Слишком гордая, чтобы устроиться на работу, не имеющую отношения к ее дорогому и совершенно бесполезному образованию, Тесс начала выступать на детских вечеринках. Сначала она представляла на суд богатых семейств адаптированные вариации собственного шоу. Тесс лицедействовала за ширмой, пока скучающие дети сидели, скрестив ноги, а их родители пили вино и самодовольно улыбались, слушая двусмысленные шутки кукловода. Дела шли неплохо, но Тесс все бросила, когда случайно столкнулась со старой соперницей, которая вышла замуж за безумно красивого мужчину. У соперницы был еще более красивый – если это только возможно – ребеночек. Счастье бывшей соперницы, ее уверенность в завтрашнем дне нанесли по самолюбию Тесс сокрушительный удар и ввергли ее в кризис среднего возраста. Так ли выглядит счастье? Как человек должен прожить свою жизнь? Не растратила ли она себя на искусство, которое, как Тесс уже начинала подозревать, является довольно никчемным? Придя к выводу, что еще не все потеряно, она поклялась себе, что сделает из своего увлечения куклами основу для собственной империи.
Тесс зарезервировала место на большой выставке, посвященной миру развлечений ребенка, для того, чтобы попытаться продать дизайн своих кукол ведущим представителям индустрии игрушек, принимавшим участие в выставке с целью приобретения интеллектуальной собственности. Тесс показала все, на что была способна. Она, словно одержимая, металась за холщовой ширмой до тех пор, пока не взмокла от пота, утомившись до предела. Представители компаний некоторое время наблюдали за ее игрой, а затем уходили, сохраняя безучастное выражение на лицах. Сделав перерыв на обед, Тесс сидела, всеми отвергнутая, держа в руках стаканчик кофе на вынос и большой пакет чипсов. Она отказывалась поддаваться жалости к себе, но у нее было не так уж много вариантов. На противоположной стороне прохода компания, специализирующаяся на производстве батутов, заняла бóльшую часть свободного пространства. Компания наняла двух сексапильных молодых девушек, которые попеременно, через регулярные промежутки времени, прыгали на батуте и всячески резвились. Тесс, наблюдая за девушками, пыталась понять, что же пошло не так и что ей теперь делать…
А потом к ней подошел мужчина и запустил руку в ее пакет с чипсами.
– Блин! Какого черта? – нервно запротестовала Тесс.
– Извини, – сказал мужчина. – Мне нужен был предлог, чтобы подойти и заговорить с тобой.
Он улыбнулся. Она улыбнулась в ответ, очарованная его поступком. Спустя много лет Адам признался, что почерпнул этот метод в книге «Игра»[5], но тогда Тесс сочла его поведение спонтанным и забавным.
Она снова улыбнулась, когда незнакомец спросил:
– Почему ты такая серьезная?
– Ну, я хочу продать мои идеи одной из этих гребаных компаний игрушек, но они не узнают стоящую вещь, даже если их ткнуть в нее носом.
– Это перст судьбы. Не хочу хвастаться, но я осмеливаюсь считать себя опытным экспертом в этой области, особенно тогда, когда меня ткнут в это носом. А еще так вышло, что я владею одной из этих гребаных компаний игрушек.
Мужчина протянул ей визитку с изображением двух улыбающихся кукол – мальчика и девочки. Внизу виднелась цветная надпись: «Митти и Сара». Перевернув визитную карточку, Тесс прочла слова, напечатанные белым шрифтом на черном фоне: «Адам Кулаков. Владелец». Оторвав взгляд от визитки, она смерила Адама взглядом. Одет он был в бриджи, кроссовки и застегивающуюся на молнию мотоциклетную куртку. Внешний вид его был настолько нелепым, что Тесс подумала: «Этот человек – либо дурачок, либо гений, опередивший свое время в области моды».
– Что же ты сразу не сказал? – упрекнула его она.
– Теперь вот сказал. И еще… Что ты продаешь? – поинтересовался Адам. – И ты не будешь против, если я куплю тебе еще чипсов?
Тесс позволила Адаму заплатить за чипсы, а позже за ужин. Она напилась, переспала с ним в худших традициях Кофлинов и сразу же забеременела. Когда Тесс осознала, что случилось, первым делом она снова напилась до беспамятства в компании подруг.
– Надо побыстрее сделать аборт, – посоветовали ей подруги. – Если задержишься, то гормоны начнут брать свое и ты можешь захотеть родить этого ребенка.
Это был не первый ее «залет». В Берлине за два года до этого Тесс удосужилась подхватить беременность, словно отвратительную инфекцию, от парня, с которым познакомилась в баре при небольшом театре, где она работала один сезон. Ничего ему не сказав, Тесс разрешила эту проблему очень быстро, вполне в немецком духе, обратившись в клинику, принимающую больных без предварительной записи. Но с тех пор, как Тесс узнала, что больше не богата, это была ее первая беременность. Ее терзала необходимость обратиться к Адаму за помощью, но, как бы там ни было, в случившемся была доля его вины. На аборт требовалась пара сотен долларов.
– Боюсь… я забеременела, – непринужденно сообщила она ему таким тоном, каким могла бы попросить официанта отнести обратно заказ.
Адам, сидевший напротив нее за столом, приоткрыл рот, но ничего не сказал. Он вздрогнул. Казалось, его большая квадратная челюсть готова упасть на пол. Она уже собралась было сказать: «Я обо всем позабочусь», – но потом поняла, что Адам не встревожен… не испуган…
Его счастье было столь неожиданным, столь исступленным, столь заразительным, что Тесс не нашла в себе сил признаться Адаму, что хотела оборвать эту жизнь, а потом осознала, что уже этого не хочет. Адам был добр. Он унаследовал хорошие гены: непринужденная грация и не менее непринужденные улыбки. И, если говорить откровенно, у него были деньги, а Тесс, несмотря на все наигранное пренебрежение представительницы богемы, на самом деле остро нуждалась в крупных суммах.
Когда Адам вскоре после этого разговора сделал ей предложение, Тесс испытала ни с чем не сравнимое чувство. Казалось, что все ее мечты о творческом самовыражении и превосходстве умерли одновременно, а их место заняла стандартная, пресная, тихая, обычная, но притом вполне замечательная жизнь. Тесс могла припомнить ночи, когда лежала в полудреме, в то время как ее ребеночек с помощью гормональных уловок посылал ей в мозг сигналы довольства. Она размеренно дышала, положив руку на живот, наблюдая за тем, как та поднимается и опускается. Она думала о будущем, которое прежде не могла себе вообразить.
Например, она не могла представить, что после родов ее жизнь станет настолько пресной. Когда Кейд появился на свет, сексуальное влечение вернулось к Тесс с удвоенной силой даже прежде, чем рассосался шрам, но вот Адам утратил весь свой пыл. Она вспомнила, как он стащил с ее бедер сексуальные трусики, а затем замер. Он слегка нахмурился, увидев, что случилось с ее телом после родов.
Существует расхожее выражение о муже, чей домашний очаг погас. Вот только при всей своей банальности это выражение не перестает соответствовать истине, как и тот непреложный факт, что где-то в промежутке между их первой ночью в постели и рождением сына Тесс влюбилась в Адама. Это было хуже всего. Оказалось, выражение «заниматься любовью» отнюдь не является красным словцом. Оказалось, что ядовитым промышленным отходом грязного секса является чистая, светлая, беззаветная любовь к милому идиоту, которого, несмотря на первые бессонные годы материнства, она видела все реже и реже с каждым днем. Первые месяцы Адам вел себя безупречно. Он искренне радовался своему отцовству, и эта радость держала Тесс на плаву даже в те ночи, когда она забывала, что такое нормальный сон. А затем Адам вернулся на работу и стал все дольше задерживаться там. В пять часов вечера он звонил ей и озвучивал тот или иной предлог, почему не сможет прийти вовремя. Сначала она его жалела, затем спорила с ним. Когда Кейду исполнились «ужасные» полтора года (очередное расхожее выражение, полностью соответствующее правде жизни), Тесс просто вешала трубку, укладывала сына спать, принимала таблетку валиума и заказывала себе пиццу. Казалось, что эпидуральная анестезия во время родов ввела Тесс в состояние диссоциативной фуги[6], из которого она вышла спустя лишь несколько лет, обнаружив, что за это время мир вокруг изменился до неузнаваемости, изменились все ее друзья, даже муж изменился настолько, что теперь она его с трудом узнавала. Подобно другим, Тесс слишком поздно осознала, что трагедия брака имеет не социологическую, а географическую подоплеку. Тесс понятия не имела, что может чувствовать себя такой одинокой.
