© Кубеев М.Н., 2012

© ООО «Издательство «Вече», 2012

© ООО «Издательский дом «Вече», 2012

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2017

Пролог[1]

У каждого московского кладбища есть свои жуткие истории. Стоит попросить кого из могильщиков-старожилов дать пояснения тому или иному странному памятнику, и понеслось-поехало, такое наговорит… Оторопь возьмет. День ночью покажется. Наслушаешься, и ноги сами собой быстренько-быстренько поведут к выходу. Чур меня, чур меня. Подальше от вечного безмолвия, поближе к живым людям.

Совсем недавно на Ваганьковском кладбище, самом большом и старом в Москве, на южной его стороне у бетонной ограды, за которой пробегает шумное Звенигородское шоссе, появились три захоронения. Три свежие могилы. У одного холмика в изголовье высится граненый столб. Он из белого мрамора. Над ним сверху прикованная цепями красуется высокая ажурная корона. Она из нержавейки. Острые точеные зубчики холодно поблескивают в лучах изредка пробивающегося сюда сквозь зелень солнца. Кто покоится под белым мраморным столбом с короной? Судя по имени и фамилии, это женщина, а вот подробности ее скоропостижной смерти знают очень немногие люди.

Почти у самого забора расположился второй насыпной холмик. Сверху на него положена серая гранитная плита, на ней фигурка из тонированной обожженной глины – странный черный человечек в движении, на глазах повязка, а руки заведены за спину. Чудик какой-то. Блуждает в темноте. За венками и цветами скрывается портрет молодой черноволосой женщины.

Рядом разместилась третья могилка. Совсем незаметная, один холмик. Похоронен мужчина. Говорили, будто в припадке буйной ревности он напал на свою невесту, потом выбросился из окна. Какая-то кровавая драма вышла. Со временем в изголовье воткнули простой железный крест, повесили венок из искусственных тюльпанов и табличку из фанеры с размазанными на ней кривыми буквами, которые и прочесть-то невозможно. Говорили, что все трое каким-то образом были связаны между собой. Любовный треугольник?

Старожилы считают, что это место нехорошее. Под землей накопилось много черной энергии. Откуда? Еще с тех времен, когда в Москве чума бродила и в восемнадцатом веке в эти окраинные места сбрасывали всех подобранных на улицах скончавшихся бездомных. Позднее и дворян уложили. Всех закопали в одной яме. Не меньше полмиллиона. Это факт. Там, под землей, такое бродит…

В память о жертвах черной повальной болезни лежал в этих местах огромный камень, древний валун. Лет тридцать назад по выходным возле него собирались кладбищенские выпивохи. Среди них выделялся один, называл себя профессором, философом, просил величать господином Роговым, их светлость из дворян. Вот врать мастер! Алкаши-ветераны не без содрогания вспоминали этого странного человека с бледным испитым лицом. Хотя облик у него в самом деле был интеллигентный – высокий лоб, красные губы и зеленые глаза. По его рассказам выходило, что он медик из Ленинграда, то бишь из Петербурга. Учился там на фармацевта. Потом перебрался в Москву, написал философскую книгу, вызвавшую вначале фурор, а потом разгромную критику, с горя запил, ушел из дома и подвязался в какой-то мастерской модельщиком, изготавливал гипсовые бюстики Ленина, Горького, Маяковского. В выходные дни непременно с бутылкой «Московской» появлялся у валуна.

Могильщики выбрасывали наверх комья рыжей глины, он садился на груду вывороченной земли с белевшими костями, дрожащими руками брал череп и бормотал типа «быть или не быть». Потом говорил о бренности всего сущего, о смертельном воздействии мистики на человека. Его слушали, соглашались, но ждали другого – когда же, черт его побери, расстелет на валун газетку, порежет соленый огурец и нальет. После первого стакана он показывал древний фокус оракулов-мистиков – найденный череп обмазывал сырой глиной. Восстанавливал лицо. И появлялись высокий лоб, хитроватая улыбка, узкие глаза. Вначале думали, что это молодой Ленин. Но без усов и без бороды. Потом считали, что он становится похож на Горького, – волосы были длинные. Рогов замазывал изъяны, поправлял губы, вытягивал нос, а потом свое изделие припудривал зубным порошком – ну вылитый Маяковский в мраморе!

А к следующему выходному, когда глина высыхала, алкаши ахали от удивления – на них смотрела их светлость Рогов. Как отлитый! Он ставил свою ужасную белесую голову на валун. В ее глазах ядовито светились зеленые огоньки – круглые стекляшки от узких горлышек двух бутылок. Все высказывали единое мнение: свой человек, вылитый алкаш. И смеялись. Рогов, довольный произведенным впечатлением, тоже смеялся. И продолжал свой фокус – доставал из кармана маленькое зеркальце, приближал его к губам головы. И оно запотевало!

– А мужик-то из нашей компании, был пьющий, – с ухмылкой пояснял он. – Молчит. Дневной свет ему мешает, и народу много. Такие головы делали еще задолго до рождения Христа, – рассказывал он дальше. – Ждали откровений, не припрятал ли где под землей покойный свои сокровища. В девятнадцатом веке знаменитый френолог Франц Галль… Не слышали о таком? Эх вы, пропойцы… Это австрийский ученый. Он считал, что по черепу можно узнать натуру человека. Поняли? Так вот, он выкрал из могилы голову композитора Гайдна. Ничего не слышали? – Рогов сочувствующе вздыхал. – Похожими идеями увлекался магнетизер Месмер, чародей граф Калиостро, который очаровал нашу матушку-императрицу Екатерину II. Вот, говорят, именно Калиостро и привез из Петербурга в Москву этот самый валун, под ним закопал свои сокровища.

– Здесь уже давно все перекопали, – перебивали его возбужденные выпивохи. – И ничего не нашли. Ни золота, ни драгоценных камней.

– Слышал, слышал, – отвечал Рогов. – И не найдут ничего. Секрет надо знать. – Он осматривал глиняную голову со всех сторон. – Все тайны в черепе. – Он стучал костяшками пальцев по глиняной голове. – Вот когда я умру, то вы закопайте меня под этим валуном. Я там поброжу, порасспрашиваю… Через пару лет достаньте мой череп. Обмажьте глиной… В ночь с 24 на 25 июня поднесите к губам зеркало и слушайте мой голос… с того света. Я расскажу вам, где хранятся сокровища Калиостро. Под землей много чего скрыто, – он замолкал.

Кто-то из могильщиков не выдерживал и выдыхал:

– И голова нам все расскажет?!

Рогов медлил, а через несколько секунд каким-то неестественным голосом, от которого мурашки бегали по телу, отвечал:

– Сначала поднесите зеркало к губам, как только появятся капельки испарений, я подам голос. Скажу, где копать, – и угрюмо добавлял. – Впрочем, едва ли вы что поймете. Боюсь, что заговорю на арамейском наречии. Да, кстати, одну такую голову я спрятал в квартире своей бывшей жены. Там же и мой тестамент. Хотя вам знать это все неинтересно, – он вздыхал. – Вам достаточно знать, что все человеческое заканчивается на кладбище.

Таков был этот Рогов. Мистик. Фантазер. Оракул. Но могильщики после его рассказов млели, испытывали жалость к себе и ко всему человеческому. У них горло сжимали спазмы, на глаза навертывались слезы. Раскупоривали еще одну бутылку. Потом Рогов, который совершенно не хмелел, рассказывал им что-то о французском философе Декарте, череп которого покоится в парижском музее человека, ему сделали такую же голову. Оказывается, и в известном романе французского писателя Александра Дюма «Королева Марго» королева-мать Екатерина Медичи спрятала отрубленную голову графа де Ла Моля. Она собиралась проводить с ней магические эксперименты, хотела услышать голос с того света. И «Голова профессора Доуэля» Беляева – это, по сути, завуалированная попытка проникнуть в потусторонний мир, завязать с ним контакты, и в сказках Пушкина говорящая голова могла поведать о подземных кладах…