О. Варфоломей не перебивал и не смотрел ей в глаза, а когда она закончила, опустил голову и долго молчал.
— Ну, я пойду. — Леонида встала.
— Сядь. — Теперь он пристально вглядывается в неё своими выцветшими глазами. — Хочу рассказать тебе свою жизнь. В молодости я учился в университете, потом преподавал там же историю. Преподавал я несколько десятилетий и выучил много людей. И вдруг пошёл учиться в Семинарию, решил стать священником. Не мальчишкой уже был, зрелым человеком. Честно говоря, смутил меня мой любимый ученик. Он учился у меня на вечернем факультете, а днём занимался в Семинарии. После занятий мы чуть не до полуночи ходили по городу, разговаривали и спорили. Кончилось дело тем, что я поступил в Семинарию, когда мой ученик уже покинул её стены. Не только закончил её, но и сам стал в ней преподавать. И вот тут случилось в моей жизни непонятное: я ушёл из Православия. Повлиял на это другой мой любимый ученик, теперь уже из Семинарии. Блестящий, талантливый человек, но… он оказался ярым фанатиком: он истово боролся с любыми сомнениями людей, с отклонениями в службе, он придерживался старых догм, он подавлял волю людей, насаждал насилие над душами. Мне это не нравилось. За долгие годы учительства я привык всё подвергать сомнению, всё анализировать и прежде всего уважать человеческую личность. Неожиданно в Протестантской религии я увидел для себя больше разумности и свободы. Я стал протестантом. Ты попала в храм протестантский.
— А как же здание? А как же службы? А как же Ваше одеяние?
— Так получилось, — тихо сказал о. Варфоломей. — Если ты внимательно приглядишься, мои службы не совсем типичные для православия, я провожу эксперимент. В Семинарии у меня остался очень близкий друг, отец Афанасий, он преподаёт там, но, мне кажется, втайне он ближе к моим убеждениям, чем к тем, что исповедует мой фанатик-ученик, от которого сейчас зависят и Семинария, и все православные приходы, он сделал быструю, головокружительную карьеру. Отец Афанасий, единственный, не осудил меня и остался моим другом, он с большим интересом относится к моему эксперименту.
— Что за эксперимент?
— Я соединяю разные конфессии. Беру самое важное и торжественное в службе от Православия, а вместе с тем многое от адвентистов Седьмого дня, от баптистов. У нас, как ты слышала, часты общие песнопения, мы все вместе изучаем Евангелие и Библию. Любой человек из моих прихожан может, если хочет, прочитать проповедь, и женщины в том числе. Многое пока, правда, остаётся нерешённым: так, не знаю, какое название выбрать для нас — дивизион, община, приход?! Как видишь, я пытаюсь делать как раз то, о чём говорил твой отец Владимир. Я читал его работы. В чём-то согласен с ним, в чём-то нет, очень многое беру из Православия.
Он долго молчал. Леонида смотрела на него не отрываясь.
— Насчёт консерватизма в Православной Церкви ты права, — снова заговорил он. — Нельзя не согласиться. Сохраняют его фанатики. И фанатиков сейчас очень много. Поэтому я и ушёл в Протестантизм! Конечно, мне очень трудно. Много противоречий… пытаюсь разобраться. Ты чувствуешь, в Боге начало и женское, и мужское. Говоришь, Бог не осуждает тебя за отношения с Мелисой. А ведь ты, наверное, знаешь, чем объясняют судьбу Содома и Гоморры! Якобы Бог разрушил эти города в наказание за занятие многих жителей гомосексуализмом.
О Содоме и Гоморре никогда не думала, выпало это из памяти, и всё.
— Но сейчас стало известно, гибель городов трактовали неверно. Жители этих городов поклонялись идолам, и в частности — Молоху. Самый у них почитаемый идол и самый ужасный из всех. Размер его изображения был огромен, руки его были протянуты вперёд, между ними зажигали огонь, а на них клали новорождённых младенцев и сжигали их заживо. Похоже, большинство людей, населявших те города, были одержимыми. Новые выводы подтверждаются текстами Библии. Описана там история Лота. Когда разъярённая толпа, в которой были и женщины, и дети («от молодого до старого, весь народ…»), потребовала у Лота отдать ей гостей, он предложил своих дочерей. Если бы речь шла о гомосексуальных наклонностях толпы, во-первых, вряд ли пришли бы все жители города, и женщины, и дети, а во-вторых, вряд ли бы Лот, живший там и знавший жизнь города, предложил толпе своих дочерей! Совсем другая версия! Не за гомосексуализм разрушены города, весьма вероятно, как раз за поклонение идолам!
Снова о. Варфоломей долго молчит.
Что здесь происходит? Решается вся её жизнь. Может она или не может стать священником.
Но и в том, и в другом случае — разрыв с отцом.
— Ты, наверное, хочешь понять различия. В Православии священник является проводником Устава Русской Церкви, церковного соборного сознания, а следовательно, является рукой Христа. Христос — мужчина, и, по версии православных догматиков, женское священство в Православной Церкви невозможно. Бог послал на землю Своего Сына, а не дочь, православные говорят: «Мы должны уважать Его волю». Тебе отец говорил про икону «Тайная вечеря» — изображены только мужчины. Но, по словам о, Владимира: были и женщины! Я читал много книг, изучал другие религии, и в них нет ничего об этом, — тихо говорил о. Варфоломей. — И я слышу тебя, и я верю в то, что именно Христос явился тебе, а не Дьявол пожелал смутить тебя. Я вижу тебя, твоя вера сильна. Твоё назначение — от Бога. — Он встал. — В Протестантской Церкви главное — Бог и человек, то есть церковное посредничество сведено до минимума, и женщины, и мужчины имеют право читать проповеди, — повторил он. — В Протестантской Церкви женщина может стать священником. Поступить на Богослужебное отделение в Духовную Семинарию помогу, отец Афанасий читает там лекции. Он поможет тебе поступить. Особой структуры человек, младенец, от Бога! Я благословляю тебя.
Раз в неделю приезжала она теперь к отцу Варфоломею. И он в небольшой чистой и светлой столовой своего дома помогал ей готовиться к экзаменам, толковал непонятные места Ветхого Завета. Ему она высказывала все свои сомнения. Однажды спросила о том, о чём ре спрашивала Мелису:
— Как же я буду жить в одной комнате с мужчиной? Разве он не догадается, что я не бреюсь… И вообще…
О. Варфоломей по своей привычке долго не отвечал, а потом тихо сказал:
— Попробую поговорить с отцом Афанасием, может быть, он сможет устроить сразу так, чтобы ты жила в отдельной комнате, а может, сделает это не сразу.
В один из дней ехала от о. Варфоломея на электричке. И пыталась понять своё состояние: что сегодня не так? Сомнений в том, что она решила делать, не было, но и привычного покоя тоже не было.
Это отец, поняла уже в автобусе. Она не лжёт отцу, но и не говорит правду. В умолчании какое-то глубокое нарушение всех её жизненных основ, ей необходимо благословение отца.
Леонида долго шла домой — бродила по улицам, сидела в парке. Как ей поступить? Как смотреть отцу в глаза? Как объяснить отцу, что она верит в соединение православия с протестантизмом?
И снова она пришла в Храм Православный.
Но не в свой, на окраине. От входа окинула взглядом иконы и сразу подошла к одной из них.
Прошло больше получаса, прежде чем Леонида смогла переключиться с уличной суеты на разговор с Богом. До рези в глазах вглядывалась она в закрытое страдальческое лицо Христа.
— Я больше не могу врать отцу, я не довольна собой, во мне нет покоя, — жаловалась она Христу на себя. — Скажи, что мне делать? Подай знак, — попросила она.
Христос не открывал глаз и никак не реагировал на её слова.
— Я скоро кончаю школу, — говорила она. — Я не ослушаюсь Тебя. Может быть, тот знак, что Ты подал мне раньше, — ошибочен или я неправильно поняла его. Помоги мне!
В храме не было службы, продавали свечи, иконки. Людей мало.
Возник страх — что, если в четырнадцать лет померещилось, а она на том своём видении строит всё своё будущее!
Она закрыла глаза. И сразу пропала внешняя жизнь. Нету людей, сумерек храма, её, есть Он, создавший людей и деревья. Есть Он, пославший Своего Сына помочь людям определить свой путь, что самое трудное в жизни. Сын Бога повёл людей за собой. Он пытался открыть им их назначение, передать им замысел своего Отца. Его предал человек. Его убили люди, к которым он пришёл с открытым сердцем.
