— Смотри-ка — патроны! Гранаты!

— Хороши «продукты»! Тут на повоевать от души хватит!

Ибрагим глянул в прицеп фуры.

— Похоже, крестник Москвича как раз собирался расширять штат. Вовремя мы зашли. Упокой Господи его, паскуду, с миром.

Спецназовцы постелили на пол фуры и на ящики походные пенки и спальники, чтоб сильно не трясло, а гражданских, вместе с заботливо укутанными в утащенные из дома Нестора Павловича одеялами девчонками, положили на заднее сидение «Нивы».

За руль фуры сел Соловей, за руль «Нивы» посадили Ибрагима. Рядом сел Максим. Коновалец обошел колонну, осмотрел все, попинал колеса и остался, как всегда, недоволен. Залез в фуру, погрохотал там чем-то и вылез с двумя армейскими АН-94 и двумя пистолетами Ярыгина. Бросил их Максиму на колени.

— Под ноги положи. На всякий. Перед въездом в город — сдашь обратно.

— А почему Ибрагиму «Шизу» нельзя?

— Потому, что «Шиза» — оружие спецназа. Нехер светить, что тут спецназ ездит. Понял?

— Понял.

Коновалец наклонился к Максиму и тихо, так, чтобы бойцы не слышали, сказал:

— Ну, ты так, ничего оказался. Не полное говно. Но надо было пользоваться «Вулом», чтобы тихо все было.

«Не полное говно» посмотрел Коновальцу в глаза и спросил:

— Еще не жалеете, что винтовку испортили?

— Не борзей. Снайпер спецподразделения из тебя все равно никакой. Выдержки нет. Из всех твоих талантов видно пока только то, что везучий и к людям в доверие хорошо входишь. А это — уже немало. Будь доволен. Ладно — все. Побазарили и хватит. Рации в уши! — крикнул он — По машинам!

Когда машины уехали, из домов в деревне стали выбираться люди. Заходили в дом Нестора Павловича, выходя, качали головами и цокали языком. Крестились. А еще через пятнадцать минут дом Нестора Павловича ярко полыхал.

До Новосиба было примерно два часа дороги. Через полчаса, когда с колейной выехали на грейдер Ибрагим спросил:

— Дед! Ты зачем у Нестора Какеготамовича, собак отравил?

— Он их вечером из клеток выпускает, чтоб дом сторожили. А забор-то — низкий! Они ко мне и повадились. Сначала кур подавили, потом в свинарник залезли. Я и к нему ходил и к супруге. Так, говорю, и так — потрава у меня. А они мне: забор, надо, говорят выше делать. А сам мне все: продай, мол, свой участок. Мне, говорит, надо. Я его куда подальше. Не побираться же идти? Забор поставил, так его чучмеки в тот же день его трактором протаранили. Я опять к нему. В суд, говорю, подам. А он говорит: будет тебе сейчас суд, как будто у государства других дел нет. Ну, я и согрешил. Пришли они ко мне, вдарили раз-другой, а я, старый дурак, им говорю: внучек бы постеснялись — они ко мне из города приехали, все людям расскажут. Вторую ночку уже мучились, когда вы пришли.

Старуха очнулась. Затрясла головой, завыла, начала колотить себя руками по лицу. Била не притворно — сразу потекла кровь. Дед обхватил жену руками, прижал к себе.

Ибрагим сжал кулаки.

— Лучше бы продал землю и бежал пока ноги целы, чем такое.

— Куда бежать? — горько спросил Максим. — В России дальше Сибири не убежишь.

— А не в России?

— Да примерно то же самое, только с местным колоритом. Вместо бороды — ковбойская шляпа. А так — то же самое.

Милиции на дороге видно практически не было. Зато были военные. Много военных. По дорогам шли авто и такнковые колонны, катились БТРы и БМП. Номера на фуре по приказу Коновальца поменяли, но оставалась возможность нарваться на кого-то, кто знает машину «в лицо». Само осознание этого раздражало Коновальца, и он срывал свое раздражение на бойцах. Правда, в этот раз он держался в рамках традиций. Но извел все равно всех.

Когда подъезжали к городу, бойцы от него уже на стенку лезли. И отданную по рации команду сворачивать с шоссе, встретили радостным воем. Через полчаса они с гиканьем вылетели на травку. Мошка жрала нещадно — никакой репеллент не спасал, но это было лучше, чем находится в трясущемся помещении вместе с бешеным майором.

— Лагерем не становиться не будем! Размечтались!

Майор собрал всех и объявил высокую волю: Ибрагим с Максимом и Щеглом идут в город, выполнять основное задание, остальные разделяться на две группы, каждая из которых будет ждать на выходах из города на подхвате. Вторая по пути забрасывает деда с семьей в какую-нибудь больницу по приличнее. При отходе группы соединяются.

Учитывая, что вокруг царил полувоенный бардак и хаос, идти надо немедленно пока не произошло опять что-нибудь. От щедрот Коновалец дал на отдых целых полчаса, а затем пинками загнал Ибрагима с Максимом в «Ниву».

В последний момент к машине резво подбежал дед.

— Внучки! Вы если что — на улицу Героев России заезжайте. Дом пять, квартира четырнадцатая. Там дочка моя. Скажите, что Михаил Егорыч прислал. Я, то есть. Скажите, что все хорошо у нас, живы, здоровы.

— Да уж куда здоровее-то. — хмыкнул Ибрагим. — Спасибо дед. Пока.

— Вам, вам спасибо, внучки! — крикнул дед и попытался поцеловать Ибрагиму руку, которую он свесил из окна дверцы.

От неожиданности Ибрагим нажал на газ, машина двинулась задним ходом, и дед упал. Поднялся и еще какое-то время шел за машиной, махая рукой и почему-то улыбаясь.

Новое здание Новосибирского Государственного Университета, дорогое, отделанное серым камнем, с зеркальными окнами было со всех сторон окружено начатыми, но не законченными стройками. Недавно в это место вложили огромные средства — планировали создать еще один заповедник науки и высоких технологий. Опять не сложилось.

Охранник лениво занес в компьютер данные липовых паспортов и пропустил Максима и Ибрагима в здание. Сразу за постом висел стенд с расположением факультетов и кафедр. Факультет истории значился на втором этаже.

— Скажите, а где можно найти профессора Алиева? — Максим обратился с вопросом к пробегавшему по коридору второго этажа мужчине одетому в хороший, дорогой, но перепачканный мелом костюм.

— Только что был тут — в двести восьмой.

Мужчина махнул рукой в сторону двести восьмой и затопотал вниз по лестнице.

В двести восьмой было темно. Ибрагим нащупал на стене выключатель и нажал его. Вспыхнул яркий больничный свет.

— Никого?

— Т-с-с-с…

Ибрагим приложил палец к губам и прислушался. Максим приумолк и медленно повел головой. Из-за двери, ведущей в комнату преподавателя, раздавались странные звуки — стук стекла о стекло и скрип.

Максим подергал ручку двери. Заперто. Тогда он отступил на шаг и не обращая внимания на пытавшегося его остановить Ибрагима, шарахнул сапогом в дверь. Со скрипом и треском косяк разлетелся на щепки, и дверь, открывшись в обратную сторону, повисла на нижней петле.

— Вы не могли бы, молодые люди? — профессор, оторванный от изрядно растрепанной студентки, был несколько расстроен.

Максим сначала хотел извиниться, но вместо этого брякнул:

— У вас пять минут.

И закрыл дверь. Настолько насколько это было возможно.

— «У вас пять минут!» — передразнил Ибрагим.

— Ехали к гению, а приехали к ёбарю. — охарактеризовал свое разочарование Максим.

— У гения могут быть слабости.

— Вот ты гений? А слабости у тебя есть?

— Я — серая посредственность. Мне не положено.

— Ну-ну.

Сначала из двери выбежала студентка. Пробежала мимо молодых людей и скрылась в коридоре. «Страшненькая какая!» подумал Максим. Затем, поправляя галстук, вышел и профессор.

Профессор Алиев был мужчиной в самом расцвете сил — лет пятьдесят и больше всего по виду напоминал птицу ворона — носатый, черноглазый, даже при невысоком росте умудряющийся смотреть на собеседника сверху вниз, держа при этом голову немного набок. Сходство завершала профессорская манера держать руки за спиной, словно сложенные крылья.

— Чем обязан такому — профессор кивнул на выкорчеванную дверь, — вниманию?