Интенсивность всех этих чувств почти пугала.

На следующем перерыве Ник принёс обещанную газету. Друзья с интересом столпились рядом с Блейном, никто из них не знал русского, а заклинания-переводчики мало помогали, но зато здесь были движущиеся картинки. Благослови Мерлин того, кто придумал колдографии!

На одной из них «Вещие сестрички» в полном составе стояли у края сцены перед многотысячной толпой, кланяясь. На другой — Курт тянул какую-то высокую ноту, слегка повернув лицо и подняв руки.

— Они решили начать активнее работать с публикой, — тыкнула в следующую колдографию Ирма. — Приглашают их на сцену.

Действительно, напечатанный Курт за руку вёл на сцену какого-то паренька и начинал петь, побуждая его делать то же самое.

— Пишут, что парень был хорош, — щурясь, пытался разобраться в неловком переводе Уэс. — И что «Сестрички» потом шутили, что возьмут его к себе в группу.

На последней колдографии был один Курт, он танцевал, прикрыв глаза и подняв руки над головой. Судя по качеству изображения, снималось где-то в клубе, да и сам Курт двигался расслабленно, легко и плавно — точно уже успел выпить, Блейн знал.

— Это они потом пошли гулять, — подтвердила Хельга. — У них и во время прошлого турне такое было. Они должны не только петь, но и посещать различные мероприятия, общаться с потенциальными спонсорами и богатыми фанатами. Их же сейчас тащат на себе британские аристократы, а, учитывая назревающую войну, «Сестрички» могут остаться без финансирования.

Блейн вздохнул, отодвигая от себя газету. Он был рад и горд за своего парня, но хотел не читать об этом в газетах. Он хотел, чтобы Курт, запыхавшийся и слегка пьяный, сам рассказывал ему о концертах, как было в прошлом году.

Письма шли очень долго.

***

«Мы сейчас в Швеции. У нас два концерта в Стокгольме. Совы летят через море, им тяжело, так что не злись из-за задержек. А то сейчас передо мной сидят две совы Паскаля, а твоего Рига я планирую отправить с ответом. Когда ты успел стать таким нетерпеливым, милый?»

В утешение и извинение Курт отправил Блейну маленькую серебряную ложечку с гравировкой какого-то дворца — подарок из Москвы, милая безделушка. Блейн отдал её матери.

«Потом мы едем в Польшу, потом в Украину, потом в Румынию. Прошлое турне было и вполовину не таким загруженным. Пак почти закончил новую песню, мы думаем, что сыграем её в Бухаресте. Я бы хотел, чтобы ты тоже услышал её первым».

Блейн сидел на подоконнике. Солнце отражалось от недавно выпавшего снега, и у него слезились глаза. Курт почти ничего не писал про себя, только про турне да дальнейшие планы. Единственным напоминанием было стандартное «люблю, скучаю» в уголке пергамента.

Они и раньше так переписывались? Так отстранённо?

— Ты загоняешь себя, — с какой-то горечью улыбалась Клеменс, обнимая сына. — Расслабься. Погуляй с друзьями.

На выходных Блейн поехал с друзьями в Розенхайм. Он навестил сестрёнку и маму Пакермана, занёс им вкусный пирог, приготовленный эльфами Кларингтона, а потом они отправились на озеро, находившееся немного западнее. Укрепив лёд магией, ребята катались на коньках.

Начинался декабрь.

Польша встретила «Сестричек» восхитительной кухней и архитектурой, но они этого не видели. Хотя Холли и старалась дать им пару дней отдыха после мероприятий в каждой стране, это всё равно выматывало. Ответственный Курт, активные как дети Финн и Пак, обычно обожающий узнавать чужую культуру Эллиотт — все они вежливо отказались от экскурсий и завалились спать.

— Два концерта, потом посещение оперы, — сурово сказала парням мадам Холлидей. — А затем у вас неделя отдыха.

— Что? — встрепенулся Хантер. — Серьёзно?

— Я немного передвинула расписание, — улыбнулась Холли. — В Греции, Венгрии и Австрии перенесут концерты на пару дней, ничего страшного. Иначе вы помрёте где-нибудь на границе.

— Ты лучшая, — простонал Адам. — Что будем делать эту неделю?

— Наше разрешение на въезд в Россию ещё действует, — предложил Курт. — Давайте в Кёнигсберг?

— Его сейчас называют Калининград, вроде бы.

— Магическая часть сохранила старое название, — возразил Хантер. — Янтарный город… Это будет интересно.

***

— Ты взял себе три факультатива, — хмыкнул Джефф, глядя на новое расписание друга. — Не перетрудишься?

Блейн рассеяно пожал плечами, потёр пальцами переносицу. У него начало падать зрение — надо было переставать читать в едва освещённое комнате.

— Мне надо чем-то занять себя, — буркнул он, сгребая множество пергаментов на столе в одну кучу.

— Ты всё ещё страдаешь.

— Мой парень за тысячи километров от меня, и мы, дай Мерлин, обмениваемся письмами раз в неделю. Действительно, почему же я страдаю.

— Хей, полегче, тигр, — Джефф отодвинулся. — Прости. Я не представляю…

— Себя на моём месте? Да. Я слышу это постоянно, когда что-то случается. Ты меня прости. Я сейчас как маггловская бомба — вот-вот взорвусь.

Блейн откинулся на спинку стула, обняв себя руками. Джефф посмотрел на него с плохо скрываемой жалостью:

— Хочешь — расскажи мне, что чувствуешь. Иногда просто нужен человек, который может выслушать. Ну, я здесь.

Блейн посмотрел на друга, вздохнул.

— Я не знаю…

— Я могу начать. У вас ведь раньше такое было, да? Во время прошлого турне «Сестричек». Как вы справлялись тогда?

— Мы вообще весь прошлый год провели порознь, — отозвался Андерсон. — Я же в Хогвартсе учился. Мы общались по Сквозным Зеркалам. У Курта была пара.

— Вау! Они дорогие и редкие.

— Да. Мы могли видеть и слышать друг друга благодаря им. А в этот раз… Курт забыл своё.

— Серьёзно? — Джефф покачал головой. — Везунчики, что сказать.

Блейн невесело хмыкнул:

— В этом всё и дело. Понимаешь, мне кажется… Что Курт забыл его специально.

— То есть?

— Курт всегда всё проверяет по тысячу раз. Составляет списки и сверяется с ними. Он не уедет, если не убедится, что всё на местах. Для него физически невозможно что-то забыть, тем более такое важное! Да и… Это дорогой артефакт, отправлять его совой глупо, но если бы Курт очень хотел — он бы согласился. У Хаммелов есть натренированные ястребы, которые не даются никому в руки, кроме хозяев. В конце концов, все они сделали себе для турне шенгенскую визу, она действует в большинстве стран, которые они собираются посетить. Курт мог бы просто… В один из перерывов выбраться домой, забрать Зеркало. Если бы он хотел этого так, как хочу я.

— Блейн…

— Но вместе этого он сказал, что заберёт его, когда будет в Чехии. Практически перед самым Рождеством. Всего-то месяц остался, немного, да?

Блейн снова начинал психовать, его голос срывался, а пальцы подрагивали. Джефф сжал его плечо в утешающем жесте.

— Я не знаю, что сказать. То, что ты говоришь, звучит логично, но мы не знаем обстоятельства Курта. Может, они по уши в работе? Может, его не отпускают. Может, Зеркало нельзя отправлять совиной почтой — Салазар эти артефакты разберёт. Не накручивай себя.

— Мы общаемся письмами, — тихо продолжил Блейн. — Я пишу ему о том, как провёл день, что интересного случилось — как мы обычно разговариваем. А он в крайнем случае ответит «молодец» и «вау», а всё остальные три страницы — описание нового города, новой страны, фанатов.

— Его можно понять. Это ведь такая уйма впечатлений!

— Да, но ему будто совсем наплевать. На меня. Наплевать.

Джефф нервно вздохнул, поёрзал. Часть его уже жалела, что он завёл такой разговор. Блейн будто на куски разваливался.

— Блейн, ты не можешь узнать, что испытывает Курт через письмо. Ты сгущаешь краски.

Андерсон покачал головой. Возможно, да, он преувеличивает и страдает.

А что, если нет?

— Тебе нужно написать Курту об этих своих страхах. Вам надо поговорить, хоть и через письма, — подвёл итог Джефф. — Я видел вас двоих. Курт любит тебя. Он не мог так резко перестать. Ты слышишь меня, Блейн?

Блейн закрыл лицо руками. Ему было стыдно за то, что он расклеился перед другом. Но куда сильнее был стыд за то, насколько он сейчас сомневался в Курте и их чувствах. Как можно просто написать об этом? Курт наверняка обидится.