Старик, до сих пор стоявший с видом безмолвной покорности, сжал кулаки, а карлик сказал, указывая на наместника:

– Вот если бы скипетр находился в руках у него, то было бы меньше сирот и нищих на берегах Нила. Священная вода Великой Реки все еще остается пресной, но скоро она станет соленой, как в Северном море, от всех слез, проливаемых на его берегах.

Казалось, наместник услышал эти слова. Он встал со своего трона и поднял руки вверх с сокрушенным видом.

Многие из присутствующих заметили это движение, и громкие вопли наполнили просторный двор, который вскоре был очищен солдатами и занят новыми толпами.

Ани, двоюродный брат царя, был около пятидесяти лет от роду. Рамсес I, дед царствовавшего теперь фараона, низвергнул с престола законную царскую династию и насильственным образом завладел троном. Он происходил из семитского рода, который, изгнав гиксосов[62], остался в Египте и в царствование Тутмоса и Аменхотепа увенчал себя военными подвигами. Ему наследовал сын его Сети, который, стараясь узаконить свое право на трон, женился на племяннице Аменхотепа III. От нее он имел сына, которого назвал Рамсесом, по имени своего отца. По линии матери этот государь происходил из законного царского дома и мог заявить о вполне законных основаниях своего вступления на престол – в Египте благородные фамилии, не исключая и семьи фараонов, вели свой род по женской линии.

Сети назначил Рамсеса своим соправителем[63], чтобы таким образом устранить всякое сомнение в легальности своего положения. Молодого племянника своей жены, нынешнего наместника Ани, который на несколько лет был моложе Рамсеса, он отдал на воспитание в Дом Сети и обращался с ним как с родным сыном, между тем как другие члены низвергнутой династии были лишены своих привилегий или устранены.

Ани показал себя верным слугою как Сети, так и его сына. Воинственный и великодушный Рамсес верил ему, как родному брату, хотя осознавал, что в жилах его родственника течет более чистая царская кровь, чем в его собственных.

Египетский дом фараонов происходил от бога Солнца Ра, но царствующий фараон принадлежал к нему только по линии матери, а наместник Ани – по обеим линиям. Однако Рамсес твердо держал скипетр в руке, и тринадцать его юных сыновей на вечные времена обеспечивали владычество в стране за его домом. Когда после смерти своего воинственного отца он отправился на север для новых военных подвигов, он назначил Ани, бывшего правителем Эфиопии, наместником царства.

Ани, по-видимому, лишенный честолюбия и духа предприимчивости, принял предложенную ему должность с крайней неохотой. Царю он не казался опасным, потому что, потеряв жену и ребенка, не имел потомков.

Это был человек выше среднего роста, с необыкновенно правильными, изящными, но застывшими чертами лица. Его светло-серые глаза и тонкие губы не выдавали никаких движений сердца. На его лице всегда можно было видеть кроткую улыбку, которая могла быть широкой, сдержанной или принимать соответствующий оттенок, но никогда не исчезала с его лица.

С выражением человеколюбия на лице он выслушал жалобу одного землевладельца, скот которого угнали для пропитания армии, и уверил, что его дело будет рассмотрено. Ограбленный удалился с надеждою в душе. Но когда сидевший у ног Ани писец спросил, кому поручить рассмотрение упомянутого произвола властей, Ани ответил:

– Каждый должен принести какую-нибудь жертву для победы в войне.

Правитель Суана, провинции, расположенной в южной части государства, требовал средств для производства новых, крайне необходимых береговых сооружений. Наместник ласково, с видимым участием выслушал его сбивчивый рассказ, и стал уверять его, что война поглощает все средства государства, что казна пуста, но что он согласен пожертвовать часть своих собственных доходов для ограждения верной царю провинции Суан от опасности, угрожающей ее полям уничтожением.

Как только правитель распрощался, Ани тотчас приказал взять из казначейства значительную сумму и послать ее вслед за просителем. Отдавая распоряжения, он часто вставал со своего места и принимал вид скорбящего человека, чтобы показать собравшимся, что он также горюет об утратах.

Солнце уже перешло полуденный рубеж, когда в толпе, собравшейся вокруг писцов, обнаружилось беспокойство, сопровождаемое громкими заявлениями. Множество женщин и мужчин толпились в одном месте, размахивая руками, и даже самые неповоротливые из фивян обратили внимание на необычайное происшествие.

Один отряд стражников разгонял кричавшую толпу, а другой отряд, состоящий из ливийцев, уводил задержанного к боковым воротам двора. Но прежде чем они дошли туда, явился посланец от наместника, требуя объяснения случившемуся. Старший из стражников последовал за ним и с величайшим волнением объяснил Ани, что ничтожная дрянь, карлик госпожи Катути, таскался по двору уже несколько часов, стараясь отравить сердца жителей мятежными речами.

Ани приказал запереть этого ослепленного в тюрьму, но сразу после ухода стражника велел своему писцу распорядиться, чтобы в конце дня карлика привели к нему.

Между тем как он отдавал это приказание, толпою овладело волнение другого рода.

Подобно тому, как море разверзлось, чтобы не замочили ног преследуемые израильтяне, столпившийся народ добровольно, как бы подчиняясь единому внутреннему побуждению, раздался в стороны и образовал широкий проход, по которому в полном облачении, в сопровождении нескольких жрецов шел главный жрец Дома Сети, благословляя толпу.

Наместник пошел ему навстречу, поклонился жрецу и затем удалился с ним в глубину помещения.

– Итак, произошло немыслимое дело, – сказал Амени. – Наших подвластных требуют отдать на войну.

– Рамсес нуждается в воинах, чтобы победить, – заявил наместник.

– А мы нуждаемся в хлебе, чтобы жить! – вскричал жрец.

– Во всяком случае, мне велено немедленно, значит до жатвы, собрать храмовых земледельцев. Я сожалею об этом приказании, но ведь я только рука, исполняющая волю царя.

– Рука, которую он употребляет для того, чтобы нарушать древние тысячелетние права и открыть пустыне путь в далекую страну[64].

– Наши поля не надолго останутся необработанными. Рамсес с помощью богов, а также благодаря увеличению войска одержит новые победы.

– С помощью богов, которых он оскорбляет!

– После заключения мира он умилостивит богов очень щедрыми дарами и жертвами. Он уверен в быстром окончании войны и пишет мне, что после первой же одержанной им победы думает предложить хеттам союз. Поговаривают также о намерении царя после заключения мира снова вступить в брак с дочерью царя хеттов Хетазара.

До этих пор глаза наместника были опущены, теперь он поднял их с улыбкой, как бы желая порадоваться вместе с Амени этому известию, и спросил:

– Что скажешь ты об этом плане?

– Я скажу, – отвечал Амени, и его обыкновенно серьезный тон приобрел оттенок лукавства, – что Рамсес, по-видимому, считает кровь твоей двоюродной сестры, своей матери, дающую ему право на трон этой страны, совершенно чистой.

– Это – кровь бога Солнца!

– Которой в его жилах только половина.

Наместник помотал головой и тихо сказал с улыбкой, похожей на улыбку мертвеца:

– Мы не одни.

– Здесь нет никого, кто мог бы услышать, и то, что я говорю, известно каждому ребенку, – возразил Амени.

– Но если это дойдет до слуха царя, – прошептал наместник, – то…

– То он поймет, как неблагоразумно умалять древние права тех, кто призван исследовать чистоту крови властителя этой страны. Рамсес еще сидит на троне Ра, да процветает его жизнь, благоденствие и сила[65].

Наместник склонил голову и затем спросил:

– Думаешь ли ты немедленно исполнить приказание фараона?