— Ага, Каллен. Только ты мне зубы не заговаривай. Расскажи лучше, где ты нашёл это голубоглазое чудо.

Смиренно вздохнув, Эммет начал своё повествование. Говорил и говорил… А Женька то зло хмурила брови, слушая о противостоянии с толпой попрошаек, то, узнав об образе жизни матери Ивана, поражённо качала головой и утирала слёзы.

— Нужно было поставить в известность полицию, — заметила она, услышав все подробности происшедшего.

— Эдвард сказал то же самое, — Эммет покаянно кивнул. — Но, понимаешь, милая… В тот момент я не думал об этом. Он выглядел таким напуганным, несчастным, растерянным. И всё чего мне хотелось тогда — это вытащить Ваню из лап этих… граждан и увезти его туда, где его обогреют, накормят, где будет уютно и тепло. И лучшего места, чем наш дом, я просто не знаю. Осуждаешь меня?

— Нет, — немного подумав, ответила Евгения. — Ты иногда ведёшь себя по-детски. Действуешь на эмоциях вопреки логике. И как я могу осуждать тебя за желание дать обделённому судьбой мальчишке толику домашнего уюта? В конце концов, твое решение было продиктовано стремлением защитить и обогреть. В этом весь ты: огромный, устрашающего вида здоровяк с доброй душой и повадками папы — медведя. Именно такого я тебя и люблю, — Женя с нежностью погладила мужа по щеке.

— Как мы должны поступить теперь? — прошептал Эммет, склонив голову к ладони жены и накрывая её пальцы своей ладонью. — Признаю, я немного растерян.

— Что-нибудь придумаем, — успокаивающе проворковала она. — Обещаю.

Едва дождавшись утра, Женька начала действовать. Первым делом она расспросила Ивана о его матери. Всё, что он смог назвать — её имя и название улицы в Москве, где жил до этого времени. На вопрос об отце Ваня только равнодушно пожал плечами и сказал, что своего папы он вообще ни разу не видел и ничего о нём не знает. Понимая, что данных слишком мало, она всё же позвонила Никите и уговорила его разузнать хоть что-нибудь по своим каналам о некой Наталье Никифоровой, обитательницы одного из спальных районов столицы. Поворчав о том, что дела так не делаются, и вместо того, чтобы прятаться в доме у Эммета и Жени, мальчик должен находиться под опекой социальных служб, Никита всё же согласился помочь и пообещал сообщить, как только накопает информацию. Он перезвонил уже на следующий день с неутешительной новостью: недалеко от Комсомольской площади, на парковой скамейке было найдено тело молодой женщины со следами передозировки наркотиков. При ней был паспорт на имя Натальи Никифоровой, двадцати трёх лет отроду. В графе «Дети» значилось: Никифоров Иван Сергеевич. И судя по указанной здесь же дате появления на свет, Ване только недавно исполнилось четыре года. Подняв в базе данных сведения о гражданке Никифоровой, Дубов выяснил, что та была выпускницей детдома. И это означало только одно: после смерти матери у Вани не осталось никого из родственников, которые могли бы взять на себя заботу о мальчике. Ивану, как и когда-то его маме, грозил детский дом. Той же ночью ни Женя, ни Эммет так не смогли уснуть. Они долго лежали, глядя друг другу в глаза. И каждый из этих двоих думал об одном и том же — о будущем мальчика и о том, что судьба маленького найдёныша сейчас зависела именно от них.

— Я не могу отправить его в приют, — Женька вдруг подскочила и села в кровати, вперив в мужа наполненный отчаянием взгляд. — Скажи, что он останется с нами, Эммет.

— Ты ведь уже знаешь мой ответ, — прошептал он, притянув жену обратно к своему боку. — Так и будет — Ваню мы не отдадим.

Как только органы опеки узнали о затеянном супругами Каллен процессе усыновления, они поспешили навестить их. Цель своего визита они объяснили так: пока нет законных на то оснований, Женя с Эмметом не имеют право удерживать ребёнка в своём доме. Являясь юристом по образованию, Женя отчётливо осознавала их правоту и только молча ревела, когда одна из сотрудниц опеки безуспешно пыталась уговорить мальчика на переезд. Но он, по всей видимости, не собирался идти на уступки — вцепившись в дверной косяк побелевшими от напряжения пальчиками, Ваня истошно орал. Он, как мог, сопротивлялся тянувшей его к выходу незнакомой женщине и умоляюще смотрел на притихших Женю и Эммета. В конце концов, Эм, видя, что мальчик уже начал задыхаться от пронизывающих его хрупкое тело рыданий, не выдержал.

— Всё, хватит! — рявкнул Эммет. — Ребёнок никуда не поедет!

— Но… — выдохнула покрасневшая от возмущения дама. — Мы не можем уйти без него. Это незаконно!

— Если у мальчика прямо сейчас произойдёт нервный срыв, или он потеряет сознание, обессилев от плача, отвечать будете именно вы, — парировал Эммет.

Чиновница замерла, а потом… просто опустила руки и поникла, внезапно растеряв весь боевой настрой. Она окинула маленького упрямца жалостливым взглядом и обессиленно выдохнула.

— Что же… пусть остаётся. Под вашу ответственность. Но вы просто представить себе не можете, насколько иногда затягивается оформление документов. Хотя… — женщина невесело усмехнулась и обратилась к Жене: — Я слышала, что вы, Евгения — преуспевающий адвокат. О вашей напористой натуре и умении пробиваться сквозь чиновничьи заслоны в нашем городе ходят легенды. Желаю вам удачи.

— Спасибо, — сухо поблагодарила её Евгения. — Будьте уверены, сделаю всё от меня зависящее. А может, и больше, — с едкой ухмылочкой добавила она.

— Yes, это моя девочка! — довольно крякнул Эммет, и, совершенно не стесняясь наблюдавшей за ними гостьи, чмокнул жену в губы.

Женя не солгала, давая обещание выложиться на сто процентов. Переходя из одной инстанции в другую, порой без стука, а иногда — ногой открывая очередную заветную дверь, она настаивала, требовала и, в конце концов, добивалась очередной бумаги, необходимой для усыновления Ивана. Она без стеснения пользовалась всеми своими адвокатскими связями и буквально рыла носом землю, собирая нужные документы. А когда к ней присоединялся Эммет, и они вдвоём вваливались в кабинет какого-нибудь чиновника, тот от греха подальше предпочитал отделаться малой кровью и ставил подпись в нужной графе, мечтая, чтобы эта энергичная парочка как можно быстрее исчезла с его горизонта. И результат этой сумасшедшей гонки был налицо: очень скоро в семье Эммета и Евгении появился ещё один сын — четырёхлетний Иван Каллен. К облегчению обоих родителей, Алекс отнёсся к появлению младшего брата вполне благодушно. А маленькая София поначалу просто с любопытством таращилась на Ваню, но с течением времени сильно привязалась к добродушному застенчивому мальчугану.

Иван, как и многие его ровесники, был сладкоежкой, но в своей прежней жизни возможность полакомиться конфетами выпадала ему нечасто — в доме Натальи зачастую не было самых необходимых продуктов, не говоря уже о сладостях. В первое время Женька, меняя постельное бельё, часто находила под матрасом приёмного сына горки из конфет. Ваня таскал их из кухонного шкафа и прятал — сказывалась старая привычка делать запасы «на чёрный день». По мере того как Иван привыкал к размеренному, наполненному спокойствием существованию и постепенно осознавал, что явление это — никак не временное, но постоянное, количество сладостей постепенно уменьшалось. А однажды Женька, приподняв матрас, не обнаружила там ни одного сладкого сюрприза. То же самое касалось и игрушек. Иван обожал машинки, и Эммет на радостях накупил их для него несметное количество. Но, несмотря на это, Алекс порой обнаруживал пару-тройку своих старых игрушек в комнате брата. Однажды, позвав Ваню в свою спальню, Алекс выволок на середину ковра большой контейнер с игрушечными грузовиками и легковушками.

— Забирай, — предложил он, подтолкнув пластиковый ящик к Ивану. — Они твои.

— Правда?! — Ваня с недоверием покосился на Алекса.

— Ага, — кивнул тот. — И ещё… Знаешь, если тебе захочется одолжить что-то из моих вещей, ты просто попроси.

— Честно-честно? — брови Ивана выгнулись от изумления. — И даже во-он ту штучку с кнопочками? — он вытянул шею, глядя на портативную игровую консоль, лежащую на письменном столе.