"Сайдара, когда я скажу, бросай его, а сам с Амалией поднимайся как можно выше, хорошо?"

"Да, господин"

Дан соскользнул вниз, но почти сразу завис в воздухе и, приказав Сайдаре бросить Сулима, подхватил того воздушной рукой. За эту долю секунды Сулим успел завопить так, что половина людей на площади шарахнулась по сторонам, то ли они испугались, что он сейчас упадет на них, то ли подумали, что на них еще что-нибудь обрушится, следом за мужчиной. Издав почти единогласное "ах", все неотрывно смотрели на происходящее в воздухе, как птица поднялась выше, а человек с немыслимыми серебряными волосами, парил в воздухе, перемещался по воздуху, и каким-то образом не давал упасть связанному мужчине. В страхе люди уступили им большую часть площади. Швырнув Сулима на землю, Данислав сам приземлился на помост перед людьми, которых собирались повесить, вблизи они, действительно, выглядели очень скверно, изможденные, израненные, не понятно, как они вообще держались на ногах. Но все-таки как бы ни было жестоко правосудие, Дан понимал, казнь - это мера наказания, за что-то же ее назначили, но вот за что?

Что сделали эти люди?

Все молчали, таращились то на него, то на Сулима, который отчаянно пытался встать, никто не подошел и не помог ему, хотя он узнал нескольких стоящих здесь человек, и его они тоже, наверняка, узнали. Однако никто ничего не делал.

Я спрашиваю еще раз: что сделали эти люди?

На этот раз слабый голос с задних рядов неуверенно произнес.

Это рабы.

Рабы. Да, в Союзе Пяти Мужей были рабы, Дан почувствовал, как холодок пробежал по спине, ведь раньше он просто знал, что есть такая страна, где существует рабство, но оказаться в этом месте непосредственно - это совсем другое. Он словно сейчас осознал значение самого слова "рабы", это даже не люди, они только живые вещи своего хозяина. А он еще возмущался в свое время, что Лиан его держит в качестве раба, а не сотрудника! Ведь на него подчас сваливали столько работы, которую вполне могли и должны были выполнить другие сотрудники, что Дану иногда поспать удавалось всего несколько часов в сутки; при этом если он где-то что-то не успевал проконтролировать, и Лиан узнавал потом, что исчезла часть выделенных средств, пусть даже небольшая, или сданная работа была выполнена не полностью, не в срок, все шишки сыпались на него. Однажды Дан вообще сорвался и сказал, что уходит, увольняется и даже стал писать заявление, но Лиан выхватил и порвал бумагу, заявив, что так просто отказаться от своих ошибок он ему не позволит. Только после того, как лекари сказали, что странный двухдневный сон - это признаки переутомления, Лиан испугался и то, только на недели две. Но что значило это в сравнении с тем, что эти люди не могли выбирать, не могли спорить, да и вообще иметь собственное мнение, они не могли решать за себя; все время обязанные кому-то, они не имели права ни на что, у них были только бесконечные обязанности и обязательства. Их могли избить, унизить, лишить жизни, и никто, никто не мог заступиться за них.

За что вас хотят казнить? - Дан развернулся и задал вопрос двум рабам.

Оба с минуту молчали, то ли не верили, что вопрос адресован именно им, то ли пытались подобрать слова. Наконец, мужчина ответил.

Мы не подчинились воле нашего господина, - едва волоча языком, произнес он.

А именно?

Мы не хотели, чтобы нашу с Линой, - кивнул он в сторону женщины, которая не просто молчала, а покорно склонила голову, когда он начал говорить, - дочь отдали в дом отдыха для господ.

Дан не понял значения его слов, но уловил общий смысл: ничего хорошего в доме отдыха для их дочери, похоже, не было.

Ей всего двенадцать.

Дана невольно передернуло, но его чувства никто из собравшихся на площади не разделял.

Да что с ними говорить?! Это же рабы!

Начиная с того момента, как все увидели гигантскую черную птицу в воздухе, люди так или иначе переговаривались меж собой, сейчас перешептывания переросли в недоуменные реплики: "Да кто это вообще?", "Чего он хочет?", "Почему он слушает простых рабов?" Меж тем по закону осужденным рабам не полагалось давать слово, а тут из их уст лились целые объяснения их проступка, и, похоже, тот, кто спустился с небес, слушал их, слушал и сочувствовал! Некоторые просто не могли перенести такое и, едва Дан заявил всем: "Эти люди невиновны!", запустили в сторону помоста все, что попалось им под руку. Палки с дороги, продукты из сумок, кто-то даже швырнул змею, неизвестно откуда взявшуюся - если только этот кто-то не носил ее у себя за пазухой. Однако стоило любому предмету коснуться невидимой черты вокруг юноши, как все звучно и с большей силой отлетало обратно. Палки били в лицо, продукты попадали в самые неприятные места, а змея удавкой закрутилась вокруг шеи своего отправителя. Почти единогласное "Ах!" сменилось восхищенным восклицанием.

Освободитель! - это произнесла женщина-рабыня, чем еще больше потрясла всех собравшихся на площади.

Выдернув голову из петли - охранник, который находился еще пару минут назад на подмостках, спрыгнул вниз сразу, едва увидел, что кто-то движется с неба в его сторону, и не мог помешать ей сделать это - женщина опустилась на колени и склонила голову перед Даниславом.

О, нет, нет! Не нужно этого! - тут же возразил Дан и, взяв ее за плечи, поднял на ноги.

Белая от страха, потрясенная до глубины души Лина едва не лишилась чувств. Дан непонимающе посмотрел на нее и, пожав плечами, молча развязал веревки на ее руках. Когда он повернулся лицом к людям на площади, то никого не увидел, все в ужасе разбежались, еще когда предметы стали отлетать обратно. Только несколько человек, что попрятались за телеги и прилавки по краям площади, в том числе и Сулим, оставались здесь.

Ты и, правда, Освободитель! - прошептал раб, потрясенный не меньше своей жены.

Что это значит? - переспросил Дан, развязывая ему руки. - Это просто факт или вы кого-то конкретного имеете ввиду?

Но ты освободил нас!

Да, потому что вас осудили ни за что.

Это ты, ты пришел к нам! - вслед за женой, мужчина рухнул на колени перед Даном и женщина, глядя на него, тоже.

Да что вы в самом деле! - не понимал Дан. - Встаньте, встаньте, я прошу вас!

Не смотря на то, что это противоречило их пониманию, оба покорно встали.

Ваша дочь, где она, где этот дом отдыха для господ?

Упоминание о дочери, разом убило всю их радость, на глаза Лины навернулись слезы, а ее муж грустным голосом ответил.

Ее забрали. Вряд ли она еще жива.

Дан почувствовал, как холодок пробежал по телу.

Почему?

Девочки, - мужчина нервно облизал губы, - редко выживают. Если бы она была старше.

Но вы ведь не можете знать этого наверняка! - почти воскликнул Дан, - А если она жива? Если она ждет вашей помощи?

Но ведь это дом отдыха для господ.

Мне плевать! - резко оборвал его Дан. - Где это, как далеко отсюда?

Это в городе, не здесь.

Где этот город?

Это далеко отсюда.

Вы можете показать? - требовательно спросил Дан, обращаясь к женщине, та испуганно посмотрела на него, потом на мужа и вновь на него. - Что? Я не понимаю! Почему вы молчите?

А-а, господин. Она ведь рабыня.

И что? - спросил вконец сбитый с толку Дан.

Женщина не имеет права говорить с мужчиной без разрешения своего мужа, отца или брата, а рабыня без разрешения любого мужчины.

В жизни не слышал более бредового правила! - сразил их своим ответом Дан. - Даже на памяти моих предшественников из далекого прошлого такого не было.