И негоде бысть безумнымъ людемъ, сихъ боговъ не доверяху бо имъ, ниже смеяху положити на нихъ совершенную надежду, и въ лепоту не бысть бо на кого уповати. Но имеяху еще и болей боговъ!.. Си есть Хорса, Дажбога, Стрибога, Семаргла, Мокоша, иныи же кладяземъ, езеромъ, рощениямъ - жертвы приношаху. Отъ сихъ единому некоему богу на жертву людей топяху, ему же и доныне в некоихъ странахъ безумныи память творятъ: во день пресветлого Воскресения Христова, собравшеся юнии и играюще, вметаютъ человека въ воду, и бываетъ иногда действомъ тыхъ боговъ, си есть бесовъ, - яко пометаемыи во воду, или о древо, или о камень, - въ воде разбиваются и умираютъ или утопаютъ. По иныхъ же странахъ не вкидаютъ въ воду, но токмо водою обливаютъ, но единаче тому же бесу жертву сотворяютъ! [ПСРЛ, 1845, т. 2, с.257].
Обряд чествования "некоего Единого Бога" включает торжественное метание избранного миста в воду (как ныне мечут в бассейн тренера занявших 1-е место ватерполистов) - с риском разбиться насмерть (оказаться восхищенным божеством), но без безусловного убиения. Это правдоподобно: к Пасхе проточные водоемы освобождались от льда. Но это разводит божество, помянутое здесь, с Перуном - названным летописью самым первым, однако, чуждым культа воды, и, как будто (по не слишком достоверным православным писаниям), требовавшим жертвоприношений кровавых... Создается впечатление, что этот летописец отлично знал о единобожии славянских язычников. Но на место языческого Единого Бога, - слишком уж схожего с иудео-христианским б-жеством, - он предпочел поставить безопасного (своей идеологии) "идола русского": Перуна - не претендовавшего на статус божественного универсума.
Кем был бог, чтившийся язычниками в Воскресение Христово? Новые евреи - православные считают Пасху, отталкиваясь от даты Пасхи еврейской. Но в католических странах (какова была Речь Посполитая) сохраняется старейшая - бытовавшая в Древней Церкви астрономическая традиция исчисления Пасхи: 1-я неделя убывающей Луны по Весеннем Равноденствии. Это время могло иметь языческое происхождение: как мы видели, свита Солнечного Огня состояла из 30 "сестриц", по числу дней в регулировавшем менструальный цикл лунном месяце.
Указание, присутствующее в антиязыческой литературе, привязанное к Пасхе, говорит о русалках, о культе живого огня и о почитании покойных предков язычниками в это время: "Стоглав" упоминает, что нечестивые двоеверцы в Страстной четверг встречают пробуждающихся русалок, жгут снопы соломы(жита) и выкликают покойных предков. "Техническое" значение выкликаний женщинами предков в эти дни было выявлено учеными: по характеру эха определяется, насколько возобновилось обращение соков в плоти лесных деревьев, сколь скорое лето предсказывают лесные деревья. Связь с русалками, как и с навьями (умершими), становится понятной: весной они покидают Подводное царство и сидят на деревьях.
Страстной четверг напоминает о другом языческом дне, и тоже русальем четверге: Семике, - тоже привязываемом к Воскресению, справляемом в 7-ю седмицу. Устойчивое же сопровождение, связь с русалками единого славянского бога имеет общеизвестную параллель: бога Вотана. Генетическое тождество русалок - вил (= волосынь-Стожар), исходно принадлежавших огненной стихии [Н.Ильина "Изгнание норманнов", 2010, с.153], с валькириями было доказано [Ф.И.Буслаев Соч., 1861, т. 1, с.с. 240-242].
Русскому богу Волосу, равному Христу, германский Вотан соответствовал - вплоть до этимологии имени ["Мифологема женщины-судьбы у кельтов и германцев", 2005, с.105]. А светский, деловой памятник "Хождение за три моря" сохранил указание на генетическую принадлежность русалок - волосынь, спутниц Волоса, на Космическое их происхождение (Волосожары - Плеяды). Выписанная с Украины перед Сочинскими Олимпийскими играми, для завоевания первенства в танцах, фигуристка - носит родовое прозвание, сохраняющее имя служительниц Верховного божества.
Волос христианскими повествователями числился лишь "скотьим богом", покровителем обогащения. То, что обогащение и "бог" слова однокоренные, известно само по себе, но огромные пространства компетенции Волоса христианами оказались пропущены, как несущественные, или замолчаны (как "дьявольские").
Имя Волоса и Волосынь - указует, наряду с прочим, на самую быстрорастущую - и, одновременно, самую насыщаемую половыми гормонами часть плоти. Не случайно, именно она оставляется в память о себе, любимыми, а также предками - потомкам: если не предвидя, то предчувствуя надежду на плотское воскресение в будущем. Воскресение - сулимое языческим божеством (кресать - значит высекать огонь, исходно присущий "плоти": ПЛАМЕНИ человеческого тела), было верным предвидением. Генетическая реанимация (в бульварной литературе "клонирование") - станет реальностью уже в следующие десятилетия [см. httpkaf-fiz-1586.narod.rukruzhokstem_cells.pdf]. Потому столь ненавистно оное таким манипуляторам профанными массами, как российские иудео-христианские госчиновники и попы: самозваные распорядители жизни "будущего века"!
Почему замалчивалось имя и деяния Волоса в прошлом? Можно думать, на православный взгляд, некоторые стороны деятельности Русского Бога - борцам за т.наз. "нравственность" представлялись настолько неприличными, что исключалось само их упоминание. На это наводит краткость справки Густынской летописи на него, названного 2-м (назвать 1-м, ничего не назвав по существу, было бы просто неприличным), но описанного минимально.
3.НИЗВЕРЖЕНИЕ "ДУХОВНЫХ СКРЕП"
Другая причина умолчаний имени Волоса христианами - это, в принципе, незначительная роль его, как божества, в медиаторстве земных деяний, - сравнительно с тварными исполнительницами его воли, на христианский взгляд, совершенно непристойными. Велес (Вълесъ) - это ведь просто (Въ)Леший: божество движущегося времени (Кронос) - ипостась Сварога (божества Солнца: источника энергии). Как Кронос, он лишен постоянного облика.
А природа вестниц Волоса - была изучена Михаилом Ивановичем Стеблиным-Каменским:
В образах героинь Эдды бросается в глаза прежде всего то, что они, как правило, раздваиваются: с одной стороны - женщина в трагической, но вполне реальной ситуации; с другой (параллельно, но не одновременно!) - существо сверхъестественное по своей природе, способное совершать то, что не под силу совершить людям, и обладающее знаниями и мудростью большими, чем те, которые доступны людям.
<...> Песни, в которых в основном идет речь о героине, а не о герое, потому, как правило, героические элегии (т.е. представляют собой рассказ о переживаниях), что искони, с тех пор как стали возникать героические сказания, героя в них характеризовало совершение подвигов требующих физической силы (то есть воинских побед), тогда как героиню характеризовали проявления силы духа и силы чувства. Что, в конечном счете, объясняется чисто физиологическими причинами, меньшей физической силой женщины и ее более трудной ролью в продолжении человеческого рода. Несомненно, именно это моральное превосходство героинь над героями и было тем, что искони заставляло находить в женщинах нечто священное (ср. известное высказывание Тацита: "Они думают, что в женщинах есть нечто священное и вещее, не отвергают с пренебрежением их советов и не оставляют без внимания их прорицания", "Германика", 8). Но в таком случае, очевидно, что раздвоение образа героини на человеческое и сверхчеловеческое, другими словами - выделение в нем сверхчеловеческого, представляло собой неосознанную попытку образно выразить то, что в женщинах искони представлялось сверхчеловеческим, священным, божественным [М.И.Стеблин-Каменский "Валькирии и герои"\ Известия АН СССР, сер.лит. и языка, т. 38, ?6, 1979, с.с. 435-437].
