— Это называется PSP, — начал терпеливо объяснять Алекс. — Там много игр, как в большой приставке. И, да, я покажу тебе, как ей пользоваться.

С этого момента вещи Алекса перестали загадочным образом обнаруживаться в Ваниной спальне. А сам Иван теперь частенько ходил за Алексом хвостом, взирая на старшего брата с преданностью и обожанием.

О родной матери Ваня вспоминал нечасто. Женя с Эмметом так и не нашли в себе сил сказать мальчику, что Натальи уже нет в живых, но с удивлением отмечали, что он, даже не зная о случившемся, всегда говорил о матери в прошедшем времени. Без сомнения, он скучал по ней. Не мог не скучать по единственному человеку, который, пусть и плохо, но заботился о нём, и, наверное, даже по-своему любил. Но вместе с тем складывалось впечатление, что мальчик, хотя и неосознанно, сделал свой выбор и даже не помышлял о возвращении в прежнюю жизнь. Здесь были рады каждому его достижению. Здесь не было обшарпанного, заваленного грязной посудой стола на кухне, за которым он, живя с Натальей, проводил в одиночестве часы, ожидая, пока мать придёт в себя в ванной или вернётся с охоты за очередной дозой. Здесь было тихо, тепло и уютно. И Женя, и Эммет навсегда запомнили тот день, когда Иван впервые назвал их папой и мамой. Опустившись перед сыном на колени, Евгения обнаружила, что не может и слова вымолвить от сковавшего лёгкие спазма. Она просто прижала Ваню к себе и долго укачивала его в своих руках, глядя по спине. А Эммет вдруг сорвался с места и унёсся в их с Женей комнату. Она нашла его лежащим ничком на супружеской кровати. Взрослый мужчина плакал, словно ребёнок, накрыв голову подушкой, чтобы заглушить звуки собственных рыданий.

— Эммет, не надо, — Женька присела рядом и с нежностью провела по коротко остриженным волосам мужа. — Только не говори, что расстроен.

Эм отбросил подушку в сторону и сел, устремив на Евгению покрасневшие глаза.

— Расстроен?! — с недоумением воскликнул он. — Скорее, растроган. Конечно, мы ждали и верили, что когда-нибудь это произойдёт. Но всё равно его «папа» застало меня врасплох. Это было… потрясающе! Прости, что расклеился — просто не смог совладать с эмоциями, — Эм смущённо потупился.

— Не извиняйся, — Женя покачала головой и, заключив лицо мужа в ладони, принялась подушечками больших пальцев стирать слёзы с его щёк. — Это не преступление — плакать от счастья, потому что наш мальчик назвал тебя папой.

— Наш мальчик, — вслед за ней повторил Эм. — Наш…

— Конечно, он наш. А чей же ещё? — Женька говорила таким тоном, словно перед ней был несмышлёный ребёнок, а не её собственный, давно повзрослевший муж. — Ты защитил его, показал, что жизнь может состоять не только из лишений и страха перед будущим. Ты любишь его, и он это чувствует и тоже тебя любит. Ты — его папа, Эммет.

— Мы, Женя. Ты и я. Мы вместе смогли изменить его мир. У нас получилось! — ликовал Эммет. — Всё было не зря, понимаешь? Я мог бы и не пойти за тем дурацким кофе, мог не наткнуться на тех бомжей. И не хочу даже думать, что тогда случилось бы с Ваней, на каком замызганном пятачке он бы сейчас сидел, прося подаяния. Сама судьба отправила меня в эту кофейню!

Одновременно с его радостными воплями на столике у кровати ожила детская рация — дневной сон Софии подошёл к концу.

— Она, наверное, голодная, — встрепенулась Женя. — Я сейчас пойду к дочери, а ты отправляйся к мальчикам — они были немного удивлены твоим внезапным исчезновением. Дай им знать, что с тобой всё в порядке, многодетный папаша.

— Многодетный, — задумчиво протянул Эммет прежде чем выйти из комнаты. — Мне нравится это слово. Много детей… Может, нам стоит подумать о том, чтобы их стало ещё на одного больше?

— А не пора ли остановиться, Каллен? — хихикнула Женька.

— Не-а, — нагло заявил он и поспешил скрыться за дверью, ловко увернувшись от летевшей в его сторону подушки.

========== Эпилог. Часть 2 ==========

И снова за окном темно,

И смотрят звёзды вниз.

Мои сокровища давно

По спальням разошлись.

В своих кроватях сладко спят

Во власти тишины

Над ними Ангелы парят,

Раскрашивая сны.

Три белых Ангела с небес

Готовы подарить

Трём душам детским мир чудес,

От бед их защитить.

Скрывает звук моих шагов

Пушистый ворс ковра,

Пока свет тусклый ночников

Гашу я до утра.

Преодолев ступеней ряд,

Спешу попасть туда,

Где, знаю я, ещё не спят,

Где ждут меня всегда

Легко я прикоснусь рукой

К таким родным губам

И к тёмным, шёлковой волной

Бегущим волосам.

Ванили аромат плывёт

По тонкому плечу,

Вот-вот с ума меня сведёт.

И пусть — я так хочу!

Безумство губ, безумство фраз,

Касания нежны…

Любовь здесь правит бал сейчас

Под музыку луны.

— Давай, Даня, нужно подуть на огонёк, — предложила Белла.

Она сидела за кухонным столом, держа сына на руках. Перед ними высилось огромное двухъярусное кремово-бисквитное чудо, вершину которого венчала симпатичная фигурка-грузовичок, вылепленная из сахарной мастики умелой рукой кондитера. Тот потрудился на славу, сотворив к первому дню рождения Даниэля Каллена торт по заказу Эдварда. Рядом со съедобной машинкой в глазурь была воткнута единственная свечка. Белла показала сыну, как нужно её задувать, и он, подражая матери, вытянул губы трубочкой и направил воздушную струю на пляшущий перед ним огонёк. Свеча погасла, а Даниэль подался вперёд, не оставляя безуспешных попыток завладеть грузовиком. Помещение кухни наполнилось звуком аплодисментов и радостными возгласами гостей. Даня кочевал из одних рук в другие и удивлённо хлопал глазами, пока бабушки, дедушки, дяди и тёти поздравляли его. Помимо Танечки, Николая и Даши с Никитой, здесь были и Эммет с Женей и детьми, и родители Эдварда, прилетевшие из Штатов, чтобы поздравить внука. И даже Элис с Джаспером, бросив все дела на ранчо, решили навестить Калленов.

Праздничный стол разместили на летней веранде. Место нашлось каждому. Даниэля и Софию усадили рядом на двух детских стульчиках. Дэни развлекался тем, что тянул за клюв резинового утёнка, лежавшего в ладошках его двоюродной сестры. Когда мягкий эластичный материал в его пальцах растягивался, а потом, негромко щёлкнув, принимал прежнюю форму, малыш довольно хихикал.

— А они неплохо ладят друг с другом, — хмыкнул Эммет, наблюдая за детьми.

— София — его кузина, — рассудительным тоном заметила Эсме. — Так и должно быть.

— Ну, не знаю, — Эммет призадумался. — Когда мы были маленькими, наш двоюродный брат Джеймс часто гостил у нас на летних каникулах вместе со своей матерью. Помнишь, Эдвард, визиты тёти Элизабет?

— Как не помнить, если всё то время, пока они с сыном находились в нашем доме, я только и слышал вопли Джеймса, каждую минуту находившего повод пожаловаться на тебя своей мамочке.

— Точно, — Эм фыркнул. — Он по-тихому портил мои учебники, пачкал своими вечно измазанными шоколадом пальцами мои вещи, и вообще делал всё, чтобы довести меня до бешенства. А получив за это от меня, нёсся к тёте Лиззи, чтобы в очередной раз пожаловаться на скверного Эммета.

— О, поверь, сейчас, когда он вырос, «засранец» стало его вторым именем, — пробубнил Карлайл, с опаской косясь на Эсме.

Она строго посмотрела на мужа, и тот, смущённо хохотнув, только пожал плечами. Но как только Эсме отвлеклась на беседу с Евгенией, Карлайл вновь повернулся к сыновьям и хитро подмигнул сразу обоим.

Благодаря царившей за столом уютной атмосфере, время пролетело незаметно. Уже близился вечер, когда было принято единогласное решение перекочевать с веранды в гостиную. От внимания Эсме и Элис не ускользнул немного усталый вид Изабеллы, и они, усадив её на диван, вызвались помыть посуду, пообещав после уборки угостить всех кофе по фирменному рецепту Эсме Каллен. Настроены они были решительно и отказов не принимали. И Белла, не желая тратить остатки сил на спор, который, она знала заранее, всё равно проиграет, только благодарно кивнула и осталась с гостями. Пока Белла, устроившись у мужа под мышкой и млея от плавных движений пальцев Эдварда, массирующих её уставшую спину, тихо сидела на диване, взгляд её путешествовал по лицам родственников и друзей, собравшихся сегодня в доме. Даша сидела на маленьком двухместном диванчике. Её пальцы блуждали в волосах Никиты, который, устроившись на полу, откинул голову на колени девушки. Они недавно подали заявление, и через месяц младшая сестра Беллы станет женой майора Дубова (Никита получил повышение по службе полгода назад). Кто бы мог подумать, что эти двое будут вместе, что так сильно полюбят друг друга? Николай Журалёв, как ни странно, быстро смирился с выбором младшей дочери, сменив гнев на милость. К тому же, с недавних пор ему просто стало некогда лелеять своё предвзятое отношение к будущему зятю и упорно выискивать в нём недостатки. Подвязка, пойманная Николаем на свадьбе Изабеллы, оказалась судьбоносной — Журавлёв-старший переживал роман с коллегой по работе. С Катериной, которая была младше его всего на пару лет, Николай словно ожил, превратившись из угрюмого одиночки, предпочитавшего проводить вечера за телевизором, в существо с горящими юношеским задором глазами и мечтательным выражением, так часто теперь застывавшем на его лице. Только познакомившись поближе с той, кто являлся причиной столь резких перемен в характере отца, Белла поняла: рядом с Катериной просто невозможно было находиться в плохом расположении духа. Оптимистка по жизни и хохотушка, та умудрялась находить светлые стороны даже в самых, казалось бы, безнадёжных и мрачных ситуациях. Своей бешеной энергией она буквально вытягивала Николая из того чувства безнадёги и тоски, в которое он погрузился после смерти Маргариты. И за это Белла испытывала к женщине нескончаемую благодарность. Катерина буквально вдохнула в Николая желание не существовать, а именно жить дальше.