Девять единорогов стояли кругом и их копыта тонули в зеленой густой траве. Только они и никого больше, не считая "госпожи" и того, кто её привел. Дети зимы были бледны, казалось что-то или кто-то выпил весь их свет, опустошив до дна. Лишь молочно-жемчужные рога сверкали бликами солнца. Десятый единорог лежал в траве. Он уже не мог подняться на ноги и было видно, что никогда больше этого не сможет.

Если бы у Эйриэн сохранились воспоминания, то она узнала бы его. Это был тот самый этэн, который сражался с ней плечом к плечу против шаманов орков. После боя у него появилась одна очень запоминающаяся примета - обломанный рог.

Единорог умирал. Это чувствовалось на расстоянии и вызывало боль во всем теле. Его собратьям, наверное, было еще хуже, чем эльфийке, ведь это умирал их родич. Он не хрипел, как обычные кони, не плевался пеной и кровью. Он просто неподвижно лежал в траве, хлопал длинными пушистыми светло-зелеными ресницами и переводил взгляд с одного стоящего единорога на другого, словно прощаясь. А еще он угасал, как лучина, время горения которой подходило к концу, таял, словно свет звезд пред наступлением утра, исчезал, будто легкий осенний туман под безжалостными лучами солнца.

Дети зимы расступились, освобождая место в круге для девушки. Она приблизилась, и когда взгляд умирающего упал на неё, воспоминания вспыли в её голове, но они были еще нечеткими, размазанными, как если бы она смотрела на них через размытое окно, заливаемое непрерывными потоками струй дождя.

Мгновение и единороги все разом, словно повинуясь единому порыву или движению мысли, сделали шаг вперед и склонили головы, коснувшись рогом умирающего собрата. Зимний конь совсем поблек, затем он вдруг засветился, засиял и рассыпался на мириады ярких блестящих искр. Его не стало... Лишь рога родичей сверкали, впитав в себя часть его жизненной магии и напоминая о том, как скоротечна жизнь даже тех, кто живет столь долго.

Смерть единорога была такой красивой и вместе с тем такой печальной. Боль прорвалась слезами. Эльфийка поднесла к глазам пальцы и с удивлением обнаружила на них капли влаги. Она не понимала, что с ней происходит и почему ей одновременно так томительно больно и так мучительно сладко.

В траве остался лежать лишь обломок рога, переливающийся разноцветным искрами. И сама трава, казалось, стала гуще, ярче, сочнее в том месте, где умер единорог. Жалобно застрекотали кузнечики, ветер всколыхнул ветви ларенхали, подхватывая их печальную песнь и унося её в вышину, словно невидимый почтальон, передавая весть о кончине всем, до кого мог домчаться. По краям поляны начали распускаться разом все цветы, откуда-то поналетели белые бабочки - большие, средние, маленькие и совсем крохотные. Они плотно-плотно расселись на траве, рисуя своими крыльями фигуру лежащего единорога. Нежные тонкие крылья трепетали и еле слышно шелестели.

Единороги дружно отступили на шаг назад, поднимая головы. В этот момент бабочки белокрылой стаей сорвались с травы и взмыли в синеву неба. Лишь несколько штук задержались, присев на рога зимних коней.

"Подойди, сестра, и возьми рог моего брата в память о битве", - раздался в голове у девушки перелив колокольчиков, который на самом деле был голосом Алаты.

Эльфийка совсем по-детски размазывая кулачками слезы на щеках и тихонько всхлипывая, повиновалась этому безмолвному мягкому приказу. Она подошла к обломку, присела на траву и взяла прохладный осколок в руки. Задержавшаяся бабочка, часто хлопая крыльями, белым воспоминанием полетела прочь. Чистый сияющий фрагмент рога слегка дрожал от наполняющей его магии.

"Мы выполнили свой долг. Теперь мы можем уйти, помните о нас и помните о том, что любой, знающий язык леса может попросить у нас помощи, и мы поможем", - Алата напоследок дотронулся до лба девушки своим рогом, развернулся и не спеша пошел в сторону Заколдованной рощи. Остальные единороги по одному последовали за ним.

Девушка, сидящая на траве, не могла вымолвить ни слова, со слезами на глазах безмолвно провожая уходящих детей зимы, крепко сжимая в ладонях подарок и напоминание о дружбе и боли. Она видела, как невесомые хрупкие создания дошли до кромки леса, обернулись, словно прощаясь, - даже отсюда были видны их пронзительно-зеленые грустные глаза, и скрылись среди толстых необъятных стволов, хранящих тайны рощи, как зеницу ока. Ларенхали торжественно запели на высокой ноте, достигнув апогея, и мелодия стала затихать, пока не превратилась в еле слышный ненавязчивый мотив, гармонично сливающийся с окружающей природой.

Боль наполняла сердце эльфийки и находила выход в слезах. Они текли по девичьим щекам и, скатываясь по подбородку, капали вниз, разбиваясь об обломок сияющего рога в мельчайшую невесомую искристую пыль.

- Ваше величество, королева... Эйриэн, - Келл осторожно дотронулся до плеча дочери весны.

Звук собственного имени, которое она, наконец, четко услышала, взорвался в голове, словно магической вспышкой. Воспоминания обрушились на неё непрерывным потоком водопада, четкие, ясные, словно это происходит здесь и сейчас, фрагменты памяти всплывали, вспыхивали и гасли, чтобы мгновенно смениться новыми, спешили, торопились, обгоняли друг друга, смешивались, как в причудливом фантосмогоричном калейдоскопе.

...Голос матери, поющей колыбельную; топот маленьких бегущих ножек, гулко отдающийся в коридорах дворца; родители, сидящие на тронах в зале для приема; горечь от их отъезда...

...Над головой переплетающиеся ветки ларенхали, запах прелых листьев, тишина Заколдованной рощи; горестные вздохи Николо; насмешливый голос поющего Веселого Соловья; хмурые лица королевских советников; затейливые кривые улочки Серого квартала...

Эйриэн стиснув зубы, сжалась в комок, до боли в побелевших пальцах вцепившись в рог единорога. Голова, казалось, вот-вот разлетится на части, не в силах выдержать напора воспоминаний. А они все продолжали сыпаться и сыпаться, будто горох из дырявого мешка.

...Нежданно нагрянувшее посольство орков; горящие бешенством глаза волкодлака; знакомство с Арейоном; рушащиеся стены склепа, служившего домом Литавию; бешеные "догонялки" с шаманским огнем на окраине Эсилии; смертельная скачка до Анории...

Битва.

Смерть Ивэна...

Королева прикусила губу, не в силах поверить, не в силах вновь пережить эту невыносимую утрату. Крохотная надежда тлеющим огоньком вспыхнула в сердце. Что, если все это не правда, а лишь дурной кошмарный муторный сон, шаманское наваждение, вызванное, чтобы сломить её дух, уничтожить без оружия лишь одной этой мыслью, лишь одной этой болью?! Что если ничего еще не случилось и она все еще стоит вместе со всеми на поле в ожидании боя, заслушавшись шаманских бубнов, отбирающих желание жить, подавляющих волю?!

Эйриэн стремительно вскочила на ноги, вцепилась в Келла, приподняла его над землей:

- Где Ивэн?! - громко закричала она ему в лицо.

Мальчишка, нелепо бултыхая ногами в воздухе, испуганно уставился на свою королеву. От её внезапной смены настроения, причины который ему были неизвестны, он потерял дар речи и смог лишь поднять руку, чтобы указать нужное девушке направление. Эльфийка отбросила слугу в сторону, как котенка и побежала туда, куда он её направил.

Путь девушки пролегал вдоль края походного лагеря. Она искала отца среди воинов, как если бы он был жив. Вокруг тайного советника постоянно толпился народ - солдаты, слуги, шептуны, просто преданные люди. Ивэн всегда был окружен теми, кто по одному его слову был готов отдать свою жизнь, готов был выполнить любой его приказ, слепо повинуясь и не размышляя, только лишь потому, что этот приказ исходил от человека всецело и бесконечно преданного своему отечеству и своей королеве.

Но тайного советника нигде не было видно, а воины, столкнувшись с девушкой взглядом, узнав в ней королеву, поспешно, повинуясь какому-то всеобщему чувству вины, отводили глаза в сторону. Эйриэн не хватило духу подойти к кому-либо и спросить, где она может найти Ивэна. Она все еще отказывалась верить в произошедшее, и надеялась, что ей просто приснился, привиделся кошмар.