- Простите, - официант, незаметно подошедший к их столику, заменил на столе две сахарницы с серым сахаром и с белым рафинадом.

- Да, да, - кивнул ему подбородком Дятлов. - А потом в моду вошли узкие брюки. Я, как раз, в юридический поступил. А-а, еще в моде были длинные волосы. Тех, кто их носил, называли хиппи или битлами. Была такая английская группа...

Николай, увидев на улице медленно идущего, опирающегося на тросточку Кораблева, невольно вздрогнул. Почему? Одет он был не в старое, длинное пальто, а в новое драповое пальто светло-серого цвета. Трость, как перчатки, и кожаная бейсболка у него были черными.

- Так вот, Коля, - повысил голос Дятлов, - Коля?

- Федор Викторович, перед вами сам Кораблев, посмотрите, - указал подбородком в сторону окна Синцов. - Вот о нем я вам говорил.

- Да, - глубоко вздохнул следователь, - а он уж и не совсем болен.

- Но это - он.

Кораблев, как будто специально, словно зная, что его кто-то рассматривает, остановился и, повернувшись лицом к кафе, стал рассматривать свое отражение в окне.

- Он нас видит? - поинтересовался Синцов.

- Не-а.

- вас познакомить с ним?

- Коля, ты, кажется, не понял, о чем я с тобой пятнадцать минут назад говорил?

- Да, да, - поднял ладонь Синцов.

- Он же фанат-сталинец. Ну, что я получу от знакомства с ним? Буду выслушивать о том, что когда-то кто-то был вором, да сейчас их еще больше стало, Коля.

- Он - материалист.

- Да, что вы говорите?!

- Мне кажется, что он до сих пор что-то делает. К нему приходит тот же Вертилов, та же Вертилова. А как вы думаете, зачем? - Синцов исподлобья посмотрел на следователя.

- Ну, видно, старик доводит его.

- Я же вам говорю, что он - материалист. Он знает, что Вертилов работал в той системе, которая стояла над простым людом, и ему было все равно, как они живут. У него главная задача состояла в том, чтобы самому хорошо жить. И, как они ему говорили, так и жил. Ему было все равно, хватает ли у людей спецодежды, исправны ли у них электрические и механические приборы, есть ли у монтажников-высотников страховые пояса. Все равно. Главное, чтобы в отчетах все красиво написать.

- О-о! - воскликнул Дятлов.

Николай глянул в окно и сам чуть не присвистнул. Напротив Кораблева, рассматривающего себя в окне, остановился черный джип и такого же цвета шестисотый "Мерседес". Два парня, вышедших из джипа и шедших в сторону Кораблева, были ему знакомы. Это они его как-то провожали, да, да, когда он встречался с мэром города, звавшим его работать к себе в должности пресс-секретаря.

Они подошли к Кораблеву, что-то сказали ему, но старик к ним не повернулся, а продолжал рассматривать себя в окне.

Один из парней, что-то сказав в гарнитуру, подвешенную у него на ухе, посмотрел в сторону "Мерседеса". Из него вышел мужчина.

- Опа! - невольно воскликнул Синцов. - Это - Паша Мысенко, пресс-секретарь губернатора, мой бывший однокурсник.

- Неожиданный поворот событий, - присвистнул Дятлов. - И какой у них интерес друг к другу?

- Знать бы, - прошептал в ответ Синцов.

- Погоди-ка, погоди-ка, а это не тот Кораблев, который в девяностых хотел организовать партию "За справедливость"?

- Стоп, стоп, - задумался Синцов. - Что за партия?

- Ее главная задача была в том, чтобы наказывать бывших и нынешних воров-администраторов, мошенников разных из администрации города, комбината.

- Как это понять?

- Да очень просто, таких как Вертилов, Киреев, и других. Да, да, наконец-то, - Дятлов принял из рук официанта блюдце с чашкой.

Мысенко подошел вплотную к Кораблеву и начал с ним о чем-то говорить. Парни, стоявшие рядом, осматривались по сторонам. Через несколько минут, Александр Иванович, приподняв свою трость, развернулся к кафе спиной и пошел к "Мерседесу". Машины уехали вместе с Кораблевым.

- Так неохота растягивать эту историю, Николай Иванович... - сощурившись, прошептал следователь.

- Вот и я о том же. Только никак не пойму, причем же здесь Мысенко? - отпив кофе, спросил Синцов.

- Вот и я о том же. Не с приближающимися ли выборами это связано? Может старик кого-то начинает запугивать, требуя мзду?

- Федор Викторович, так ноябрь на календаре.

- О-о, сударь, так до сентября почти ничего не осталось. Особенно для тех, у кого не только руки, а и рожа хорошо запачкана, - вздохнул Дятлов и сделал несколько шумных глотков чаю. - Ладно, закончу это дело и в отпуск пойду. Скоро зима, а сестра давно меня к себе зовет в деревню. Недельки отойти от своих дел навряд ли хватит, но у нее муж - любитель баньки, а если еще после нее за стол сесть с разносолами разными: сальцо с хлебушком, картошкой вареной иль варениками с кислой капустой, да чарочку-другую под настроение, оттаю быстро, - мечтательно разулыбался следователь.

- А как насчет того, что я "плыл" в их доме? У Вертиловых! - напомнил Синцов. - Когда она меня чем-то отравила?

- Да помню, помню, - растаяла улыбка на лице следователя. - Все помню, Коля, все! Ладно, - и оставив на столе пятьсот рублей, Дятлов пошел к выходу из кафе. - Созвонимся завтра или послезавтра, не теряйся только, жду твоего нового детектива.

- 3 -

А он не писался, хотя уже был почти готов, но Николай последние несколько глав отложил в сторону и работал над другой концовкой рассказа, которая должна была соответствовать настоящим событиям. И, вот, все застопорилось. Сначала все хорошо шло, плавно одна история перетекала в другую, погружая героя в нелегкие, даже жесткие события, из которых, казалось, уже совсем невозможно ему выбраться живым или не сошедшим с ума. А, вот, теперь этот герой остался один на один с судьбой, которой начал управлять не он, а колдун. А почему колдун, а не друг его, к примеру?

А, может, действительно, прав Дятлов, что все здесь построено на человеческой жадности, желании забрать себе все богатства другого человека, который их зарабатывал всю жизнь. И кровь капает с зубов этого человека, нет, он не волк. То животное имеет совесть, сыто - не тронет и другим не даст. Нет, он - лев, который голоден, он забирается в чужой прайд и начинает убивать в нем львят, только потому, что они...

Николай отодвинулся от стола и посмотрел на последнюю подшивку газет.

"Так, так, если так, то дело не пойдет, - сказал он себе. - Зачем я сюда, в читальный зал библиотеки, пришел? Зачем? Фу-у, - вздохнул он. - Мне нужно найти информацию про Кораблева и его партию. Он же - бывший коммунист-фанат, и Дятлов сказал, что он пытался создать какое-то экстремистское подполье в коммунистической партии или вне ее, чтобы наказывать виновных. А, может, он ошибся?"

Николай посмотрел на год, в котором выходила эта газета. Тысяча девятьсот девяносто четвертый.

"Двадцать лет назад она выходила. Двадцать! Это ж, сколько мне было лет? Двадцать четыре. Нет, двадцать три года, и мне в том возрасте было, похоже, наплевать на все политические битвы. Так?"

В одном из февральских номеров газеты, на ее первой странице его внимание привлек крикливый заголовок: "Я за то, чтобы возродить "Народную волю". И под ним тем же шрифтом, но чуть поменьше напечатан подзаголовок: "На нашем флаге будет портрет не Владимира Ульянова (Ленина), а Александра Ульянова, его старшего брата".

"Громковато сказано, - с интересом подтянул к себе стопку газет Николай Синцов, и, еще не начав читать эту статью, начал вспоминать. - Александр в тысяча восемьсот восемьдесят седьмом был революционером-народовольцем и покушался на российского императора Александра третьего, и был за это повешен. Да уж, и кто так громко кричал об этом?" - и начал глазами просматривать текст.

Нет, это был не Кораблев, а Коравлев. Он - работник химического комбината, бывший партиец.

"Коммунист, значит? И к чему он призывает?"