Глаза Бит Хун засветились добрым огоньком:
– Это Сунн Джи, моя внучатая племянница. Она сирота. Но я благодарна добрым духам, что они послали мне её в утешенье старости.
– Но почему Вы не оставите это удивительное платье для внучки? – не унимался я.
– Лия – долина, тихая река, звёздное небо. Сунн Джи – бурный горный поток, буйный ветер, цунами. Её цвет – цвет океана. Не волнуйся, сынок, Сунн Джи получит своё платье. Но не раньше, чем какой-нибудь безумец захочет взять её в жены.
Девушка рассмеялась и поцеловала морщинистую руку старой женщины.
Я попрощался, сел в «джип» и вернулся в горную деревню, где меня ждала невеста. Старая женщина не ошиблась. Казалось, что платье специально сшито для Лии. Сейчас Лия стояла на вершине холма, и в лучах заходящего солнца казалась сказочной принцессой, лёгким видением, которое могло исчезнуть, стоило прикоснуться к нему или сделать шаг навстречу. Я боялся пошевелиться, поэтому, приложив руку к сердцу, тихо произнёс:
– Я призываю в свидетели эти горы и водопады, эти цветы и травы, эти звёзды и луну. Я прошу их быть свидетелями моей любви и вечной преданности тебе, Лия! Пока стоят эти горы, пока журчит вода, и светят звёзды, я обещаю быть рядом с тобой, Лия, и только смерть разлучит нас!
В этот момент я вдруг каждой клеткой ощутил, что Лия была права, настаивая на свадьбе в этой долине. Долина Розовых Водопадов словно специально создана для того, чтобы тут вершилось великое таинство – таинство воссоединения мужчины и женщины.
Глава 3
– Пристегните ремни, наш самолёт идёт на посадку, – предупредила стюардесса.
Лия немного нервничала:
– Как ты думаешь, Майкл, я понравлюсь твоим родителям?
Я усмехнулся:
– Да они будут просто без ума от тебя, особенно мама. Вот только меня волнует один вопрос: понравятся ли они тебе. Мама немного старомодна и консервативна, хотя, в сущности, добрая и весёлая. Другое дело отец. Он всеми силами старается изменить в доме уклад, который ввела мама. Он ненавидит условности, и своими выходками часто доводит её до сердечных приступов.
– Условности, – Лия улыбнулась, – если у англичан это файв о клок, то у американцев – это обед в двадцать два ноль-ноль с обязательным переодеванием.
Мы весело рассмеялись. Неожиданно Лия отвернулась к окну, и её высокий лоб пересекла линия печали.
– О чем грустишь, любимая? – Я привлёк её к себе.
– Я скучаю за дедушкой Ло и за братом.
– Не грусти, – я провёл рукой по гладким волосам, заплетённым в тугую косу. – Ло обещал навестить нас и привести с собой Хуна.
Лия покачала головой:
– Их дом там, в Долине. Сейчас дедушка вплотную займётся обучением Хуна, чтобы однажды он занял его место. Надеюсь, что это произойдёт как можно позже.
Я только кивнул головой. Мы отстегнули ремни и начали продвигаться к трапу. Я улыбнулся и мысленно произнёс: «Добро пожаловать домой, любимая!»
Аэропорт гудел, как улей. Мы быстро миновали таможню и, получив багаж, начали продвигаться к выходу. Я пытался отыскать в толпе встречающих Сэма, нашего дворецкого. Неожиданно кто-то легонько ударил меня по плечу:
– Привет, Майки!
Я обернулся и чуть не завыл от досады. За мной, широко улыбаясь, шёл Джим Берри, мой заклятый друг. Я не любил Джима. Слишком уж он правильный, слишком безупречный. Мы знакомы с детства, жили в соседних домах, наши родители дружили, и моя мать всегда ставила в пример аккуратного вежливого и тихого мальчика. Но уже тогда Джим раздражал меня до зубной боли, сам не знаю почему. Меня тошнило и от его привязчивости, и от желания всегда угодить, и от заискивающих карих глазок, которые словно пытались сказать: «Любите меня, я такой хороший!» Когда нам стукнуло по десять лет, наши пути разошлись. Родители Джима увезли мальчика в Швейцарию. Я вздохнул с облегчением. Но радость оказалась недолгой.
– Скажи, сынок, ты скучаешь по Джимми? – как-то спросила меня мама.
Я опешил:
– Почему ты так решила?
– Но вы всегда так дружно играли вместе, так трогательно общались.
Я открыл рот, не зная, что ответить. Это мы дружно играли? Пытаясь отвязаться от Джима, я шёл на разные уловки: в играх всегда назначал себя смелым, сильным и красивым героем, соседу же доставались исключительно отрицательные персонажи. Я ломал его игрушки и неоднократно пытался спровоцировать драку. Всё тщетно. Вежливый и невозмутимый Джимми стойко сносил мои издевательства и только улыбался.
– До завтра, – говорил он тоненьким голоском, протягивая мне маленькую потную ручонку вечером, – было очень приятно играть с тобой.
Я же бежал в свою комнату, кусая губы и бормоча проклятия.
Мама продолжала загадочно улыбаться:
– Скоро летние каникулы. Мы с папой пригласили мистера и миссис Берри к нам в гости. И ты снова сможешь играть со своим другом. А то тебя от книжек не оттянешь!
– Нет! – в отчаянии закричал я, что весьма удивило маму.
Самое отвратительное заключалось в том, что я просто не мог объяснить маме, почему не люблю Джима. Но мама сумела понять меня. Тогда она рассказала мне, что у мальчика было трудное детство. Мистер и миссис Берри усыновили его пять лет назад. Мама сказала, что была какая-то тёмная история. Но я на это не обратил никакого внимания. Десятилетнему мальчику трудно отследить все детали, ещё труднее разложить всё по полочкам и сделать выводы. Я долго уговаривал родителей отправить меня на лето к тёте Терезе, родной сестре отца, в Англию. В конце концов, они согласились.
Мы не виделись с Джимом больше пятнадцати лет. И встретились случайно, на презентации моей первой книги, посвящённой Китаю.
– Майки! Друг! – Он шёл ко мне с бокалом шампанского, раскрывая объятия. – Читал твою книгу. Не со всем согласен, но, по большому счёту, трактовка многих легенд и мифов верна. Впрочем, для человека, родившегося в Америке, ты неплохо чувствуешь Китай.
Я улыбнулся:
– Судя по твоим словам, ты знаешь эту страну лучше.
Джим сделал глоток из бокала:
– Совершенно верно, ведь я наполовину китаец.
Я был ошарашен. А Джим рассмеялся:
– Меня усыновили в пятилетнем возрасте. Но зов крови не унять. Я провёл в Китае семь лет. И, позволь сказать без хвастовства, являюсь одним из лучших знатоков этой страны. Кстати, Майки, скоро выходит моя очередная книга. Прочти, думаю, нам будет что обсудить.
Вскоре, ознакомившись с трудами Джима, я был вынужден признать, что он действительно замечательно разбирается в культуре и истории Китая. Но мы смотрели на эту страну по-разному: я – со стороны, как американец, а он – изнутри, как китаец, как часть этой великой державы.
Я не удивился, увидев Джима в аэропорту – он, как и я, жил на две страны. Я был раздосадован тем, что в день моего возвращения в Штаты с Лией именно он первым попался мне на глаза.
– Ну, хвастайся, что на сей раз привёз из Китая.
Не знаю, почему, но я почувствовал непреодолимое желание закрыть собой Лию, спрятать её от прилипчивого взгляда Мистера Совершенство. Но Джим обошёл меня и галантно поклонился моей жене:
– Раз уж Ваш спутник не спешит представить нас друг другу, разрешите отрекомендоваться: Джим Берри, друг Майка и Ваш покорный слуга.
Лия смутилась и поглядела на меня.
– Моя жена, Лия, – нехотя ответил я и, заметив у дверей Сэма, поспешил к нему.
Я только на секунду обернулся и только краем глаза заметил, как исказилось лицо моего друга. Что это: злость, испуг, недоумение, а может, всё вместе? Мне было некогда рассуждать. Я торопился покинуть здание аэропорта. И уже через час забыл о Джиме.
Лия никогда не была в Америке. Она во все глаза смотрела в окно автомобиля и смеялась:
– Майкл! Какой шумный твой город. Он совсем не похож ни на Лондон, ни на Париж, ни на мою родную деревню! Но мне тут очень нравится.
Мы подъехали к дому. Ворота были широко открыты, на ступенях я увидел улыбающихся родителей, горничную Эмму и повара Бриоша.