– … и долго ли нам терпеть это издевательство, сколько можно?! – верещал он, набирая обороты, – долго еще на нас будут ставить опыты, использовать как подопытных кроликов?! Я вас спрашиваю, товарищи, господа, – он взмахнул рукой над всеми слушавшими и не слушавшими его людьми. – Неужели мы все стерпим? Нет! Я говорю, нет! Мы говорим – довольно! Семьдесят лет нас стригли под одну гребенку, и теперь, казалось бы, когда мы освободились, расправили плечи, нас пытаются втиснуть в прежние рамки! Долой ГКЧП! Долой хунту! – заорал он что было мочи лозунги, оказавшиеся в эти дни на каждом заборе, и люди подхватывали его слова. – Да здравствует Борис Ельцин! Свободу Президенту СССР!.. Вперед на Кремль!
Оратор неожиданно сник, отдав все силы выступлению, и неуклюже стал слезать на землю с высокого грузовика. Два дюжих молодца, подхватив его под руки, помогли спуститься. По толпе пронесся ропот: «Правильно говорит. Кто выполнит наши обязанности и изменит нашу жизнь? Надо согнать эту шайку с их насиженных мест…»
На «трибуну» вскарабкался небритый, как минимум, неделю мужчина неопределенного возраста, с кепкой на седой голове.
– Товарищи, матери наши… – обратился он к женщинам, невольно сощурившись – прожектор выхватил из ночной мглы его лицо.
Алекс пошел дальше, не оглядываясь по сторонам, пробираясь к берегу людского моря, на окраину толпы. Сбоку вниз тенью скользнула чья-то рука, и секунду спустя из кармана слаксов на волю поехал бумажник. Сейчас улицы, прилегающие к Дому Советов, стали настоящей золотой жилой для карманников и иже с ними. В толчее можно пройтись по бесчисленным карманам и сумочкам, оставаясь незамеченным. Кто-то отстаивал идею, а кто-то зарабатывал на хлеб.
Резко накрыв ладонью чужую руку у себя на бедре, Алекс с силой сжал ее, почувствовав, как захрустели кости карманника, и локтем ударил назад, не оборачиваясь. Раздался хриплый выдох, воришка обмяк, а Алекс зашагал дальше, как ни в чем не бывало, удостоверившись в сохранности своего имущества. Сзади послышались причитания окружающих, посчитавших гримасы боли и сбившееся дыхание корчившегося на асфальте мужчины следствием переутомления.
– Неплохо, неплохо, – догнал Алекса капитан, – зачем ты его так сильно?
– Ему не повезло, – без тени сострадания ответил Алекс, – издержки профессии. Ты, между прочим, свои карманы проверь.
– Не понял?..
– Проверь, проверь. А то мало ли что…
Капитан полез по карманам. Самодовольство мигом сменилось испугом. Кровь отхлынула от лица, и Алекс понял, что неприятности только начинаются.
– Черт, бумажник исчез.
– Я же тебе говорил, – Алекс с тоской смотрел на капитана. Точно штабист. Работа в поле его доконает. – Чего так переполошился? Ну, остался без денег, будет наука на будущее.
– Хрен с ними, с деньгами, – капитан стал темнее тучи, – там удостоверение сотрудника госбезопасности было.
Это не неприятности. Это провал. Алекс покрутил головой, выискивая в толпе щипача, но тщетно. Какого черта он поперся в стан к врагу с ксивой, еще бы форму одел! Ну и дали напарничка…
– Тихо, – оборвал он капитана, на них уже начали оглядываться, – а ну-ка пошли. Сопли собери!
Они скрылись во дворе одного из близлежащих домов и присели на скамейку перед подъездом. Долго молчали.
– Что же делать?! – нарушил тишину капитан.
– Да ничего, сиди и помалкивай. Не хватало еще засыпаться у себя же дома из-за какого-то идиота. И где только таких находят? Ты же понимаешь, что если по твоей вине сорвется операция, то Сибирью или Колымой не отделаешься. Жить нам с тобой тогда, как говорится, до понедельника.
– Слушай, а может, все еще обойдется?
Алекс смерил капитана неприязненным взглядом: а что, если это продуманная провокация против него или же умышленный слив поставленной задачи?
Что ж, время покажет.
– Не знаю, думай.
Похлопав капитана по плечу, Алекс встал и быстрыми шагами пошел обратно. Впервые за время службы ему в напарники дали человека не из его круга, чужого, и это не могло быть простым совпадением. Но, в любом случае, поставленную задачу он должен выполнить без учета возможных потерь, потому пора искать выход из сложившейся ситуации и вернуть операцию в правильное русло.
Он оглянулся назад, виновника возможного провала и его потенциального ликвидатора за спиной не было. А это уже непростительная ошибка: теперь капитан должен быть всегда на виду, дабы не выкинул каких-нибудь неожиданностей.
Бом-бом!
Было четыре часа утра двадцатого августа.
У Белого Дома по-прежнему находилось огромное количество народа. На одном из танков Таманской дивизии, подобно Президенту РСФСР, выступал молодой парень. Он не родился оратором, но содержание его речи интересовало людей как ничто другое в данный момент. Он говорил о том, как Борис Ельцин пытался связаться с исполняющим обязанности Президента СССР Геннадием Янаевым7 [Янаев Геннадий Иванович, в августе 1991 года – вице-президент СССР, председатель ГКЧП] и, когда все-таки удалось поговорить, получил ответ, который знала уже вся страна: мол, Горбачев по состоянию здоровья не может в данный момент занимать свою должность. Кроме того, всем иностранным телерепортерам запретили передавать за границу видеоматериалы, было получено разрешение вывозить за рубеж только звуковую информацию.
– Нас здесь уже более пятнадцати тысяч человек, – бодрым голосом говорил он, – и это данные на три часа ночи. Несколько часов назад парламент обратился к радиолюбителям с призывом «донести голос правительства России до народа». Без пятнадцати три ночи начала вещать первая любительская радиостанция, передающая в эфир все обращения и программы из Белого Дома.
В северной столице нас поддерживают: перед ленинградцами выступил Анатолий Собчак. Мэр предупредил коменданта Ленинграда об уголовной ответственности, если тот издаст противозаконные приказы.
Алекс побрел дальше. Он был чужим здесь, не разделял общих эмоций и сохранял самообладание. Толпа шумела и приходила в ярость от собственного бездействия и беспомощности. Ему стало известно, что у первого подъезда собирают отслуживших в армии мужчин, чтобы охранять лестницы в здании парламента, и он направился туда. Добровольцев было уже довольно много, все стремились принять посильное участие в борьбе за власть народа, спешили внести свой вклад в защиту демократии. Нечего и говорить, что никто не желал уступать своего места ближнему, тем более что охрану практически укомплектовали.
Человек, проводивший набор, издалека завидев его фигуру, подозвал его к себе. Именно он вчера обратил внимание на Алекса и выдал автомат, сейчас же Алексу сказали, где он будет находиться. Времени для лишних слов не осталось.
* * *
На дирижабле, зависшем над Краснопресненской набережной, развевается большой российский флаг. Такие же, только гораздо меньше – в руках сотен людей, на автомобилях и одном из танков.
В радиорубке меняются журналисты, многие просят прощения у Горбачева. «Михаил Сергеевич, вы – мой Президент!»
* * *
В Доме Советов РСФСР начался монтаж еще одной радиостанции, планировалось, что она будет вести трансляцию на средних волнах на всю территорию страны.
– Ты знаешь, говорят, мы уже не одни, – молодой паренек затянулся сизым дымом сигареты.
Они сидели втроем на ступеньках и от безделья начали играть в карты, благо у одного из новоявленных бойцов оказалась видавшая виды колода.
– Да ну?..
– Нет, правда!
– Знаем, десантники перешли на нашу сторону, – вяло заметил Алекс, не разделяя всеобщего оптимизма, – уже часа четыре, как они с нами. Только вот неизвестно, почему мы охраняем парламент, и где они. Если только войска не послали на захват более важного стратегического объекта…
– Угу, телецентра, например, – парень чиркнул зажигалкой, так как его сигарета погасла, – а то «Лебединое озеро» осточертело уже. С самого утра крутят, у них что, нечего показывать больше?! Кстати, говорят, на нашу сторону перешел гарнизон Сахалина в полном составе.
