- Так, что у нас с работой на ближайшие дни? Недели? – все-таки попыталась подытожить ситуацию я.

- После презентации в клубе я расскажу вам, пока точно не решили. Я позвоню, или сам найду вас, посмотрим.

Неожиданно в комнату зашла Женя, держа в руках папки со всякой документацией. Она, заметя нас, улыбнулась и поздоровалась. Мы приветливо кивнули ей. Женя – наш PR менеджер и человек по работе со СМИ. Молодая девушка, выпускница МГУ. Одним словом – все, как надо.

- Борь, звонили с журнала «Все звезды», спрашивали на счет презентации альбома, они присутствовать хотят. Я им пропуски сделаю?

- Конечно, – он довольно щелкнул пальцами и утвердительно кивнул, – Не хочешь кофе? Мы тут с девочками обсуждаем ближайшие дела.

- А-а, – протянула она и понимающе кинула на нас взгляд, – Девчонки, все будет в шоколаде, предложений море!

Конечно, будет! Мы и сами знаем. Не так, как раньше, но будет. И все снова будут кричать, визжать, плакать, убиваться, может быть мастурбировать. Там уже как пойдет. «Каждому – свое», – как всегда философски поясняю я, трепетно сомкнув ресницы. Скоро станет все, как раньше. Начнутся гастроли, новые песни, новая публика. Почти все так же…

Гауди – это совсем не площадка в Токио Доме, это совсем даже не похоже на площадку в Токио Доме. Это всего лишь небольшой клуб, хотя и весьма удобный, я бы даже сказала – уютный, для нашего выступления. Для представления альбома «Люди инвалиды». Весьма неплохо. Отвыкнуть от роскоши за два года – не сложное дело. Отвыкнуть от работы – тем более. И сейчас придется нелегко, чувствует мой позвоночник. И сейчас будет, возможно, еще сложнее, чем раньше, чувствует Юлькины лопатки. Примерно там и красуется ее татуировка. Ее иероглиф, что означает – запретная любовь. Но я считаю, что запретной любви не бывает, это все чьи-то выдумки. Ну уж не Волковой – так точно. Это кто-то придумал – запрет. Но что есть запретного в любви? Любовь – не запрет. Любовь – это преодоление инстинкта, как бы сказал Ваня. Ну это все не важно. Теперь у нее татуировка, и, наверное, это единственное, что напоминало бы о прошлом. Не сейчас, а спустя много лет. Спустя десяток лет, когда она обзавелась детьми, а мы уже не были вместе. Только глядя на свою татуировку, она могла вспомнить о том, что было когда-то. Давно-давно. Что было что-то такое, что именуется «Запретной любовью». True love, черт возьми, это! И спустя столько лет это уже не казалось запретным, это было всего лишь воспоминанием. Не более того…

Воспоминанием…

И татуировка. И я. И самый успешный музыкальный проект «t.A.T.u.».

Этот день выдался каким-то непонятным для меня. Хорошим или плохим – я не поняла спустя даже несколько дней. Утро не предвещало ничего хорошего. Утро не предвещало ничего плохого. Утро, как утро. Солнечное, холодное – типичное для осени. Вечером – выступление в «Гауди», вечером – начало новой жизни. Хотя это сказано слишком преувеличено, но факт оставался фактом. Это слишком волнительный день, как для меня, так и для Юли. Ее совсем короткие волосы упоительно пошатывались на ветру, в то время как мы спускались к водителю. Уже в полдень мы должны были быть в клубе. Ее черные, смольные волосы упоительно улыбались сегодняшнему вечеру. Тату возвращаются. И теперь начнется все снова. Водитель приветливо улыбнулся нам. Мы сели в салон и поехали к месту. И все это время мягкий Юлькин затылок улыбался мне, будто успокаивал. Я – не она, я ужасно волнуюсь. В «Гауди» должна была быть уже наша команда и все те люди, которые так готовились к этому. Журналисты и прочие люди из СМИ должны были прибыть только к четырем-пяти вечера, чуть раньше, чем начнется основная часть. Проезжая мимо основного клуба, я заметила, что уже стоят несколько фанатов, которые так ждут нас. И очередной раз, я зацепилась взглядом за умиляющийся Юлькин затылок.

Мы вошли в клуб спокойно. Не как обычно – пробираясь через густую толпу фанатов, орущих что-то, что невозможно было разобрать. Через толпу фанатов, которые сделают все, что угодно, лишь бы потрогать тебя, выдрать клок волос на память. Они сделают что угодно… Но сейчас все было спокойно. И мы уверенно зашли внутрь. Здание было в самом разгаре подготовки. Носились какие-то люди туда-сюда, украшая помещение. Какие-то люди завозили выпивку для бара, какие-то продукты для буфета. Все было предусмотрено. Мы, проходя через все это, заметили и нашего горе-продюсера. Якобы продюсера. Стремительно подошли к нему и поздоровались.

- Привет, ну что? Все готово? – заверещала Волкова, осматриваясь по сторонам.

- Все в процессе. Давайте, Женя вас проводит в гримерку, вы там расположитесь и потом выходите на репетицию. Если хотите, перекусите, – Ренский добродушно улыбнулся, подталкивая Воеводину к нам.

Девушка, что-то рассказывая по пути, проводила нас в гримерку и дала на всякий случай ключ от нее.

- Как будете готовы – выходите к нам, будем репетировать. Музыканты уже здесь, – отозвалась она и упорхнула в неизвестном направлении, по привычке держа в руках кучу документации.

Такова уж Женина работа.

- Ну, как тебе? – спросила Волкова, закрыв зачем-то дверь.

Видимо, увидев мое удивление, она тут же пояснила.

- Не хочу, чтобы нас беспокоили, – спохватилась она и подошла к столику с напитками.

- Здание прикольно оформили, мне нравится. Ярко так! – улыбнулась я, уже тыря бутерброд, – Хочу есть, как скотина.

Волкова хрипло засмеялась и последовала моему примеру, съев пару бутербродов.

- Ну да, ничего так, – согласилась та, присаживаясь на стул, – Думаешь, много народу придет?

- Не знаю, во всяком случае, рекламу обеспечили нам хорошую, а там посмотрим.

- Да кому известны старушки «Тату»? Тем более без юбок, мокрых блузок и без главной фишки?

- Имеешь в виду поцелуй? – я почему-то снова засмеялась.

- А что еще? Что им еще надо этим извращенцам?

- Ой, кто бы говорил! – весело протянула я и закатила глаза, – Брось, нужно быть совсем слепыми, чтобы понять, что мы далеко не лесбиянки! Это же очевидно! Тем более что прошло уже два года…

- Два года… – повторила она и прикрыла глаза.

Ее мягкий, шерстяной затылок грустно улыбнулся мне.

Прошло уже два года… Целых два года. Любой бы мог позавидовать нашему отдыху. Любой артист. Но это слишком – по крайней мере для меня. За эти два года можно было бы провести сотни концертов, дать тысячи интервью и сказать, в конце концов, миллионы слов, можно было бы в десятки раз больше смеяться, было бы больше поводов плакать, злиться, да много бы чего могло быть. Если бы эти два года мы не страдали херней…

Именно этим!

Еще около двадцати минут мы копались в гримерке, а только затем вышли репетировать. Музыканты уже стояли на сцене и ждали нас, Борис стоял внизу, руководя процессом, а Женя все еще носилась с документацией в руках и говорила, что и как нужно поставить в зале. Такая уж у нее работа. День стремительно приближался к нашему выступлению. В зале становилось все больше и больше народа, все больше и больше людей. И мое сердце начинало биться с каждой секундой все быстрей и быстрей. Скоро все случится…

Мы должны были вот-вот начинать, едва закончив интервью на канале MTV. Мы должны был начинать, но Юлька почему-то стала мельтешить. Бегала около Митрофанова, отмахиваясь от камер. И главное, что ее затылок дал мне понять, что что-то не так. Мое сердце дало мне понять, что что-то не так. Я нигде не могла найти Бориса, каких-то знакомых лиц, и даже вездесущей Жени. Каждую минуту меня отрывали фанаты, прося сфотографироваться. Но я же не могу отказать? Нет, могу! Но не отказываю… Время поджимало, и я понимала, что нам нужно выходить на сцену. Поэтому, прекратив поиски кого-то, я вышла за сцену. Юля все еще разговаривала с Митрофановым.

- Нам нужно начинать, – несмело, но требовательно прервала ее я, – Музыканты ждут. Время… – я тыкнула пальцем в циферблат.

- Да-да, – наспех ответила она, отмахнувшись, – выходим сейчас.