиваю, дернув плечами, и отпускаю яйцо, которое падает на пол, разбиваясь. Замираю, прислушиваясь к тому, как тяжело дышит отчим за спиной, скрипя зубами от растущей злости. Его терпения не на долго хватит…

— Рукожоп, — О’Брайен обреченно вздыхает, идет к холодильнику, взяв ещё два яйца, и возвращается, вновь протянув мне одно. Я прошу, уже опуская липкие руки:

— Давай ты?

Но Дилан только нагло усмехается, кивая на яйцо в своей ладони, которое я всё же беру, слушаясь. Пытаюсь не наступать на желтки, что растекаются по паркету, снова повторяя. Нажимаю на скорлупу, правда стараясь. Кажется, моя напряженность и концентрация смешит парня, отчего ворчу, наконец, вызволив желток и белок из скорлупы. С облегчением вздыхаю, взглянув на Дилана:

— Моя помощь на этом ограничивается?

— Ну, я надеялся позавтракать утром, а не ближе к вечеру, ибо, походу, мы с тобой долго яйца бить будем, — берет яйцо, разбивая его о край сковородки, и сразу же выливая содержимое на её поверхность. Я приоткрыла губы, закатив глаза. Умник. Только яйца бить и умеет.

Парень выкладывает два кусочка бекона рядом с белеющим белком, после чего берет соль, внимательно разглядывая её, и сыпет, цокая языком, ведь отчим вновь возмущается:

— Тебе нельзя соленую пищу, — это обращение ко мне, поэтому прекращаю стучать пальцами по краю столешницы, покорно кивая головой.

— Ничего, не помрет, — Дилан явно хочет потрепать мужчине нервы. Что ж, вперед и с песней.

Но у Дилана звонит телефон. Парень роется в заднем кармане джинсов, вытащив его, и хмуро всматривается в номер, долго ничего не говоря и не двигаясь, поэтому интересуюсь:

— Кто?

О’Брайен прижимает к себе телефон, пряча экран, и кивает головой на сковородку:

— Следи, — и трогается с места. Уходит, а мои внутренности выворачиваются, сжимаются, подобно сухому фрукту. Не сглатываю, не провожаю парня взглядом, просто замираю, уставившись на желток.

Шаги Дилана уже не слышны. Он ушел. Он ушел, и я, черт возьми, чувствую, как мое дыхание прерывается, ведь за спиной скрипит стул.

От лица Дилана.

Ухожу в гостиную, прикрыв за собой дверь. Осматриваюсь, отвечая на звонок, и прижимаю телефон к уху, хмурясь:

— Ого, а твои родители знают, что ты звонишь мне?

— Ха-ха, — голос Ника напряжен, но он скрывает это смехом. — Очень остроумно, они просто вышли к соседям.

— И чего хотел? — осматриваю помещение, пальцем скользнув по спинке дивана.

— Эм, узнать, как дела? Как Эви? — явно немного растерялся.

— В порядке, — мой ответ короткий, но ясный и вполне понятный.

— Просто, я вот, о чем подумал… — так и знал. Ник никогда просто так не звонит. У него есть цель, и сейчас он прекратит этот концерт, сразу перейдя к делу.

— Всё-таки у тебя не те условия, — говорит, а я хмуро смотрю в окно, задумавшись:

— А точнее?

— Ты и сам это понимаешь. Если Эви не хочет пока возвращаться домой, то пускай поживет со мной. У меня условия намного лучше, — смеется, - ну, думаю, это ты и так понимаешь, — смешно? Тебе, черт возьми, смешно? Знает же, как я отношусь ко всему этому, поэтому и настаивал на том, чтобы эта девушка осталась у него. С чего это вдруг Ник одумался?

— Дил? — он зовет меня. — Так что, где мне её забрать?

Я чешу висок, подбираю слова для ответа в стиле «Дилана О’Брайена», полного сарказма, но отвлекаюсь, расслышав грохот. Оборачиваюсь, уставившись на дверь с мутным стеклом. Ник продолжает звать, докапываться до меня, но опускаю руку, отклоняя вызов, и быстро шагаю к двери, толкая её рукой. Тут же торможу, от неожиданности качнувшись на пятках, когда мимо проходит мужчина, спешащий к лестнице. Сверлю взглядом его затылок, двинувшись дальше, к кухне, но, переступая порог помещения, останавливаюсь.

Девушка поднимает на меня типичные для неё испуганные глаза, стоя в нескольких сантиметрах от плиты. Сжимает губы, чтобы скрыть их дрожание. Опускаю взгляд, уставившись на перевернутую сковородку, которая лежит на полу, после чего вновь смотрю на Эви. Та прижимает к животу трясущиеся руки, нервно улыбаясь:

— Я случайно, — шепчет. — Я-я, — заикается, — я случайно, прости, — опускает глаза, явно над чем-то раздумывая. — Я не голодна, — проглатывает воду во рту, начиная перебирать ногами. — Я не голодна, — повторяет, желая обойти меня и покинуть кухню, но, сам не осознаю, как резко хватаю её за локоть, дернув обратно на себя, чтобы… Чтобы что?

Но продолжения моих действий не требуется, ибо девушка с настоящей злостью бьет меня по руке, вынуждая разжать пальцы. Удивленно, нет, скорее, просто смотрю на неё, по-обычаю хмурясь. Эви тяжело дышит, с отвращением шипя:

— Хватит меня трогать! — её охрипший голос прорвался. — Хватит! — смотрит прямо мне в глаза, прижимая к себе руки, которые складывает на груди, внезапно поникнув. Оглядывается, качнув головой, и вновь рушит молчание между нами:

— Просто, поешь, — мне знаком этот тон. Девушка опять восстановила зрительный контакт, часто моргая:

— Я хочу в ванную, так что… Просто, поешь, — делает шаг, выходя спиной вперед в коридор. Я продолжаю молчать, ведь мне и нечего говорить. Эви разворачивается, быстро уходя в сторону, к лестнице, после чего слышу скрип ступенек, и бросаю взгляд на перевернутую сковородку. Ставлю руки на талию, полностью уходя в свои мысли.

И не верю.

Точнее, не хочу верить, или, тем более, сравнивать, но…

Черт, Эви ведет себя так же, как Дженни.

Я не стал ничего кушать. Тупо собрал всё с пола, выбросив в мусорное ведро вместе со сковородкой, так как мне лень её мыть. Стоял на кухне минут десять, может и больше, просто не зная, как поступить. Кто я такой, чтобы лезть в дела чужой семьи? Пальцами всё время потираю экран телефона, всё больше убеждаясь в том, что у Ника ей будет гораздо комфортней. Тем более они ладят.

Решаю вернуться в комнату.

Не могу лгать о том, что мне неловко, но реакция Эви поставила меня в тупик. Эта баба, оказывается, умеет злиться? Неплохо, хоть что-то. Но…

Поднимаюсь по лестнице, сжимая и разжимая пальцы.

Я сделал ей больно? С чего такой ненормальный рефлекс?

Торможу на ступеньке, чуть не дойдя до второго этажа, когда из ванной выходит мужчина. Его красная кожа покрыта капельками воды или пота, хрен поймешь. На шее видна толстая вена. Он вытирает нос рукой, бросая на меня взгляд. Хмурю брови, немного покосившись на дверь ванной комнаты.

Разве, Эви не сказала, что собирается принять душ?

Да, я слышу, как вода шумит, но… Черт, это вообще нормально? Сколько ей лет? Почему она позволяет ему, хоть он и отец, находится в ванной, пока принимает душ?

Вновь искоса смотрю на мужчину.

И тот улыбается.

Этот факт просто вышибает мои чертовы мозги. Этот тип лыбится. С какого хера?

Отец Эви исчезает за дверью своей комнаты, после чего остаюсь один в коридоре, не в силах закрыть рот. Медленно перевожу хмурый взгляд в сторону ванной, продолжая подниматься. Сворачиваю к комнате Эви, немного замешкав на пороге.

Я совершенно отказываю принимать и обрабатывать кое-какие мысли, которые нагло лезут в голову. Это не мое дело. Совершенно.