Срединный путь между крайностями - путь Будды. Вступить на него просто, да удержаться трудно, особенно, когда ползёшь по каменной щели как в сжимающихся тисках и это тиски смерти. Только неправильная мысль о том, что за твоей спиной человек, который всё, что у тебя есть в жизни, давала Николаю силу раздвигать удушающие каменные объятия матери-земли.
И действительно, лаз стал расширяться, и вопреки опасению вывести в тупик, или в пропасть, вывел в относительно просторную пещеру невысоко от её пола. Выбравшись первым, Николай помог выбраться Никите и обессиленный сел, прислонившись к стене. Казалось, что хуже, чем было, впереди уже не будет.
Только, высвободившись из каменных тисков, Никита почувствовал, какое отчаяние пережил Николай, за которым он полз в полной уверенности в его уверенности.
- Не боись, я тебя в обиду не дам. - успокоил Никита.
В более-менее свободном пространстве темнота подземным пленникам уже была не страшна, они ориентировались в ней наподобие летучих мышей. Будто проснувшись, помогало, и кольцо Никиты, оно начинало свербеть на пальце, отсекая опасные направления.
В пространстве пещер своё время. На поверхности пройдут годы, а вы выйдите молодым, или пройдут минуты, а вы вернётесь глубоким старцем, или не вернётесь вообще, застряв в пространственно-временной ловушке, а вовсе не лабиринте, как думают о жертвах пещер. Иногда заблудившиеся слышат спасателей рядом с собой, но не могут их найти, а спелеологи видят призраки.
Света в конце туннеля не было, свет возник внезапно: шаг вперёд - свет, шаг назад - тьма. С реальным светом такого не бывает. Это иллюзия освещённости, заполняющей небольшой бьём пространства. Не в центре, а вблизи от видимой границы - небольшое озеро. Оно - мираж в каменной пустыне.
В озере оказалась не жидкость, а сверху прозрачный густой голубоватый воздух, который с глубиной становился темнее и темнее, и сливался с общей темнотой. Никита захотел дотронуться до поверхности, а Николай не успел его остановить, но ничего не произошло: рука Никиты прошла сквозь воздух, не вызвав никакого движения озёрной глади.
В помощь ли этот неожиданный, словно голограммный островок света? Вряд ли. Удивительная находка, да и только - жилище света в царстве тьмы. Когда думаешь о спасении, не до причудливости мира. Усталые, измотанные недобровольным подземным путешествием, друзья двинулись дальше, уверенные в том, что больше никогда не увидят загадочное, нереальное озеро, похожее на галлюцинацию, и ничуть не сожалея об этом.
От них и не требовалось усесться на бережку, чтобы предаться размышлениям о сути происходящего. Но вот если бы они проявили капельку терпения и отвлеклись от своего бедственного положения, то стали бы свидетелями ещё одного необъяснимого явления. Под поверхностью озера сначала появились две тени, которые становились все чётче, образовывая сложные, вращающиеся многогранники. Так продолжалось недолго. Многогранники растворились, став Николаем и Никитой, а точнее их отражением-копией. Применительно к событию, слово "отражение" употреблено условно. Законы, создающие отражение, другие и отражение всегда плоское. А под поверхностью стояли как живые, как воспроизведённые объёмным принтером из плоти и крови, Николай и Никита.
Нескоро, ещё очень нескоро им предстоит понять, что значит для них случившееся. Дар небес - и награда, и проклятие одновременно. Теперь у них бездна времени, чтобы в этом разобраться, но пока они об этом не знают.
Насколько случайны случайные события, вероятность которых для одного человека неизбежна, а для другого исчезающе мала? Нет никакой логики в том, что случайность привела Николая и Никиту к, заключённому в Сфере Времён, Зеркалу Меркабы. Но есть закономерность - это могло случиться только с ними.
***
Барский дом стоял на искусственно выравненной площадке, клонящейся к реке - с одной стороны, и совсем невдалеке от леса - с другой стороны. Хотя это ни холм, всё же выглядело так, будто, отделённый от Села небольшим пустырём, не застроенным, но и не засаженном деревьями, дом доминировал над местностью. Он стоял под углом так, что с фасада открывался замечательный вид и на реку, и на поля, а домишки простого люда оказывались несущественно сбоку, и видеть их можно было, только если сильно скосить глаза, да с мезонина, поэтому прямая дорога проходила через Село и резко шла наискось к парадному крыльцу усадьбы. Внутренний открытый двор не прямоугольный: левое и правое крылья дома расходились, как объятия и от этого все строение напоминало круглую, а не квадратную скобку, обращённую к приезжающим, охватывающую большую клумбу не совсем в центре.
Сад находился справа от фасада, тяготел к лесу, но не сливался с ним. Справа же, сразу за домом и по направлению к лесу стояла добротная конюшня, открывающая маленькую деревеньку хозяйственных построек и жилые флигельки, разместившиеся на специально для этого расчищенной значительной лесной площади. Все постройки деревянные. Лишь дом покоился на основательном каменном подклете, но в высоту на два этажа был тоже деревянным.
Вход с парадного крыльца вёл в небольшую прихожую с несколькими дверьми, через одну из которых, причём не спутаешь с прочими подсобными дверьми, не украшенными резьбой, можно было попасть в малую гостиную, анфиладно соединённую с просторной парадной. Из парадной залы пути шли в изрядную столовую, человек на тридцать, в кабинет хозяина, совмещённый с библиотекой, в будуар хозяйки и ещё бог знает, куда и зачем. Этажом выше - небольшие жилые комнаты.
Такой дом мог себе позволить только очень богатый помещик, владеющий душами начиная с 10000. И это была первая неправда. В крепостнические времена дом на этом месте стоял, но совсем не такой: попроще, чтобы не сказать победнее и одноэтажный. Не старинность дома выдавали форточки в жилых комнатах, коих не могло быть при крепостничестве, система отопления и множество других деталей быта, характерных для значительно более позднего от старины времени. Об очевидных современных переделках и говорить не приходится.
Барский дом считался отреставрированным. Но и это лишь формально так. От действительно старого, хотя и не старинного, дома на этом месте остался только фундамент. Когда классовое сознание властей притупилось, перестало оскорбляться памятью о паразитическом помещичестве и дворянстве, в преддверии некой невнятной исторической даты, было решено патриотически восстановить барскую усадьбу и устроить в ней краеведческий музей. Облик дома воссоздали по чудом сохранившимся рисункам крепостного художника. Это чистое враньё! Специалисты, которые действительно понимали, что нужно сделать, только руками развели. Дом "реставрировался", как и вся история Несчастной страны: задним числом, по случаю, исходя из идеологической правильности текущего исторического момента.
Для пущей наглядности мерзопакостности крепостнического произвола на заднем дворе показывали тюрьму, в которую помещик самолично помещал не угодных ему крестьян и мелкий чиновничий люд. С гордостью можно сказать, что теперь, современные денежные и политические бояре, делают это от имени государства с мерзопакостностью и размахом похлеще, чем во времена крепостничества.
Когда маятник времён сшиб с пьедестала классовую политику, местные демократы подвергли осмеянию псевдо барскую усадьбу, а музей, из-за прекращения финансирования, закрылся. Усадьбу купил таинственный нувориш, оформив её на одну из своих компаний. Дом отремонтировали, осовременили в стиле декоративной историчности. Но, то ли новому хозяину игрушка надоела, то ли возникли финансовые проблемы, и усадьба снова оказалась заброшенной.
В пост катастрофическое время дом разграбили. Всё, что можно было сломать, сломали. Удивительно, что не сожгли. Красиво горело бы.
Но жизнь вернётся сюда. Словно прицениваясь, Парень описал круг над понурым домом, прежде чем продолжить свой путь.
На свет божий из подземного мира Николай и Никита, согнувшись в три погибели, выползли к реке почти на уровне воды. Очевидно, что выход, который для них нашёлся теперь, весной, да, и, вероятно, летом, заливает. Когда глаза привыкли к солнечному свету, друзья обнаружили себя под высоким крутым обрывистым берегом в плачевном виде: грязные, взъерошенные, во влажной, скользкой, от местами налипшей подземной плесени, одежде. Карабкаться наверх сил не было. Вдоволь напившись, умыв лица холоднючей водой, причесав друг друга пятерней, пошли у воды по пологому поднимающемуся руслу в сторону идущей на спад крутизны берега.