Только теперь образ прошлого в деталях, казалось бы, навсегда забытых, проявил то, о чём тогда он и подумать не мог. И Грибов, и Максим Степанович знали о кукловодах и очень конкретно, в лицах.

- За вас, Алексей! - Директор чокнулся с бутылкой конька и выпил. Убирать со стола в своём кабинете следы очевидного разгильдяйства на рабочем месте, он не стал, наоборот - пополнил комплект стопкой для высокого гостя.

Президента по этикету полагалось встретить в приёмной, что Директор с почтением и сделал. Для правительственных бюрократов событие невероятное! Президент заехал на огонёк к своему подчинённому. Такого не случалось никогда, а даже если случилось, то всё равно такого не может быть!

В кабинете, строго окинув взглядом коньяк в интерьере, Президент недовольно качнул головой и сожалением сказал:

- Наслышан...

- Пить будешь? - равнодушно спросил Директор.

От неожиданности строгость с Президента спала, как маска. Он удивлённо посмотрел на Директора и, мгновение подумав, махнул рукой:

- А... Давай!

Выпили молча. Переговоры с кукловодами сблизили их как заговорщиков.

Директор окинул взглядом свой кабинет: казённый, неуютный; и предложил:

- Я знаю замечательное место для охоты. Думаю, дня три отпуска мы заслужили. Приглашаю.

- Пожалуй... Как-то у тебя тут... - Президент тоже окинул взглядом кабинет. - Мрачновато.

Совместная охота Президента и Директора привела аппарат Канцелярии Президента в состояние когнитивного шока. Приём посетителей прекратили, между собой общались крайне осторожно и лишь по сугубой необходимости. Никто не сомневался, что грядут непредсказуемые, потому что предсказуемость рухнула, кадровые перемены. А как иначе понимать демонстрацию особых отношений высокопоставленных охотников? Кто в Канцелярии чист перед Директором? Никто! А в Комитете Следствия так просто паника! Главкозёл сказался заболевшим. От него шарахались так, словно у него действительно чума.

Между тем охотники о делах говорили мало, в основном вспоминали прошлое, если не сходились в оценках, то и не спорили, за охотничьими трофеями не гонялись, потому что мало чести: услужливо постановочной охоты не удалось избежать. Охрана как рояли в кустах, того и гляди, случайно трофеями станут. И об этом шутили. Как чёрт из табакерки выпрыгнула медицина, когда Директор оступился и слегка подвернул ногу.

- А давление то причём? - удивился Директор.

- У вас своя работа, у нас своя работа. Не мешайте. - без обиняков ответила молодая женщина врач, которую раньше Директор не встречал среди персонала, допущенного к здоровью важных персон. - Вам нужно обследоваться. В последний раз вы это делали, забыли когда.

Именно она стала для Директора самым ценным результатом странной охоты в неподходящее время двух ключевых фигур в новой истории Несчастной страны. Он явился на медосмотр, потом красиво ухаживал: дарил роскошные цветы из спец. закромов родины, приглашал в дорогие рестораны, в театр. Ира отнеслась с юмором к своему воздыхателю, со смехом рассказывала о реакции её начальства, которое вдруг отрыло в ней множество ранее неочевидных достоинств.

Неформальное, в охотничьих декорациях, общение с Президентом оставило в душе Директора неприятный осадок. Они и раньше общались в свободном формате, но в рамках кабинетных тем. К сожалению, выход за эти рамки ничего не прибавил к тому, что Директор знал по долгу службы и о чём избирателям лучше знать поменьше. Президент-император на поверку маленький, закомплексованный несчастный человечек. Но пожалеть его язык не поворачивается. В простом общении он иногда вызывает симпатию, но как только подумаешь, что вот такое божье недоразумение венчает пирамиду власти, симпатия моментально улетучивается. Особенно проявляется характер Президента, когда он вспоминает о своих прошлых врагах, теперь уже давно поверженных, но для него навсегда ужасных. Черты лица Президента при этом злобно заостряются, глаза выпучиваются, жидкие волосы вздыбливается, рот хищно приоткрывается: того и гляди, покусает. Это и есть настоящее, не для публики, лицо доброго волшебника и мудрого политика. Злобен, завистлив, злопамятен, сам себе банка с пауками. Таких в компанию не зовут. А Директор позвал от нахлынувшего безразличия и к себе, и к миру. Неожиданно это помогло взбодриться, как от встречи с инвалидом, когда думаешь: спасибо, господи, за то, что у меня другие проблемы!

Как-то в разговоре, не стеснительная на язык Ира, назвала Президента "мальчик с пальчиком". Разумеется, Директор знал такую версию о Президенте, относил её в разряд злословия и значения ей не придавал. Прозвучавшая в словах Иры горечь - вовсе не о физиологии.

И в этом что-то есть! Директору в голову не приходило такое объяснение характера Президента. Корень зла в том, что корень маловат? Отчасти, вероятно, так. Вот откуда не любовь к красивым, успешным, счастливым людям, если только не он их осчастливил. Не хотелось бы ставить сексуальную сдержанность и нравственность исключительно в зависимость от физических недостатков, но и отрицать такую зависимость глупо. А гомофобно-фаллические шуточки Президента? Директор не сторонник гомосексуальной свободы, но эта тема находится на периферии его сознания и внимания. Ох, не случайно всё, что случайно с языка срывается! И какой вывод? Выбирать президентов по размеру члена? То же сомнительно.

Страшные ожидания дворцовых бюрократов оправдались частично: кадровая чистка обошлась без большой крови с парашютными местами для кормления в глубинке. Перемены приписали влиянию Директора. Нет, такой мизер не в его духе, на принципиальные шаги Президент не решился: хотя и согласился, что они неизбежны, но посчитал их преждевременными.

Сначала в столице, а потом и далее из рук в руки ходил документальный видеофильм о событиях Слепой ночи, о процессе производства вакцины, об изнасилованиях в казармах, о лагерях смерти, о подпольных лабораториях крови. Не иначе как архив Генерала, с режиссёрской хваткой смонтированный. В основном съёмки любительские, но были и профессиональные материалы с грифом "секретно". Закадровый голос, не греша против истины, пояснял видеоряд. Осведомлённость авторов фильма не оставляла сомнений в продажности носителей государственной тайны.

- Это правда? - спросила Ира, глядя на Директора сквозь пелену тяжёлых мыслей об увиденном.

- Это правда. - честно ответил Директор вразрез официальной версии о клевете и фальсификации.

- Как страшно! Как же страшно! - обычно насмешливая с грустинкой Ира исчезла, освободив от защитной маски усталую, несчастную женщину: - Мы живём чужую жизнь. Не дурочка, не в окопе сижу. Видела, понимала, догадывалась... Но думать об этом не хотела.

Обличающий фильм сделан "другими" для "других", чтобы знали и помнили. Из неподконтрольных территорий его занесли контрабандисты в числе прочего ходового видео товара о процветающих там бандитизме, наркомании, каннибализме. Директор не видел внутреннего вреда для страны и власти в разоблачениях, которые на фоне угнетающей действительности не выглядят из ряда вон выходящими: чувствительные души содрогаются, а большинство, даже зная истинную природу спасения, не отказались бы от шанса выжить любой ценой ни тогда, ни сейчас, что происходило, и происходит. Своя жизнь ближе к телу, чем гуманистические абстракции. А вот внешнюю угрозу фильм усиливал, потому что звал "других" к объединению перед смертельным врагом. Совпадение это, или нет, но самоуправление на неконтролируемых территориях набирало силу с переменой тенденции: от борьбы за выживание к борьбе с государством, которое по праву считало эти территории своими. Как и раньше досаждали приграничные грабежи с неизбежной, но всё же случайной жестокостью при отъёме имущества. Всё чаще приходилось иметь дело с истребительными рейдами: фермеров вырезали от мала до велика, не щадя ни детей, ни женщин, распинали, подвергали пыткам. Пленных солдат сжигали на коллективных кострах, для наглядности вдоль дорог, сажали на кол. Пока это только разрозненные очаги то ли гражданской, то ли межвидовой войны, нельзя допустить их объединения.