После таких слов я всегда еще усерднее тренировался, игнорировал боль и головокружение, приходил в зал и разминался с грушей — девушка каждый вечер обрабатывала мои сбитые костяшки, с каждым разом все больше и больше ругаясь себе под нос.

«Ради тебя стараюсь, дуреха», — думал я, смущенно отворачиваясь в сторону, когда она пронзительно смотрела на меня с немым упреком в карих глазах.

Во время одной из таких перевязок она внезапно заговорила со мной:

— До двадцать третьего декабря еще есть время. Зачем ты себя мучаешь?

Я закинул голову, заглядывая в лицо девушке, стоявшей надо мной.

— Я хочу стать сильнее, — четыре слова, которые преследовали меня с самого раннего детства.

Кетерния на секунду замерла, думая о чем-то.

— Глупо пытаться стать сильнее, если ты сломан, — казалось, будто эти слова были сказаны не мне.

— Я все же постараюсь.

Стражница резко захлопнула аптечку и поставила ее на полку, не собираясь отвечать на мои слова. Она решительно направилась к двери, но замерла в дверном проходе.

— Давай условимся, — говорила она, не поворачиваясь ко мне, — если завтра ты сможешь выиграть меня в рукопашном бою, то можешь тренироваться, пока конечности не отсохнут. В противном случае ты будешь паинькой и будешь слушаться меня.

— Согласен, — уверенно ответил я, поднимаясь на ноги и потягиваясь.

Кетерния повернулась и улыбнулась мне через плечо, привычно сверкнув золотыми глазами, в которых плясали чертята.

На улице было темно: было раннее утро. Стражница уже была в зале, когда я вошел. Она сжимала и разжимала ладонь, заставляя маленький огонек, появлявшийся по ее приказу, гаснуть и загораться вновь.

— Начнем? — спросила она, встав напротив меня.

Ее руки были обмотаны марлей в несколько слоев. Я видел, как Себастьян показывал ей, как это нужно было правильно делать. Волосы Кетернии, отросшие с нашей первой встречи, были убраны в тугой хвост на затылке, чтобы не мешать ей во время сражения.

— Да, — я хрустнул костяшками, готовясь к битве.

Девушка ухмыльнулась так, как она всегда улыбалась раньше: сейчас я почти не видел ее искренней улыбки.

Кетерния ринулась на меня, со всей силы ударяя запястьем в солнечное сплетение. Я согнулся пополам, жадно хватая воздух ртом, словно рыба, выброшенная на берег.

«Нужно сосредоточиться», — приказал я сам себе, выпрямляясь во весь рост.

Удар — блок. Подножка — прыжок. Выпад — пара шагов назад. Я впервые дрался с ней так: ее уровень сильно возрос с момента нашего последнего сражения.

«Не удивлюсь, что Леруаморо сыграл в этом свою роль, — подумал я, замахиваясь рукой для удара в грудь, но быстро перевел удар на ребра. — Оно к лучшему, теперь она может себя защитить».

Моя атака попала точно в цель, отшвырнув девушку в сторону, но стражница быстро подставила ногу, затормозив свое тело.

— Ты как-то вяло дерешься, — прокомментировала она, обрушивая на меня серию быстрых ударов, ни один из которых не достигал цели.

Она была совершенно права: каждое мое движение усиливало нарастающую боль, мешая драться серьезно.

«Нужно это исправить», — заключил я, приседая вниз, когда Кетерния намеревалась пришибить меня ногой.

Я резко поднялся и схватил ее за ногу, закидывая ее себе на плечо.

— Хорошая растяжка, — бросил я, ухмыльнувшись.

«Удар по ребрам, остановить нападение, выкрутить ее руку», — перечислял я, сосредоточенно следуя своему плану.

Каждая попытка Кетернии снять ногу с моего плеча заканчивалась тем, что я ударял стражницу еще больнее, еще изощреннее, заставляя ее морщиться от боли. Однако она не сдавалась, словно не понимая, что не одна она тренировалась последнее время — я тоже не сидел сложа руки.

— Эй, Александер! — позвала она меня и резко подпрыгнула, опираясь мне на плечо, и быстро перелетела через меня, оказавшись позади.

Чертовка со всей силы ударила меня в спину. Я сделал пару неловких шагов вперед, пошатнулся от неожиданности, но удержался на ногах. Я не повернулся к ней, вслушиваясь в ее движения.

«Сейчас», — понял я, рывком разворачиваясь к Кетернии, занесшей руки для решающей атаки, и молниеносно ударил ее в живот, направляя тело стражницы к земле.

Кетерния больно ударилась о пол, прикрыв глаза на мгновение. Я выпрямился и посмотрел на нее, пытаясь перестать испытывать к ней что-либо, но все было бесполезно. Всегда бесполезно. Я протянул ей руку:

— Давай, хватайся, Кетерния.

Стражница мягко улыбнулась, принимая мою помощь. Мы стояли напротив друг друга, не решаясь приблизиться. Я сделал решительный шаг вперед и заключил ее в объятия, прижимая к груди, перебирая ее волосы, убранные в хвост. Кетерния вцепилась в мою футболку, глубоко вдыхая, чтобы не заплакать.

— Успокойся, я тут, — шептал я, чувствуя, как ее плечи вздрагивают.

Мы простояли так всего пару минут, но казалось, будто прошло лишь несколько секунд. Стражница отстранилась и провела рукой по моей груди, высушивая предательские пятнышки слез, впитавшиеся в мою футболку. Я перехватил ее ладонь и поднес ее к своим губам, легко целуя ее пальцы, теперь тоже украшенные шрамами. Кетерния улыбнулась, смущенно вырывая руку.

— Дурень, — сказала она, разматывая бинты, и направилась к двери, зная, что я последую за ней.

— Ты проиграла, — радостно заявил я, нагнав ее.

— Мы же оба прекрасно знаем, что, даже если бы я победила, ты бы все равно поступал по-своему, — заявила девушка, упав на диван перед телевизором. — Я права?

Я лег около нее и положил ей голову на колени, чтобы она, как всегда, перебирала мне волосы, пока мы смотрели кино.

— Ага, — подтвердил я и довольно улыбнулся ей в ответ.

***

— Смотри, правильнее ударять так: ты затратишь меньше сил, а урон нанесешь больше, — Себастьян показывал Кетернии один из приемов, а она повторяла за ним.

Мы с Мариссой сидели поодаль и молчали, от скуки вслушиваясь в шуточные перебранки огненных стражей и шум прибрежных вод. С момента нашего с Себастьяном сражения прошел месяц, мы практически восстановились, но продолжали следовать плану о самостоятельных тренировках. Только вот если Кетерния и Леруаморо действительно занимались, то мы с Мариссой шарахались друг от друга как от огня.

«Точнее, она шарахается», — устало подумал я, перебирая пожухлую траву между пальцами.

За весь этот месяц я три раза пытался извиниться перед ней за тот глупый поцелуй, который, похоже, слишком сильно терзал ее: только я начинал говорить, как ее щеки покрывались лихорадочным румянцем, и она пыталась поскорее сбежать от меня, обычно спотыкаясь о камень или запутываясь в собственных ногах. Эта Марисса скорее напоминала девушку в цветастом платье и белой шляпе, но еще более несобранную. Когда британка уходила, я безразлично тренировал меткость своего удара, метая кинжалы в противоположное дерево или камень. Однако сегодня ледяная стражница не торопилась уходить, она лишь иногда поглядывала краем глаза на меня, а затем, прерывисто выдыхая, вновь отворачивалась в другую сторону.

— Ты хочешь что-то сказать? — спросил я, вглядываясь в марево заката: солнечные лучи последний раз освещали берег реки, созданный Себастьяном.

Марисса медленно развернулась ко мне, убирая короткие волосы за уши.

— Да, хотела, — она подняла на меня свои серебряные глаза.

Я кивнул, показывая, что готов ее выслушать, но стражница продолжала молчать, внимательно рассматривая меня.

— Тот поцелуй…

— Мне жаль, что я заставил тебя чувствовать себя неуютно, — сразу прервал я ее, смело встречая ее взгляд.

— Это не совсем то, что я хотела услышать, — внезапно сказала она, мягко улыбнувшись, и пододвинулась поближе ко мне. — Я лишь хотела сказать, что ни о чем не жалею, что это было просто неожиданно, а не ужасно.

Марисса сбилась, слегка покраснела и сжала кулаки, собираясь с мыслями.

— Просто тогда мне показалось, что ты словно сошел с ума, а может, звал совсем и не меня, — меланхолия сквозила в ее словах.